«Русская национальная идея состоит в том, чтобы спасать от агрессивных соседей малые народы и народности, не получая с того ни экономической, ни политической, а во многих случаях даже и территориальной выгоды, а напротив — огребая кучу проблем, лишений и неприятностей», — написал недавно писатель-фантаст Сергей Лукьяненко. Поводом к такому заключению послужил конфликт вокруг Южной Осетии и Абхазии. Но эти события стали не первыми (и, судя по всему, не последними) в ряду схожих в российской и советской истории. Достаточно взглянуть на прошлое одного из самых взрывоопасных регионов – Балканского полуострова.

НЕВЕЗУЧИЕ

Начиная с XIV века балканским христианским странам, мягко говоря, не везло. Православная империя Византия стремительно дряхлела и не могла защитить от внешней агрессии даже себя, не говоря уже о соседях. При этом католическая Западная Европа (набирающая силу после Великого раскола 1054 года между католиками и православными) не считала себя обязанной помогать последним. Поэтому, когда турки-сельджуки решили расширить границы своих владений, это им удалось за неполное столетие.

Сначала они полностью завоевали оба болгарских царства – в 1393 и 1396 годах. Сербии после тяжелого поражения на Косовом поле в 1389 году удавалось сохранить куцую автономию до 1459 года – времени включения в состав Османской империи, столицей, которой после захвата в 1453 году стал древний Константинополь. В XV веке вассалами Порты признали себя княжества Молдавии и Валахии. У них, впрочем, довольно долго получалось сохранять относительный суверенитет и проводить достаточно независимую внешнюю политику. Хотя ни то ни другое не отменяло необходимости выплаты большой ежегодной дани султанам под угрозой кровопролитных карательных акций.

«Белой вороной» в ряду жертв османского порабощения оставалась Черногория, которой, несмотря на притязания турок, удавалось с перерывами сохранять почти полную независимость, пусть даже и ценой непрекращающихся войн. Кстати, в Черногории в XVIII веке установился уникальный для православного государства режим теократической власти – его возглавлял глава церкви, митрополит. Престол, как в Египетской церкви византийских времен, переходил от дяди-монаха к племяннику, причем, правление каждого из первых иерархов продолжалось по полвека. Для периода внешних войн и внутренних смут – ситуация уникальная.

Неплохо устроилась и часть греков, особенно из Фанара – одного из кварталов Константинополя. Их ученость, богатство и просто природная хитрость открыли путь к государственным должностям Османской империи. Дошло до того, что с начала XVIII века султаны назначали из числа фанариотов (точнее, банально продавали им это место) господарей Молдавии и Валахии. Поэтому местное население ненавидело своих новых, вроде бы как единоверных незваных владык, едва ли не сильнее, чем собственно «басурман».

КОРЫСТНЫЕ ЗАЩИТНИКИ ВЕРЫ

На этом фоне на международную арену все увереннее выходит новый игрок – Россия. У нее есть для этого идеологическая подоплека – теория «Третьего Рима», преемника единственного хранителя «истинной веры» — православие. Естественно, с необходимостью защищать веру не только у себя, но и в странах, где она подвергается гонениям.

В допетровскую эпоху внешняя политика Москвы на этом направлении находилась в рудиментарном состоянии, хотя еще при Иване Грозном были попытки оказания военной помощи грузинским царствам, страдавшим то от турецкой, то от персидской агрессии. Петр I хотел достичь на южном направлении куда больших результатов, но вынужден был отвлечься на более важную на тот момент задачу – «прорубание окна» в Европу на Балтийском море путем войны со Швецией. Прутский поход 1711 года, после вступления в войну Турции, спровоцированного усилиями находящегося там в изгнании Карла XII, закончился для русской армии неудачей. Россия потеряла ранее завоеванный Азов, а ее союзники-молдаване — еще и возможность иметь во главе соотечественника. Именно с того времени их престол стали занимать турецкие назначенцы – греки-фанариоты.

Преемники Петра продолжили его антитурецкую политику. Правда, весь XVIII век она проводилась под влиянием относительно рациональных причин – завоевания Россией выхода к Черному морю и избавления южных рубежей от татарских набегов, чему и положило конец присоединение Крыма. Защита «православных братьев» если и имела место, то как «побочный продукт» успешных кампаний. Так, после заключения Кючук-Кайнарджийского мира в 1774 году княжества Молдавии и Валахии должны были перейти под покровительство России, что значительно приблизило их полную независимость.

Воинственные султаны так просто не смирились ни с возрастанием роли России, ни с потерей Крыма. Москве пришлось провести еще несколько победоносных войн – в конце XVIII-начале XIX века. Но и они не были чистым «выполнением интернационального долга» — россияне получали довольно существенные территории. Так, в 1791 году к России отошли земли между Южным Бугом и Днестром, а в 1812 году, после блестяще завершенной Кутузовым накануне нашествия Наполеона кампании – Бессарабия (нынешнее Приднестровье), а также территории на Кавказе. Заодно от Турции вновь добились гарантий внутреннего самоуправления молдавско-румынских княжеств и впервые таких же условий для Сербии.

ЗА БРАТЬЕВ-ГРЕКОВ

Казалось, могучая империя может почивать на лаврах, понемножку наращивая свои территории на Кавказе и в Средней Азии путем маленьких победоносных войн с ослабевшими исламскими соседями. Однако в 1821 году в греческих провинциях Османской Порты вспыхнуло национально-освободительное восстание, и заслуженный вооруженный покой накрылся медным тазом.

Первоначально император Александр I был не в восторге от инициативы «православных братьев»-греков. До поры до времени идея «стабильной Европы», реализации которой победитель Наполеона и посвятил оставшуюся жизнь, перевешивала симпатии к единоверцам. А солидарность к коллеге-венценосцу, турецкому султану – сочувствие к проблемам бунтовщиков.

Турецкое правительство само взорвало ситуацию своим радикализмом – в духе недавней попытки «окончательного решения абхазско-осетинского вопроса» официальным Тбилиси. Разница лишь в том, что обстрел «Градами» был с успехом заменен «братской помощью» Стамбулу формально османского, а фактически вполне самостоятельного Египта. Его войска, начиная с 1826 года учинили такую резню на населенных греками территориях, что «филэллинские» настроения стали доминировать даже в самых консервативных умах не только России, но и Европы.

В Грецию начали массово стекаться добровольцы – самый знаменитый из которых, поэт-бунтарь лорд Джордж Гордон Байрон умер в осажденной крепости Миссолонги. А Россия начала оказывать восставшим широкомасштабную помощь деньгами, людьми и оружием. Этому не помешал даже страх нового императора Николая I перед революцией после еле подавленного восстания на Сенатской площади. Николай резонно решил, что идея помощи угнетаемым единоверцам неплохо способствует объединению нации.

Российское влияние в мятежных греческих провинциях окрепло после избрания в 1827 году президентом Греции экс-министра иностранных дел при Александре I графа Каподистрии. Тут уже зашевелились и европейские правительства, до сих пор с олимпийским спокойствием взиравшие на героический порыв сограждан, добровольно отправлявшихся помогать угнетаемым христианам. «Мало русским добивать Османскую империю, расширяя свое влияние в регионе – они еще и Грецию под свой контроль готовы поставить!», — возмутились европейцы.

Срочно созванная международная конференция с участием России, Британии и Франции потребовала от султана прекратить «этнические чистки» греков. Но Стамбул не спешил выполнять эти требования, и в октябре 1827 года объединенный флот союзников в битве при Наварине разгромил турецкие военно-морские силы.

Разъяренный султан, пользуясь своим официальным титулом халифа (повелителя всех мусульман) объявил газават. Правда, только России, но не ее партнерам по Наваринской битве. Заодно Порта разорвала все ранее подписанные с Россией договоры, поставив под вопрос итоги былых российских побед. В начале 1828 года русский император официально объявил войну Турции (предыдущее Наваринское сражение было «операцией по принуждению к миру» – без формального разрыва дипотношений).

Военные действия на Кавказском фронте хотя бы принесли «прирост» российской территории черноморским побережьем Грузии севернее Батуми, а итоги балканской кампании оказались спорными.

К мужеству российских солдат никаких претензий нет. Армии Витгенштейна удалось постепенно разбить превосходящие силы Хусейн-паши и захватив Адрианополь, выйти на дистанцию последнего удара перед Константинополем. Правда, из 95 тысяч русских солдат, выступивших в поход на Балканах, в армии к тому времени осталось всего 17 тысяч. Остальные пали даже не столько от вражеских пуль, сколько от болезней. Султан поспешил заключить Адрианопольский мир, в котором признавал независимость Греции, и вновь подтверждал автономность Молдавии, Валахии и Сербии.

Однако блестящая военная победа России была вновь успешно нивелирована ее союзниками на фронте подковерных интриг. Сначала после серии заговоров в 1831 году был убит пророссийский греческий лидер Каподистрия. Ему на смену Франция и Великобритания протащили баварского принца Оттона. Полному торжеству Парижа и Лондона мешало только то, что Оттон пытался вести себя не столько профранцузски или проанглийски, сколько пробаварски, вплоть до того, что ввел в страну войска из числа соотечественников, и их же назначил на все мало-мальски влиятельные должности. Такая политика разозлила даже Россию, которая при поддержке Британии (редчайший случай в истории) инспирировала в 1843 году мини-переворот. Он хоть и не лишил баварца власти, но поставил его под контроль Конституции и возвративших влияние этнических греков.

Впрочем, Оттон недолго обижался на Москву и даже оказал ей некоторую поддержку в ходе Крымской войны 1855-1856 годов, ударив по Турции с целью захвата новой порции исконно греческих территорий. Но это, пожалуй, был самый последний эпизод благодарности греков за оплаченную десятками тысяч русских жизней независимость. После смерти короля в 1863 году греческий престол перешел к принцу датскому – Георгу I, правившему последующих полвека с ярко проанглийской ориентацией. Вскоре Москва и Афины разошлись навсегда, хотя, к счастью, никогда не пересекались « на тропе войны».

На таком фоне даже как-то неудобно сетовать на неблагодарность турецкого султана Абдул-Меджида, спровоцировавшего Крымскую войну с Россией. А ведь само его восшествие на престол стало возможным лишь благодаря тому, что его отца, султана Махмуда II, спас от неминуемого поражения от войск египетского паши Мохаммеда в 1833 году русский морской десант. И Порта на целых 8 лет даже заключила с Россией договор о взаимной военной помощи, впоследствии разорванный под давлением Франции и Англии. Но Стамбул и Москва, по крайней мере, всегда чаще враждовали, а не клялись в вечной дружбе, как «православные братья» из Греции.

ЗА БРАТЬЕВ БОЛГАР

Балканская война 1877-1878 годов во многом развивалась « по кальке» событий полувековой давности. Разница заключалась в конкретных «возмутителях спокойствия», славянских народах, восставших в 1876 году против османского владычества – ими стали болгары и население Боснии и Герцеговины. Сербы с черногорцами поддержали единоверцев и сами оказались на грани военной катастрофы, отсроченной из-за энергичного российского ультиматума Стамбулу. В остальном же методы «окончательного решения славянского вопроса», примененные Турцией, оказались разительно похожи на дедовские – только в Болгарии за короткое время было убито около 40 тысяч человек.

Чисто военные перипетии кампании известны из популярной литературы и кино, в частности, из детективного романа Бориса Акунина «Турецкий гамбит». Тут и кровопролитные штурмы Плевны, только при первом из которых русская армия потеряла 13 тысяч бойцов. И остановленное в последний момент наступление на Константинополь — благодаря подходу к городу британской эскадры адмирала Горнби и угрозы вступления в войну против России Австро-Венгрии.

Кстати, назвать Лондон и Вену союзниками Османской Порты можно с очень большой натяжкой – султан боялся незваных доброхотов не меньше, чем русских. И, как показали дальнейшие события, не без оснований. Недаром Стамбул объявил официальный протест в связи с приходом британских броненосцев.

Есть мнение, что и «безвыходность» ситуации для Москвы в связи с вышеуказанными угрозами тоже была сильно преувеличена. В узких проливах Босфор и Дарданеллы боевое искусство английских флотоводцев вряд ли пригодилось бы против батарей мощных береговых орудий, которые уже начали грузить в Керчи, но приказ об отправке был отменен в последний момент. В случае же захвата Константинополя подвоз свежих войск из Одессы к гипотетическому театру военных действий с Австро-Венгрией осуществлялся бы всего в течение нескольких суток.

При этом Россия во время войны за освобождение Болгарии даже не объявляла всеобщей мобилизации – ресурсов для большой войны у нее было предостаточно. А уж «установка креста на Святую Софию» вызвала бы такой патриотический подъем, с которым вряд ли справились бы западноевропейские прагматики в задуманной ими обычной рационалистически-захватнической войне.

Так или иначе император Александр II решил избежать вооруженного столкновения с Европой. Но ему не удалось избежать поражения на другом фронте – дипломатическом. Берлинский конгресс 1878 года стал блестящим примером умения европейцев побеждать, не воюя, и загребать жар чужими руками. Так, Вена без единого выстрела получила Боснию и Герцеговину, впрочем, и так обещанную ей Москвой еще перед началом балканской кампании в обмен на обещание нейтралитета. Лондон не менее успешно отхватил остров Кипр. Ну а в качестве «бонуса» за уступчивость Стамбул смог сохранить под своим контролем южную часть Болгарии, Фракию и Македонию, а также Баязет и другие армянские территории, завоеванные на Кавказе русскими. Потери русских только на болгарском фронте на этот раз превысили таковые полвека назад – и составили около 200 тысяч человек. Впрочем, как и тогда, большую часть составили умершие от обморожения на перевалах Шипки и эпидемий, а не от пуль противника.

Конечно, полностью нивелировать плоды победы русского оружия «просвещенные европейцы» не смогли. На политической карте мира появились новые полностью независимые государства – Болгария, Румыния, Сербия. Правда, если две последние довольно долго числились в союзниках России (хоть и не без оказания ей «медвежьих услуг», вроде сараевского инцидента, ставшего поводом к Первой мировой), то с болгарами дело обстояло значительно сложнее.

По сути, ситуация там была обыграна по уже апробированному в Греции сценарию: навязывание лидера-иностранца и формирование им антироссийской политики. Опять для этого пригодились немцы – сначала болгарскую княжескую корону получил принц Александр Баттенберг, а после его свержения в 1886 году принц Фердинанд I Кобургский. Дипломатические отношения с Россией вскоре после независимости были разорваны ( и восстановлены аж в 1896 году). Что, впрочем, не помешало болгарской армии выступить против освободителей своей страны в союзе с Германией в Первую мировую.

Некоторые историки склонны оправдывать такой «финт» политики Софии обидой болгарской элиты на решения Берлинского конгресса, сильно урезавшего ее территорию, которая так никогда и не была восстановлена в границах периода максимального могущества государства в XIII веке. Дескать, именно тогда болгары обиделись на великие державы – и примкнули к оси «Берлин-Вена». Но, право, не Россия же была виновата в решениях вышеупомянутого конгресса – заключенный ею Сан-Стефанский договор с Турцией предусматривал куда более почетные условия.

Кстати, позорные решения в Берлине были приняты под председательством германского канцлера Бисмарка. А, скажем, война с Сербией 1885 года, вызванная недовольством Белграда воссоединением Болгарии, была спровоцирована австро-венгерской дипломатией. Так, что, судя по всему, причины прогерманских ( и антироссийских) симпатий значительной части болгарской элиты лежат гораздо глубже «позора мелочных обид» и заключаются в хорошо известном желании любой ценой быть в Европе. Даже если там о тебя «вытирают ноги».

ЗА БРАТЬЕВ СЕРБОВ ИЛИ НА ОШИБКАХ УЧАТСЯ

События последних лет лишь подтверждают правильность этой гипотезы. Многие критикуют Бориса Ельцина за отсутствие твердой политики в отношении Югославии во времена начала конфликта вокруг Косово и натовских бомбардировок. Но разве не воевали на стороне сербов тысячи русских добровольцев? Неужто Россия должна было вновь лезть на рожон, балансируя на грани военного столкновения с Западом? Ради чего, если учесть, что сами граждане Сербии успешно сместили своего антизападного лидера Слободана Милошевича ( и на последних выборах вновь подтвердили полномочия ярого «западника», президента Бориса Тадича)? Даже аннексия Косово с его «могилами отцов» не помогла — ввиду желания сербов сохранить возможность беспрепятственно уезжать в Германию и вообще не портить отношения с Евросоюзом.

Примечательно, что взвешенной сербская политика Кремля осталась и в последние годы, когда возросшая мощь России уже могла позволить Москве говорить с Западом гораздо более твердо, что и показали события во время конфликта вокруг Южной Осетии и Абхазии. Но можно ли считать молниеносную российско-грузинскую войну обычным рецидивом имперско-мазохистского мышления?

Здесь придется опять процитировать Лукьяненко: «Как ни странно, но в периоды, когда Российская Империя, а позже Советский Союз проводил подобную политику — страна развивалась и даже крепла. Несмотря на все проблемы, лишения и неприятности. В то же время, когда СССР, а затем Россия перестали проводить такую политику — вначале рухнул СССР, затем погрузилось в болото 1990-х Россия. Любопытно, что подобная национальная идея прекрасно отвечает всем качествам русского характера — неприязни к личной выгоде, стремлению облагодетельствовать весь мир и дружбе со всеми народами за исключением собственного».

Автор этих строк, несмотря на специализацию фантаста, опирается на вполне реальные факты. Действительно, во время войны за освобождения Болгарии, по донесениям российских полицейских властей, число беспорядков, тайных обществ и прочих неприятных для официальной Москвы вещей резко уменьшилось. Все внимание народа было приковано к помощи братским православным народам. Но, стоило упустить блистательную победу – сокрушение Османской империи и захват Константинополя – как деятельность «народовольцев» снова активизировалась, что закончилось гибелью Александра II Освободителя в результате покушения в 1881 году.

Так что «интернациональную помощь» России союзникам нельзя считать явлением, однозначно наносящим вред интересам страны. Главное – не сам факт помощи, а выбор действительно надежного ее адресата, верное соотношение цена/результат. И, конечно же, зоркое отслеживание того, чтобы народ-победитель вновь не «кинули» изощренные в дипломатических интригах соседи.