— Сейчас в СМИ обсуждается возможность смягчения санкционного режима в отношении российских компаний. Вам как руководителю какие санкции больше всего мешали работать? Стоит ли сейчас отменять их все?

— Откровенно говоря, не очень верю в какое-то смягчение. Наверное, потому, что под разными санкциями мы живем больше десяти лет и уже забыли, что бывает по-другому.

Конечно, санкции мешают. Без них всем было бы проще: и нам, и нашим партнерам, и западным странам, кстати, тоже. Ведь они тоже тратят на это колоссальные силы и несут большие финансовые потери.

Но если все останется, как сейчас, — не пропадем. Мы давно адаптировались к новым условиям и, как видите, растем, несмотря на санкции: и в деньгах, и в объемах продукции, и в разработках. По итогам 2024 года у нас будет существенный рост выручки, в том числе от реализации гражданских продуктов. Конкретные цифры назовем чуть позже, когда отчетность будет утверждена официально.

Что касается отмены, то давайте верить делам, а не слухам. Разговоров действительно много, только реальных дел пока не видно.

— Предприятия «Ростеха» одними из первых попали под санкции. Как вы сейчас реализуете действующие международные контракты, ведете расчеты в рублях или в криптовалюте?

— Большинство экспортных контрактов мы заключаем в рублях или национальных валютах стран-партнеров. Используем также офсетные механизмы и инструменты встречной торговли. От доллара отказались давно.

— Одна из стратегических задач, стоящих перед деловым сообществом, — обеспечение технологического суверенитета страны. На ваш взгляд, как далеко российский бизнес и наука продвинулись в этом направлении? Остаются ли отрасли, где этот суверенитет по-прежнему невозможен?

— Абсолютно все заместить невозможно, и это сейчас не требуется. Под некоторые виды продукции в России попросту нет рынка, который обеспечил бы рентабельность их производства.

Задача номер один — перейти на «свое» в критически важных секторах. Там, где это вопрос национальной безопасности. Прежде всего оборонка, космос, авиация, энергетика, электроника, станки, фарма и т. д.

Конечно, на этом пути нам сложнее. Например, самолеты производят всего несколько стран, но ни одна из них не делает все до последнего болта самостоятельно. В производстве Boeing, помимо американцев, участвуют Япония, Италия, Канада, Англия, Швеция, Франция, Австралия и еще несколько десятков стран — список впечатляющий!

Наш опыт показал, что мировое разделение труда — вещь очень ненадежная. Поэтому мы решаем сложнейшую задачу: создаем самолеты, где все будет отечественное. Замещаем почти 80 наименований: моторы, другие агрегаты и системы, даже кресла. Зато будет гарантия, что без самолетов Россия, страна с огромными территориями, не останется. Из Москвы до Владивостока всегда будет на чем долететь.

Как далеко мы ушли — вопрос сложный. С одной стороны, за последние три года совершен колоссальный рывок. Семимильными шагами развиваются проекты не только в авиастроении, но и автомобилестроении, медицине, энергетике и т. д. С другой стороны, мы только в самом начале пути. Например, на рынке медицинского оборудования до 70% — импорт, со станочным оборудованием ситуация та же.

Некоторые считают, что создать что-то новое легко — надо только захотеть. Однако в сфере высоких технологий чудес не бывает. По щелчку пальцев ничего не делается. Путь, который зарубежные компании проходили десятки лет, вкладывая сотни миллиардов каждый год, невозможно перепрыгнуть за три года.

По многим проектам мы идем в два-три раза быстрее, чем наши иностранные коллеги. Тем не менее впереди работы — поле непаханое.

— Кадровые перестановки в ОАК призваны оживить отечественное гражданское авиастроение. Ведутся работы по доработке МС-21 и «Суперджета». Вы не считаете, что возможная отмена санкций убьет эти проекты? И есть ли смысл вводить уже свои ограничения на работу Airbus и Boeing в России?

— Уверен, что отмена санкций, если она и случится, не обнулит прошедшие три года. Слишком дорого они нам дались. Даже если иностранные производители вернутся в Россию, условия их работы никогда не будут прежними. Применительно к авиапрому задача государства — выстроить правила игры так, чтобы отечественные авиакомпании были заинтересованы покупать российские самолеты, а не Boeing. Наша задача — сделать эти самолеты.

Сегодня оба проекта — и МС-21, и новый «Суперджет» — вышли на финишную прямую. Идут сертификационные испытания. Работаем быстро, при этом очень внимательно и скрупулезно. Вопросам безопасности уделяется первостепенное внимание.

Это самый ответственный этап, он подводит черту под огромной работой всей кооперации, в которой задействовано свыше 200 предприятий по всей стране.

Что бы ни писали безымянные комментаторы в интернете, «Суперджет» — это отличный самолет. Послушайте, что о нем говорят профессиональные летчики, которые на нем летают: самолет современный, удобный в управлении. Импортозамещенная версия по ряду моментов будет лучше предшественника.

Ну а МС-21 — это, без сомнения, наш будущий флагман. В нем много технических новаций, в том числе крыло из композитов. Выше уровень комфорта: широкий проход между креслами, увеличенные окна, вместительные полки для багажа. Его задача — выиграть конкуренцию с Boeing и Airbus, по крайней мере, на внутреннем рынке.

Кстати, поддержку своего авиапрома практикуют все страны-производители. Если кто-то думает, что Boeing и Airbus — сами по себе, то они заблуждаются. Национальные правительства вливают в них огромные средства, в том числе через кадровые, экологические, военные программы.

— Судя по последним новостям, планы поставок отечественных самолетов сокращаются? На недавнем съезде РСПП вы заявили, что наши авиастроители должны поставить авиакомпаниям 200 самолетов до 2030 года. До этого звучала цифра в пять раз больше. Можете пояснить?

— Мы говорим о разном. Во-первых, в госпрограмме прописаны 1 тыс. самолетов, но почти половина из них — это легкие самолеты типа «Байкала» или «Ладоги», которые наша ОАК не делает. Поэтому неясно, откуда взялись «пять раз».

Во-вторых, есть программа и есть рамочные соглашения с авиакомпаниями на несколько сотен самолетов, а есть реально подтвержденный спрос. Он отражает, сколько авиакомпании действительно намерены купить — не на словах, а на деле. Чтобы построить самолет, на него должен быть заказчик с деньгами.

В число тех 200 самолетов, о которых я говорил, входят уже законтрактованные объемы, а также суда, на которые жесткие контракты будут заключены с большой долей вероятности. В основном это МС-21, «Суперджеты» и Ту-214, на которые гарантированные заказчики уже есть. При этом маркетинговая работа с авиакомпаниями продолжается, и цифра, вероятно, будет расти. Мы все для этого делаем.

— Государство взяло на себя формальные и неформальные обязательства по поддержке высокотехнологичного бизнеса. Вы пользуетесь этими мерами господдержки или для «Ростеха» поддержка сводится просто к большому госзаказу?

— Рост заказов сейчас идет в основном по военной продукции, где прибыль не самая высокая. Мы стремимся увеличить долю «гражданки», и без помощи государства здесь никак.

Государство сейчас продвигает комплексные меры господдержки промышленности. Триллионы выделены на проекты по достижению технологического лидерства. Там и авиационные программы, и автомобилестроение, и станкостроение. А также создание новых материалов, беспилотники, электроника и многие другие направления, по которым мы работаем.

Идет целевое финансирование НИОКРов. Серьезные средства направляются на субсидирование процентных ставок по кредитам. Значительная поддержка идет по линии государственных фондов. Созданы также преференции для отечественного товаропроизводителя в закупках для государственных и муниципальных нужд.

Подобные меры — нормальная практика во всем мире. Посмотрите, как Трамп жестко стоит за интересы американских производителей. Или как, допустим, в Китае власти поддерживают свой автопром, производителей медтехники, IT-компании. Почему Россия не должна делать так же?

Многие сейчас критикуют утильсбор и пошлины на ввоз иномарок. Но, если смотреть в будущее, только так можно создать условия для развития национального автопрома. Аналогично с самолетами. Мы только что обсуждали с вами вероятность возврата в страну Boeing. Мы не боимся этого, но считаем, что отечественные самолеты должны иметь очевидные преференции на рынке. Только так мы гарантированно не вернемся к ситуации 2022 года.

— Вы руководите государственной компанией, которая растет и увеличивает производство. Как вы относитесь к политике «охлаждения экономики», которую декларирует финансовый блок правительства? Стоит ли сдерживать инфляцию такой ценой и коснется ли «охлаждение» конкретно «Ростеха» с учетом его задач?

— Государство, и в частности ЦБ, прикладывают большие усилия, чтобы не допустить «шторма» в экономике. Давайте откровенно: сегодня при всех исходных мы могли бы иметь совершенно другие сценарии. Тому, как Россия проходит тотальные санкции и войну, иные экономики мира могут только позавидовать.

Тем не менее для промышленности нынешний уровень ключевой ставки — серьезное препятствие. Нам нужны длинные и дешевые деньги, потому что высокотехнологичные продукты имеют длительный цикл производства.

Например, срок создания современного медицинского прибора — от старта разработки до выхода на рынок — пять лет. Современный авиационный двигатель создается 10–15 лет.

Инвестиционные проекты, которые мы реализуем, имеют длинные сроки. Это касается любой сферы — хоть оборонной, хоть гражданской. Недоступность дешевых кредитов тормозит сегодня строительство в Подмосковье и Татарстане электростанций, работающих на коммунальных отходах. Важный экологический проект, но текущая ставка делает его абсолютно нерентабельным и нереализуемым!

То есть гарантированно «взлететь» сейчас могут только проекты, имеющие госфинансирование. О дорогостоящих инициативных проектах, получается, на время надо забыть.

Хотя мы даже в такой ситуации ухитряемся как-то не забывать.

— Президент поставил задачу кратно увеличить капитализацию российского фондового рынка. Планируется ли проведение IPO какими-либо предприятиями «Ростеха»?

— Во-первых, выход на IPO подразумевает прозрачность компании для внешних инвесторов. В условиях войны и санкций как вы представляете себе открытость, допустим, предприятия, выпускающего гаубицы?

Во-вторых, свободная продажа акций оборонных предприятий сопряжена с известными рисками. В эту сферу не должны приходить инвесторы «с улицы». Вспомните 1990-е, когда некоторые заводы попали в руки чуть ли не криминальных авторитетов. Сколько предприятий тогда было погублено, распродано, сдано в аренду. Нам потребовалось много лет, чтобы навести порядок в этой сфере. Напомню, что именно для этого в 2007 году был создан «Ростех» — чтобы спасти остатки оборонной промышленности.

С некоторыми последствиями продолжаем разбираться до сих пор. Из свежих примеров — Мотовилихинские заводы, где только через процедуру банкротства удалось нормализовать ситуацию. Или Климовский патронный завод, который вернулся под крыло государства, но уголовные дела и суды там идут до сих пор.

Вместе с тем допускаю, что какие-то гражданские предприятия вполне могут выйти на биржу. В частности, в прошлом году на IPO вышла компания «Элемент» — это наше СП с АФК «Система», оно имеет специализацию в области микроэлектроники. В результате было привлечено порядка 15 млрд руб. Десятки тысяч акционеров стали инвесторами. Привлеченные средства направлены на программу развития производства — это очень позитивный пример.

— До 2022 года «Ростех» был одним из знаковых участников международных выставок продукции ВПК. Как сейчас строятся контакты с потенциальными зарубежными партнерами, имеет ли для них значение то, что ваша продукция прошла проверку использованием в реальных боевых действиях?

— Мы и сегодня не отказываемся от участия в выставках за рубежом. На дворе март, а мы уже побывали с нашими разработками в Индии и Китае, где фурор произвел наш самолет-невидимка Су-57. В ОАЭ показали танк Т-90МС «Прорыв» и новую модификацию «Панциря» — оружие, созданное с учетом опыта СВО. Всюду интерес к нашей технике — огромный.

Например, комплексы семейства «Панцирь» показали высокую эффективность против ракет со сниженной радиолокационной сигнатурой (видимостью. — «Эксперт») — Storm Shadow, GMLRS и других. До сих пор такие цели считались «трудными».

Истребитель Су-57 на сегодня единственный в мире подтвердил способность работать против современных систем ПВО, включая американский Patriot.

Добавлю, что у нашего оружия есть еще одно преимущество: его нельзя удаленно отключить «одной кнопкой», как, например, американское. Об этом не говорят, но наши партнеры это ценят.

— «Ростех» изучает трофейную технику из зоны проведения СВО? Есть ли у нее технические решения, которые стоит внедрять на вашей продукции, используя метод обратного инжиниринга?

— Конечно, мы внимательно смотрим трофейную продукцию. Видим ее слабые и сильные стороны.

Сегодня нередко можно слышать, что зарубежная техника, мол, в подметки не годится российской. Это не так. В чем-то мы лучше, в чем-то — они. Необходимо помнить: мы воюем с сильным противником, технически хорошо оснащенным. Фактически против нас сегодня действуют более 50 стран. В том числе ведущие западные державы. Представьте масштаб их оборонных производств, с которым нам приходится иметь дело! Поэтому никакого шапкозакидательства здесь быть не должно.

Работа с трофейными образцами помогает нам совершенствовать нашу продукцию, повышать защищенность отечественных машин и мощь наших средств поражения.

— «Ростех» в 2025 году профинансирует передовые инженерные школы более чем на 1 млрд руб. Какие практические результаты и в какие сроки ожидаются от этих вложений?

— Мы выступаем партнерами 19 передовых инженерных школ (ПИШ). С 2022 года в совместные проекты по этой линии инвестировано уже 2,5 млрд руб. Деньги идут на развитие материальной базы вузов, оплату труда профессоров и преподавателей, НИОКРы. Мы помогаем университетам создавать современные лаборатории, опытные производства и виртуальные фабрики.

В этом году мы направим на эти цели 1,4 млрд руб. дополнительно. Научно-технические проекты ведутся на протяжении двух-трех лет, поэтому деньги инвестируются не только в новые проекты, но и в текущие.

Так, в ПИШ Казанского федерального университета «КиберАвтоТех» при поддержке КамАЗа создаются батареи мощностью более 70 кВт для электротранспорта. Направление актуальное: вы знаете, что КамАЗ поставляет электробусы для Москвы и других городов, а также участвует в проекте электромобиля «Атом».

На базе ПИШ в Московском авиационном институте при участии Объединенной двигателестроительной корпорации разрабатывается линейка электродвигателей для беспилотников массой более 30 кг. У них будет удельная мощность выше, чем у импортных аналогов.

Коллектив ПИШ «Интеллектуальные оборонные системы» на базе Тульского государственного университета совместно с «Высокоточными комплексами» создает семейство боевых автономных роботов.

Совместный проект есть у ПИШ МГУ и «РТ-Техприемка». Партнеры готовят специалистов в сфере машинного обучения, искусственного интеллекта, обработки больших данных, цифрового проектирования материалов и биохимических систем.

В ПИШ при Российском технологическом университете (МИРЭА) завершены четыре научно-исследовательские работы по новым материалам для радиоэлектронной аппаратуры.

Таких примеров много. О том, что эта работа эффективна, говорит в том числе рост зарегистрированных результатов интеллектуальной деятельности.

— Еще один проект «Ростеха» — производственная аспирантура. Для чего она нужна?

— Это инициатива Минобрнауки России, которую мы поддержали. Аспиранты будут решать конкретные инженерные задачи во взаимодействии с промышленностью. Программы обучения адаптируются под нужды предприятий. У соискателя будет два научных руководителя — от науки и от промышленности. В этом главные отличия от академической аспирантуры.

В этом году уже состоится первый набор аспирантов, начнем обкатывать идею в пилотном режиме.

Это еще один механизм сближения науки и производства. Задач сейчас стоит настолько много, что поодиночке их трудно решить. Поэтому мы объединяем ресурсы вузов, университетской науки и промышленности — наша слаженная работа сейчас особенно важна.