Американские политики давно уже рассматривают защиту зарубежных поставок нефти как важнейший вопрос "национальной безопасности", требуя при необходимости угрожать военной силой, а иногда и использовать ее. В настоящее время это непререкаемая часть американской внешней политики.

Исходя из этого, администрация Джорджа Буша-старшего воевала с Ираком в 1990-1991 годах, а администрация Джорджа Буша-младшего вторглась в него же в 2003 году. На фоне быстрого роста мировых цен на нефть и ожидаемого сокращения запасов нефти в ближайшие годы, военная сила, безусловно, будет восприниматься конечным гарантом благополучия США в нефтяном сердце (heartland) планеты вне зависимости от того, какая новая администрация придет в Вашингтон в январе 2009 г.

Но с поспешно растущими расходами на военные нефтяные операции - и кровью и долларами — не пора ли задуматься о  "мудрости" такого поведения? Разве не пора ли спросить, есть ли у военных США какой-либо разумный план, что делать с американской энергетической безопасностью, и практично, доступно и оправдано ли полагаться на военную силу, когда речь заходит об энергетической политике?

Как милитаризовалась энергетическая политика

Связь между "энергетической безопасностью" (как это сейчас называют) и "национальной безопасностью" была создана много лет тому назад. Президент Франклин Делано Рузвельт первым выдумал эту ассоциацию в 1945 году, когда он обязался защищать саудовскую королевскую семью в обмен на привилегированный американский доступ к саудовской нефти.

Эта связь была официально озвучена в 1980 году, когда президент Джимми Картер заявил Конгрессу США, что поддержание бесперебойных поставок нефти из Персидского залива является "жизненно важными интересами" Соединенных Штатов, и попытки враждебных государств сократить этот поток должны пресекаться "любыми необходимыми средствами, включая военную силу".

Для осуществления этой "доктрины" Картер распорядился создать Объединенные оперативные силы быстрого развертывания (Rapid Deployment Joint Task Force), специально предназначенные для ведения боевых операций в районе Персидского залива. Президент Рональд Рейган впоследствии развернул эти силы в полномасштабную военную региональную организациию, Центральное командование США или CENTCOM. Каждый президент со времен Рейгана добавлял элементов к зоне ответственности CENTCOM, наделяя его дополнительной базой, флотом, воздушными эскадрильями и другими активами. Когда страна, совсем недавно, пришла к пониманию необходимости нефти из бассейна Каспийского моря и Африки, военный потенциал США также стал наращиваться и там.

В результате армия США стала выступать в качестве глобальной нефтяной службы охраны, охраняя трубопроводы, нефтеперерабатывающие заводы и терминалы на Ближнем Востоке и в других местах. Согласно одной из оценок, предоставленных консервативным Советом по национальной безопасности и обороне, только "защита" нефти Персидского залива стоит Казначейству США $138 млрд в год (сравните с $49 млрд незадолго до вторжения в Ирак).

И для демократов и для республиканцев выделение таких сумм для защиты иностранных поставок нефти сейчас принято как банальность, не заслуживающая серьезного обсуждения и дискуссии. Типичный пример такого отношения можно найти в "Докладе Независимой целевой группы" о "последствиях зависимости от нефти для национальной безопасности США", выпущенном Советом по международным отношениям (CFR) в октябре 2006 года.

Под председательством бывшего министра обороны США Джеймса Р. Шлезингера и бывшего директора Центрального разведывательного управления Джона Дейча, в докладе CFR содержится вывод о том, что военные США должны и впредь выступать в качестве глобальной нефтяной охранной службы в обозримом будущем. "По крайней мере, в ближайшие два десятилетия Персидский залив будет иметь жизненно важное значение для интересов США в надежных поставках нефти", - отмечено в нем. Соответственно, "Соединенным Штатам следует ожидать и поддерживать сильную военную стратегию, которая позволяет достаточно быстрое развертывание в регионе в случае необходимости". Точно так же в докладе говорится, что "имеет первостепенное значение защита военно-морскими силами США морских путей транспортировки нефти".

Пентагон как «Небезопасность Инкорпорейтед»

Эти воззрения, широко распространяемые и тогда и сейчас основными фигурами обеих крупных партий, преобладают или, точнее, затмевают американское стратегическое мышление. Реальная полезность военной силы как средства для обеспечения энергетической безопасности до сих пор не доказана.

Имейте в виду, что, несмотря на развертывание до 160 тыс. военнослужащих США в Ираке и расходы в сотни миллиардов долларов, Ирак в хаосе, и министерство обороны явно оказалось не в состоянии предотвратить повторения случаев саботажа на нефтепроводах и НПЗ различными группами повстанцев и боевиков, не говоря уже о систематическом воровстве правительственных поставок нефти старшими должностными лицами, якобы лояльными поддерживаемому США центральному правительству и зачастую охраняемыми (с большим персональным риском) американскими солдатами.

Пять лет спустя после вторжения США Ирак производит лишь около 2,5 млн. баррелей нефти в сутки - примерно столько же, как и в худшие времена Саддама Хусейна в 2001 году. Кроме того, New York Times сообщает, что, по крайней мере, "одна треть, и, возможно, гораздо больше топлива с иракского крупнейшего нефтеперерабатывающего завода ... уходит на черный рынок, по мнению американских военных должностных лиц". Разве это на самом деле способствует американской энергетической безопасности?

Те же неутешительные результаты были отмечены и в других странах, где США при поддержке вооруженных сил пытаются защитить уязвимые нефтяные объекты. В Нигерии, например, активизация усилий оснащенных американцами правительственных войск для подавления мятежников в богатой нефтью дельте реки Нигер лишь воспламенила сопротивление на фоне одновременного снижения национальной добычи нефти. В то же время нигерийские военные, как и иракское правительство (и смешанное ополчение), обвинялись в краже сырой нефти на миллиарды долларов и продаже ее на черном рынке.

В действительности, использование военной силы для защиты иностранных нефтяных поставок не может создать никакой "безопасности". Оно может, по сути, лишь спровоцировать яростное "сопротивление" Соединенным Штатам. Например, решение президента Буша-старшего поддерживать огромное постоянное военное присутствие США в Саудовской Аравии после операции "Буря в пустыне" в Кувейте сегодня широко рассматривается в качестве основного источника опасного антиамериканизма в королевстве и стало первостепенным средством для набора добровольцев Усамой бен Ладеном в месяцы, предшествующие террористической атаке 11 сентября 2001 года.

"Вот уже более семи лет," - провозгласил в 1998 году бин Ладен, - "Соединенные Штаты оккупируют земли ислама в священнейших местах, Аравийский полуостров, разграбляя его богатства, диктуя его правителям, унижая его народ, терроризируя его соседей и превращая свои базы на полуострове в острие для борьбы с соседними мусульманскими народами". Чтобы отразить это нападение на мусульманский мир, он громко провозгласил, что "личный долг каждого мусульманина - убивать американцев" и вышвырнуть их армии "со всех земель ислама".

Как будто для подтверждения достоверности анализа намерений США бен Ладеном 30 апреля 2003 года тогда еще министр обороны Дональд Рамсфельд вылетел в Саудовскую Аравию, чтобы объявить о том, что в результате уже месяц как успешного вторжения в Ирак больше не будет необходимости в американских базах там. "В настоящее время регион безопасен из-за смены режима в Ираке", - заявил Рамсфелд. "Авиация, и все, кто ее обслуживают, теперь смогут уйти".

В тот момент, когда он выступал в Эр-Рияде, однако, новые опасные случаи сопротивления только нарастали в Ираке: после своего вступления в Багдад, силы США захватили и охраняли штаб-квартиру министерства нефти, оставив в то же время на безнаказанное разграбление школы, больницы и музеи. Большинство иракцев до сих пор рассматривают это решение, которое обеспечило разграбление остального города, окончательным выражением администрацией Буша основного мотива для вторжения в страну.

Они рассматривали неоднократные провозглашения Белым Домом приверженности к правам человека и демократии в этой стране лишь как фиговый листок, которые едва прикрывает желание украсть иракскую нефть. Ни один из американских должностных лиц не преуспел в стирании этого мощного впечатления, которое, по-прежнему, возбуждает призывы к выводу американских войск.

Это лишь несколько примеров потерь для американской национальной безопасности из-за проработанного подхода к милитаризации энергетической безопасности. Но приверженность такой глобальной политике продолжает оставаться неоспоримой, американские политики упорствуют в использовании военной силы в качестве своей ультимативной реакции на угрозы для безопасного производства и транспортировки нефти. Получается своего рода цепная реакция: постоянная милитаризация политики в области энергетики лишь умножает угрозы, которые вызывают эту милитаризацию к жизни.

Если уж на то пошло, эта спираль военизированной небезопасности ухудшается. Взять расширение военного присутствия США в Африке - одной из немногих областей в мире, где ожидается увеличение добычи нефти на годы вперед.

В этом году Пентагон запускает в работу Африканское командование США (АФРИКОМ), свою первую новую заокеанскую боевую группировку после созданного Рейганом четверть века назад СЕНТКОМа. Хотя должностные лица министерства обороны питают отвращение к публичному признанию какой-либо прямой связи между формированием АФРИКОМ и растущей зависимости США от нефти этого континента, в узком кругу они менее сдержаны.

Например, 19 февраля на заседании Национального оборонного университета заместитель командующего АФРИКОМ вице-адмирал Роберт Меллер указал, что "нефтяной крах" в Нигерии и Западной Африке станет одним из главных вызовов, стоящих перед новой организацией.

АФРИКОМ и ему подобные расширения доктрины Картера в новые нефтедобывающие регионы могут лишь спровоцировать новые вспышки сопротивления, одновременно собирая десятки миллиардов долларов дополнительно каждый год в уже раздутый бюджет Пентагона. Рано или поздно, если политика США не изменится, эта цена будет определенно включать также и потери американских жизней, поскольку все больше и больше солдат будут попадать под вражеский огонь или взрывы, обеспечивая защиту уязвимых нефтяных объектов в районах, раздираемых этническими, религиозными и сектантскими конфликтами.

Зачем платить такую цену? Учитывая все неизбежные доказательства того, насколько неэффективна была военная сила, когда речь заходит о защите поставок нефти, не пора ли переосмыслить царящие в Вашингтоне предположения относительно связи между энергетической безопасностью и национальной безопасностью? В конце концов, если оставить в стороне утверждения Джорджа Буша-младшего и вице-президента Дика Чейни, стали ли Соединенные Штаты или поставки нефти на самом деле безопаснее более чем через пять лет после вторжения в Ирак?

Создание реальной энергетической безопасности

Реальность американской растущей зависимости от иностранной нефти лишь укрепляет убежденность в Вашингтоне, что военная сила и энергетическая безопасность — сиамские близнецы. На фоне того, что почти две трети ежедневного потребления нефти импортируется в страну (и этот процент все еще растет), трудно не заметить, что значительные объемы нашей нефти в настоящее время поступают из взрывоопасных районов на Ближнем Востоке, в Центральной Азии и Африке. До тех пор, пока это так, политики США инстинктивно будут опираться на армию для обеспечения безопасной доставки сырой нефти. Очевидно, мало придается значения тому, что использование военной силы, особенно на Ближнем Востоке, безусловно, сделало энергетическую ситуацию менее стабильной и менее надежной, одновременно разжигая антиамериканизм.

Это, конечно, не определение "энергетической безопасности", но его противоположность. Жизнеспособный долгосрочный подход к фактической энергетической безопасности не должен заключаться в предпочтении одного конкретного источника энергии (в данном случае, нефти) больше всех остальных или регулярном подставлении американских солдат в условия повышенного риска получения вреда, а американских налогоплательщиков — в условия повышенного риска банкротства. Скорее, американская энергетическая политика, которая имела бы смысл, должна принять целостный подход к закупкам энергии, взвешивая относительные достоинства всех потенциальных источников энергии.

Было бы естественно отдать предпочтение развитию отечественных возобновляемых источников энергии, которые не ставят под угрозу окружающую среду или другие национальные интересы. В то же самое время необходимо одобрить радикальную программу сохранения энергии, программу, которой заметно не хватало в прошедшие два десятилетия. Именно это помогло бы в ближайшем будущем сократить зависимость от иностранных источников энергии и замедлить накопление в атмосфере изменяющих климат углеродных выбросов.

Нефть продолжит играть значительную роль при таком подходе. Она сохранила бы значительную привлекательность как источник энергии для транспорта (особенно для самолетов) и в качестве сырья для многих химических продуктов. Однако, учитывая правильную инвестиционную и научно-исследовательскую политику, а также волю применять нечто иное, чем военную силу в вопросах энергоснабжения, историческая роль нефти в качестве исключительного всемирного топлива могла бы сравнительно быстро прийти к своему концу.

Было бы особенно важно, если бы американские политики не затягивали эту роль искусственно, как это имело место на протяжении десятилетий с помощью субсидирования крупных нефтяных фирм США или, как совсем недавно, выделением $138 миллиардов в год на защиту от иностранных нефтяных поставок. Вместо этого эти средства лучше было бы перенаправить на повышение эффективности использования энергии и особенно — на развитие внутренних источников энергии.

Некоторые политики из тех, которые соглашаются с необходимостью разработки альтернативы импортируемым энергоресурсам, настаивают на том, что такой подход должен начинаться с добычи нефти в Арктическом Национальном заповеднике дикой природы и в других охраняемых природных заповедниках. Даже одновременно признавая, что такое бурение несущественно снизит зависимость США от иностранной нефти, они, тем не менее настаивают, что необходимо приложить все возможные усилия заменить импорт отечественными нефтяными поставками в национальное общее потребление энергии. Но этот аргумент игнорирует тот факт, что нефтяные дни подходят к концу, и что любые усилия продлить их только усложняют неизбежный переход к пост-нефтяной экономике.

Гораздо более плодотворным подходом, лучше приспособленным содействовать американской самодостаточности и технологической силе в интенсивно конкурентном мире середины 21 века, стало бы подчеркнутое использование отечественной изобретательности и предпринимательских навыков, чтобы максимизировать потенциал возобновляемых источников энергии, включая солнечную, ветряную, геотермальную и волновую энергии. Те же навыки должны применяться и к разработке методов для производства этанола из непродовольственных товаров растительного происхождения ("целлюлозный этанол"), для использование угля без выделения углерода в атмосферу (через технологии "углеродного улавливания и хранения", или CCS), для минимизации водородных топливных элементов, а также для массивного повышения энергетической эффективности транспортных средств, зданий и промышленных процессов.

Все эти энергетические системы демонстрируют большие перспективы и поэтому должны пользоваться более широкой поддержкой и инвестициями, в которых они будут нуждаться, чтобы перейти от второстепенных ролей, которые они играют в настоящее время, к доминирующим в американской энергетике. На данный момент нет возможности точно определить, какие из них (или какая комбинация из них) имеют лучшие возможности для перехода от малых до крупномасштабных коммерческих разработок. Как следствие, всем им нужно с самого начала дать достаточную поддержку, чтобы проверить их способность сделать этот шаг.

При применении этого общего правила, однако, приоритет явно должен отдаваться новым формам транспортного топлива. Именно здесь уже давно царит нефть, и именно здесь ее дефицит будет наиболее жестко ощущаться. Именно благодаря этому, вероятно, только возрастет количество призывов к военной интервенции для обеспечения дополнительных поставок сырой нефти. Так что основное внимание следует уделять быстрой разработке биотоплива, жидкого топлива на основе угля (по технологии «углеродного улавливания и хранения» или CCS), водорода или электрических аккумуляторов и других нетрадиционных средств для автомобильного топлива. В то же самое время, очевидно, что помещение части военного бюджета США в финансирование массивного увеличения общественного транспорта стало бы вершиной национального здравомыслия.

Подход такого рода будет способствовать американской национальной безопасности на различных уровнях. Он бы увеличил надежные поставки топлива, содействовал бы экономическому росту в стране (а не выбрасывал настоящую лавину долларов в казну ненадежных нефтяных режимов за рубежом), а также снизил бы риск повторения участия США в иностранных нефтяных войнах. Никакой другой подход, и уж, конечно, не нынешняя традиционная непререкаемая опора на военную силу, не сможет ответить этому требованию. Давно пора остановить строительство баз вокруг глобальных бензозаправок.

Майкл Т Клэр является профессором изучения мира и международной безопасности в Гемпширском колледже, автором нескольких книг по вопросам энергетической политики, в том числе «Ресурсные войны» (2001), «Кровь и нефть» (2004), и, совсем недавно, «Растущие державы, сжимающаяся планета: Новая геополитика энергии».

 Оригинал статьи: US garrisons and global gas stations

© Перевод: Наталья Лаваль, специально для сайта "Война и Мир". При полном или частичном использовании материалов ссылка на warandpeace.ru обязательна.