Ситуация на рынке нефти, пожалуй, вызывает больше недоразумений, чем какая-либо другая. В США водители возмущаются, а политики требуют объяснений, так как бензин стал стоить 3,5 доллара за галлон. Это составляет 47 пенсов за литр, примерно половину тех 105 - 110 пенсов, которые платят британские автомобилисты. Таким образом, "дорого" в Кембридже, штат Массачусетс и Оксфорде, штат Миссиссипи, в одноименных британских городах означает "дешево". Но, предположим, что цены действительно высоки по историческим стандартам. Предполагая, что эти "высокие" цены являются причиной инфляции, мы ошибаемся. Высокие цены на нефть могут заставить потребителей тратить больше денег на бензин и печное топливо для системы отопления за счет сокращения других расходов. Спросите об этом любого терпящего убытки ресторатора или торговца одеждой, если сомневаетесь. Однако высокие цены на нефть не могут спровоцировать рост общего уровня цен, то есть, инфляцию, пока кто-то не начнет накачивать экономику наличностью, чтобы в итоге, по старому доброму выражению экономистов, на приобретение того же количества товаров тратилось больше денег. Если искать виноватых в росте инфляции, то цены на нефть тут не при чем. Взгляните, какие миллиарды вливают в экономику гуру монетарной политики из Федеральной Резервой Системы и их союзники из Казначейства США.
Еще один миф: сокращение запасов нефти. По данным сайта, посвященного опросам мирового общественного мнения (WorldPublic Opinion.org) "в 15 из 16 стран большинство опрошенных считает, что нефть скоро закончится. . . в среднем, только 22% считает, что нефти будет достаточно, чтобы в обозримом будущем она оставалась основным источником энергии". Большинство, считающее, что запасы нефти подходят к концу, в Британии насчитывает 85%, а США - 76%. К счастью, они ошибаются. Добыча нефти сдерживается несколькими силами, и ни одна из них не связана с тем, что Господь забыл положить нам под ноги достаточно черного золота. Некоторые страны, обладающие большими запасами нефти, переживают период политической нестабильности, и вынуждены сокращать поставки. Возьмем Нигерию, где из-за проблем безопасности произошел отток инвестиций, а добыча нефти, до этого составлявшая 2,5 млн. баррелей в день, сократилась на 20%, или Ирак, где политический паралич и терроризм снизили добычу более чем вдвое.
Другие страны не ведут разработку уже обнаруженных на их территории месторождений. Россия четко дала понять, что для иностранцев вкладывать средства в нефтяную промышленность - все равно, что играть с Путиным в игру под названием "выпадет орел - я выиграл, решка - вы проиграли". Если вы ничего не найдете, потеряете свои деньги, если найдете крупное месторождение, государство будет душить вас, пока акционеры не запищат. Только компаниям, которые как минимум на 51% принадлежат русским, читай - друзьям Путина, разрешается искать нефть на новых, труднопроходимых территориях, где она должна залегать. Не удивительно, что в первом квартале этого года добыча нефти упала. Президент Мексики, Фелипе Кальдерон, собирается возродить "Петролеос де Мексико", или "Пемекс" (Petroleos de Mexico (Pemex)), третью по величине нефтедобывающую компанию мира, заключив контракты с иностранными компаниями, которые предоставят современное оборудование и технологии для повышения добычи на существующих месторождениях и поиска новых. Однако законодательство тормозят политики левого крыла, которые дремлют на захваченных ими местах в обеих палатах конгресса.
Королевская семья Саудовской Аравии заявила, что не будет увеличивать добычу. По словам Абдаллы Хумаха, генерального директора нефтяной компании королевства, рост цен не является "совершенным" индикатором состояния рынка, и не означает, что миру требуется больше нефти. Министр энергетики Али аль Найми заявил, что выход на новый виток увеличения поставок не планируется. Нефть есть, но при текущих 120 долларах за баррель, нет стимула искать ее, особенно, если принять во внимание, что увеличение производства может снизить цены, поскольку спрос на нефть в переживающей спад экономике США падает. К нефтяной промышленности Венесуэлы как нельзя лучше подходит слово "кавардак". Ставленники президента Уго Чавеса не могут стать полноценной заменой для уволенных специалистов, поэтому добыча падает, а иностранные инвесторы не хотят доверять сотни миллионов долларов, выделяемых на разведку месторождений, режиму, который считает контракты поводом для начала переговоров.
В США Конгрессу приходится выбирать между призывами к "энергетической независимости" и запретом на буровые работы в экологически чувствительных областях: на Аляске и в прибрежной зоне Калифорнии и Флориды. Можно привести и другие примеры, но все они сводятся к одному. В мире полно нефти, которую еще предстоит найти и добыть, даже не считая огромных запасов смолянистых песков Канады. Мы переживаем пик паники по поводу истощения запасов нефти, но не пик нефтяного кризиса.
На счет нефтяного бизнеса мы правы только в одном. Высокие цены на нефть и парниковые газы, которые появляются в результате ее использования, имеют важные геополитические последствия. Те самые 100 с лишним долларов привели к массивному оттоку капитала и, следовательно, власти от стран-потребителей к странам-производителям. Если бы нефть по-прежнему стоила 20 или 40 долларов за баррель, Россия не нашла бы средства, чтобы вернуться к своей напористой внешней политике, а американским банкам не пришлось бы идти с протянутой рукой к арабским толстосумам в поисках нового капитала. Если цены на бензин в США не закрылись бы на 4 долларах за галлон, тысячи внедорожников и минигрузовиков не остались бы в магазинах. Если бы цены на нефть не поднялись выше 100 долларов за баррель, сегодняшнее желание государств получить супердорогое ядерное оружие не превратилось бы в лихорадку. И если бы использование нефти в автомобилях и отопительных системах не было связано с парниковыми газами, в производство этанола не уходило бы так много субсидий, земля выделялась бы не для "выращивания" топлива, а для выращивания пищи, что позволило бы избежать резкого повышения цен на продукты питания. Таким образом, нефть действительно играет важную роль. Однако совсем не ту, которую большинство из нас ей отводит.
Ирвин Стельцер - советник по вопросам предпринимательской деятельности и директор центра изучения экономической политики Гудзонского инстутута. |
