Мы сознательно вынесли в заголовок русский перевод знаменитого труда Жана-Поля Сартра. Здесь нет плагиата, поскольку название, данное Сартром – L’Être et le Néant следовало бы переводить как "Бытие и небытие", а обратный перевод с русского перевода на французский был бы L’Être et le Rien. А это совершенно разные вещи.

Для того, чтобы уничтожить народ, необходимо внедрить в него некий "вирус", против которого в среде этого народа в силу тех или иных причин отсутствует сопротивляемость. Например, у северных народов Сибири и индейцев Северной Америки отсутствует фермент, расщепляющий спирт, и, следовательно, сопротивляемость к алкоголю, и само появление у них "огненной воды" приводит к деградации и фактической гибели народа уже едва ли не во втором поколении. Это связано с генетико-биологическими особенностями данных народов и было широко использовано, в частности, при завоевании Америки англичанами, а затем, уже в массовом масштабе, после возникновения Соединенных Штатов. То же самое касается – в меньшей степени – арабов – одна из подспудных причин запрета на алкоголь в исламе. Для европейцев примерно в такой же степени губительны – в отличие от индейцев и тех же народов Ближнего Востока – наркотики. Список этот можно продолжить.

Речь в данном случае идет о сломе парадигмы – биологической или исторической – ведущей к гибели нации. Для русского народа таким сломом парадигмы, ведущим к нравственному и физическому вырождению – и в перспективе к гибели – является капитализм и неразрывно связанная с ним "буржуазная" демократия. Я говорю именно о "буржуазной" демократии, демократии западного типа, поскольку такие формы прямой демократии, как вече, сельский сход, казачий круг, церковная, в частности, старообрядческая, община и т.п., включая, кстати, "советы" или референдум, сюда не относятся.

В свое время "победители" говорили об этом почти открыто. Так, в июне 1996 г. (перед президентскими выборами) А.И.Яковлев произнес: "Впервые за тысячелетие (выделено нами – В.К.) взялись за демократические преобразования. Ломаются вековые привычки, поползла земная твердь". (Российская газета, 8.06.96). Комментируя эти слова, С.Г.Кара-Мурза в книге "Потерянный разум", М., 2005, с. 454), пишет: "Важно, что “архитектор перестройки” и идеолог ельцинизма открыто признал: объект уничтожения – вовсе не коммунизм, не краткий миг советской власти. Рушат тысячелетнюю Россию. Народ не просто ввергают в бедность – ломают его вековые привычки, из-под него выбивают земную твердь".

Представление о том, что существует некая общая норма общественного развития, в становление которой внесли огромный вклад и "большевики-ленинцы", приверженцы Маркса – хотя последний предупреждал, что для России как страны с "азиатским способом производства" его система неприменима, а его "интимный друг" Ф.Энгельс вообще говорил, что ни одна революция в Европе и мире (имеется в виду, естественно, марксистская "мировая революция") невозможна, пока существует русское государство (см. "Карл Маркс и революционное движение в России", М., 1933, с. 15), – является "родовым пороком" т.н. российской интеллигенции, законодательствующей в идеологических вопросах. Тот же С.Г.Кара-Мурза пишет: "Представление о западном капитализме как о некоей установленной Провидением норме, как о правильной (нормальной) хозяйственной системе – следствие невежества нашей интеллигенции, воспринявшей этот стереотип (сначала марксизма, потом обрывков либерализма), проникнутой евроцентризмом" (там же, с. 504-505). Отсюда – вброшенные извне и подхваченные общественным сознанием "европейские нормы" и "мировые стандарты", которые сегодня не ставят под вопрос даже "новые русские националисты", желающие лишь некоторого смещения этнических пропорций в рамках тех же самых "стандартов". Притом, что сами эти "мировые стандарты" – типичный "вирус", причем "вирус" смертельной болезни, уже вступающей на наших глазах в решающую фазу – фазу повального вымирания русского народа и "освобождения" огромных территорий, прежде всего, на востоке страны. Причина – насильственное внедрение капитализма, "спаивание" народа капитализмом.

На самом деле никаких "мировых стандартов" не существует вообще. Капитализм – это стандарт для меньшинства населения земли – меньше четверти. Говоря так, мы вовсе не отдаем предпочтения социализму, во всяком случае, в его "марксистско-ленинском", "еврокоммунистическом" или социал-демократическом – последний, в конечном счете, близок к капитализму – варианте. Вопрос находится в совершенно иной плоскости.

Макс Вебер в знаменитой работе "Протестантская этика и дух капитализма" (цит. по изд. Ивано-Франковск, 2002) совершенно справедливо писал: "”Стремление к предпринимательству”, “стремление к наживе”, к денежной выгоде, к наибольшей денежной выгоде, само по себе не имеет ничего общего с капитализмом <…> Попытаемся дать рассматриваемому явлению более точное определение, чем это обычно делается. "Капиталистическим" мы здесь будем называть такое ведение хозяйства, которое основано на ожидании прибыли посредством использования возможностей обмена, то есть мирного (формально) приобретательства" (с. 7-8). Макс Вебер, как известно, ставил факт возникновения капитализма в зависимость от возникновения протестантизма и протестантской этики – при этом он указывал, что породили его не лютеранство ("Лютер вообще не создал какой-либо принципиально новой или принципиально иной основы, на которой зиждилось бы сочетание профессиональной деятельности с религиозными принципами" (там же, с. 92), но "1) кальвинизм в том его облике, который он имел в ряде западноевропейских стран, где завоевал господство в XVII в.; 2) пиетизм; 3) методизм; 4) вышедшие из анабаптистского движения секты (там же, с. 105)". Для этих течений протестантизма характерно стремление к "аскетизму в миру" – при принципиальном отвержении монашества как такового – что привело к стимулирующему капитализм накоплению богатств – притом, что "ни одно из этих направлений не было полностью изолировано от остальных; не было строгого ограничения этих течений и от неаскетических церквей Реформации" (там же).

Сегодня эти положения Макса Вебера изучают даже в старших классах школы, а многие политики, сохранившие верность "идеалам 1991 года", в частности, особенно в последнее время, Б.Немцов (а вслед за ним и другие лидеры СПС) говорят о преимуществах протестантизма и о необходимости внедрения его в России. Но только ли в одном протестантизме дело? В первом приближении идеи Макса Вебера, разумеется, верны, но на самом деле дело обстоит значительно глубже, поскольку капитализм это не только и не столько рационализация прибыли и обмена – хотя и это тоже – и, тем более, не сам факт частной собственности на орудия и средства производства. В древнем Риме институт частной собственности был чрезвычайно развит, и на его основе сложилось римское право, легшее потом в основу гражданского – т.е. буржуазного, капиталистического, права, но капитализма как такового не было. Попытаемся дать более полное определение. Оно в основе своей таково. Капитализм есть извлечение прибыли из денег как универсального эквивалента, увеличения объема этого универсального эквивалента без увеличения того, эквивалентом чего он собственно является. Иными словами, это творение богатства из ничего, ех nihilo. Наиболее точно выразил это не профессиональный экономист, а великий поэт ХХ века Эзра Паунд: "Банк извлекает выгоды из процентов на монету, которую он творит из ничто" (цит. по "Элементы", № 7, с. 57).

Заметим, что современная наука, в том числе и прежде всего, на самом Западе – в отличие от "российских" "либеральных экономистов", говорящих о едином мировом развитии и "мировом стандарте" (в чем они ничем не отличаются от марксистов, из среды которых и вышли, как, например, бывший член редколлегии журнала "Коммунист" Егор Гайдар) – все чаще ставят вопрос о "случайности" возникновения капитализма (вместе с Реформацией и всем последующим, включая буржуазные, а затем и социалистические революции), а, следовательно, и либеральной демократии, и всего "модерна" как такового. Так, в своей обобщающей работе "Запад, капитализм и современная мир-система" (“The West, Capitalism and the Modern World-System, Review, Vol. XV, No. 4, Fall 1992) директор Центра Фернана Броделя (США) профессор Иммануил Валлерстайн подчеркивает, что происхождение капитализма в известном смысле случайно и объясняется конъюнктурной "констелляцией", кумулятивным сочетанием в XIV-XV вв. совокупности обстоятельств, образовавшихся в краткосрочной временной перспективе в силу неожиданных изменений в экономических, государственных и религиозных структурах в результате "черной смерти" (эпидемии чумы) и кризиса межконтинентальной торговли ("Великого Шелкового Пути") из-за падения "монгольского звена" в XIV-XV вв. (что и "отозвалось" в Западной Европе тройным кризисом – сеньорального хозяйства, феодального государства, католической церкви). Причины европейской экономической трансформации поэтому скорее связаны не с внутренней логикой развития европейских структур (которые ни к какому капитализму сами по себе не эволюционировали), а объясняются скорее всемирными геополитическими и геоэкономическими сдвигами, которые неожиданным образом привели к "краткосрочному" (конъюнктурному) ослаблению европейской "мир-империи" Габсбургов, оказавшейся неспособной (в отличие от мир-империй Китая, Индии и исламского мира) заблокировать или поставить под контроль протокапиталистические структуры своей мир-экономики. Конъюнктурный кризис европейских структур 1350-1450 гг. оказался (в силу их сравнительной неразвитости и периферийности) более глубоким, чем в центрах остальной ойкумены: образовавшуюся "брешь" смогли заполнить структуры капиталистической мир-экономики не потому, что они были более развитыми или иными по своей сущности, чем в исламском мире, Индии или Китае, а потому, что среда их развития была менее сильной и более отсталой, чем в остальных развитых странах ойкумены". (Сс. 561-619).

Западные исследователи без всяких колебаний говорят об отсталости Запада в средние века по сравнению с Востоком – а, следовательно, и входившей тогда в "монголосферу" Московской Русью – в то время, как у нас по-прежнему господствуют идеи "магистрального пути" и "мировых стандартов"!

Таким образом, речь идет не о закономерном развитии "человечества" (термин условен), а о выпадении, отпадении Европы – а вслед за ней Америки – от него в целом. Однако отпадение происходит только тогда, когда внутри отпадающей части уже имеется нечто, к такому отпадению предполагающее ("семя тли"). И многие современные европейские и американские – а вслед за ними, как всегда, и российские – авторы видят это нечто не только в протестантизме, но и в самом христианстве как таковом. Таковые Мари-Франс Рену-Загаме (Marie-France Renoux-Zagamé. Origines théologiques du concept moderne de proprieté. Liberaire Droz. Genève, Paris, 1987), утверждающая в своей книге о том, что "дух капитализма" рождается из самой структуры христианского богословия, начиная с Тертуллиана и бл. Августина, в силу его "рациональной структуры", невозможной в язычестве, а Родней Старк (Rodney Stark, Le triumphe de la raison. Presses de la résistance, 2007), указывает на возможность возникновения "современного мира" как такового только в христианских обществах, но ни в коем случае не в Азии и "не на землях ислама". При этом, если большинство исследователей либо позитивно относятся как к христианству, так и к капитализму, либо стоят на академически нейтральных позициях, то "новые правые", такие, как Ален де Бенуа, вместе, кстати, с "новыми левыми", анархистами, экологами и т.д., делают экзистенциальный выбор в пользу язычества, совсем не обязательно понимаемого как "возвращение старых богов", точнее, их имен. Кстати, такая же ситуация сегодня и в России. И если Макс Вебер настаивает на "антикапитализме" католицизма (кроме отдельных схоластов типа Бернардина Сиенского и Антонина Флорентийского), то сегодня утверждается гораздо более радикальная на этот счет точка зрения. В частности, Алистер МакГрат в книге "Богословская мысль Реформации" пишет: "Операции великих средневековых католических банкирских домов, таких, как Медичи и Фуггеры, являются ясным свидетельством наличия капиталистических представлений и методов до периода Реформации. Накануне Реформации такие города, как Антверпен, Аусбург, Льеж, Лиссабон и Милан были центрами капитализма". C другой стороны, капитализм – в точном соответствии с представлениями Карла Шмитта (убежденного католика и одновременно германского национал-социалиста) о "суше и море" – неразрывно связан со стихией моря: исторически, до эпохи географических открытий – со Средиземноморьем. В "свободной энциклопедии Traditio" говорится, что капитализм вообще "произошел из торговли, работорговли и захватнических войн. В существующем независимо и самостоятельно традиционном обществе зарождение капитализма невозможно. Для его зарождения нужны капиталы, свободные от контроля общины и принципиально хищническая позиция по отношению к другим людям. Что возможно только в центре пересечения торговых путей, свободных от контроля сухопутных (выделено нами – В.К.) цивилизаций. Самое вероятное место зарождения – Константинополь (Иерусалим) и Александрия".

В любом случае средиземноморское происхождение капитализма очевидно и действительно географически совпадает с первоначальными центрами распространения христианства как такового. Но здесь начинается самое интересное. Перед нами открывается "нелинейность" самого христианства. Точнее, перед нами открывается наличие не одного, а двух христианств, неизбежно выбирая из которых одно, мы тем самым должны будем констатировать, что второе – не христианство, а нечто иное. Какое из этих двух – вопрос не доказательств, а только веры. С точки зрения "линейных" причинно-следственных связей он тоже "случаен" – как и возникновение капитализма.

В традиционном обществе богатством является все целиком материальное и нематериальное (но сущее) его достояние – от географической территории его распространения до собственно религиозных воззрений, включая хозяйственную и военную мощь, искусство, науки ("традиционные" и "рационалистические") – вообще всё. Мир земной в таком обществе мыслится как мир сущностно единый с божественным. Наиболее последователен здесь древнеарийский ("стыдливо" именуемый "индийским") адвайта-ведантизм ("адвайта" – недвойственность) с его tāt twām āsī – я есть То, но и эллинство, провозглашающее παν τo παντα – всё во всём, из этого же рода, и александрийский герметизм, и славянское и германское пра-"язычество" или ведизм, изначальная "вера троическая", позднейшим искажением коей являются многобожие и идолопоклонство. Даже в римском праве, послужившем затем формой юридического оформления капитализма ("гражданское право", цивилистика), вещь (res) не отделена от ее собственника: вещь похищенная возвращается первоначальному собственнику вне зависимости от того, является ли ее приобретатель добросовестным (т.е. он не знал о факте похищения и, допустим, просто ее купил) или нет. Всё во всём. Если переводить этот язык на библейский, то также мировоззрение в принципе есть искаженное отражение "Богомировоззрения" первого Адама. В соответствующем такому "Богомировоззрению" обществе капитализма не может быть в принципе (как и его изнанки – социализма). Его и нет до сих пор во всей части мира, который не коснулась или которая не приняла в свое время христианство (как это произошло в Китае, где и "социализм" в его маоистской редакции – всего лишь условный термин, как, кстати, и в позднесталинском СССР, где, в отличие от Китая, все же происходила определенная "перекодировка").

Капитализм возникает только как следствие общей метафизической установки на существование полного, абсолютного ничто (oυκ оν), кстати, не тождественного не сущему (με oν), включающего в себя то, что не существует, но что можно себе помыслить, что больше бытия и включает в себя бытие. Единственным сохранившимся источником такого мировоззрения является Библия, в которой говорится о творении Богом мира из ничто, хотя прямо о ничто говорится не в Пятикнижии Моисеевом (tōghū-wā-whōgū Книги Бытия это что угодно, но не ουκ ον), а в значительно более поздних Книгах Маккавейских, и только в одном месте (Мк., 7, 28). При этом надо иметь в виду, что первоначальный древнееврейский текст Библии отсутствует (т.н. "масоретский", с которого сделан и русский т.н. Синодальный перевод начала ХIX в.) относится – самое раннее к III в., а некоторые исследователи полагают, что и вообще к VIII после Р.Х. и содержит множество следов специфической антихристианской полемики), а также что в каноническом славянском Острожском тексте, переведенном соответственно с греческой Септуагинты, употребляется, в отличие от греческого оригинала ουκ ον, определение от не сущих, что более соответствует греческому με ον. Не сущие, конечно, не "чистое ничто", и здесь дело не в "безграмотности" переводчиков, как очень хотелось бы этого "академическим" сторонникам "иудеохристианской цивилизации" и "единого пути развития", а в очень сложных и тонких процессах осмысления священных текстов, как и, уже в новое время (безусловно, в "сниженном", "отраженном" виде) – осмысления, в частности, в России, философских теорий, того же марксизма. Так или иначе христианство воспринимает из Ветхого Завета идею "творения из ничто" и, соответственно, действительно создает метафизическую – следовательно, не необратимую, а только способную осуществиться (а способную и не осуществиться) возможность капитализма. Тем самым создается как таковая сама возможность "экзистенциального выбора", отсутствующая в любом "язычестве", и предпосылки к "случайности" этого выбора.

Существование абсолютного ничто и соответственно творения из ничто (ex nihilo) предполагает и абсолютную отчужденность тварного мира от Творца, в точности соответствующая описанию Марксом т.н. отчуждения при капитализме в его "Экономическо-философских рукописях 1844 г.", кстати, замалчиваемых в советское время (но бывших в широком употреблении у западных марксистов, таких, как Грамши, Лукач, Гароди и др.).

К.Маркс: "Рабочий вкладывает в предмет свою жизнь, но отныне эта жизнь принадлежит уже не ему, а предмету. Таким образом, чем больше эта его деятельность, тем безпредметнее рабочий. Что отошло в продукт его труда, того уже нет у него самого. Поэтому чем больше этот продукт, тем меньше он сам. Отчуждение рабочего в его продукте имеет не только то значение, что его труд становится предметом, приобретает внешнее существование, но еще и то значение, что его труд существует вне его, независимо от него, как нечто чужое для него, и что этот труд становится противоречащей ему самостоятельной силой, что жизнь, сообщенная им предмету, выступает против него как враждебная и чужая". И далее: "Непосредственным следствием того, что человек отчужден от продукта своего труда, от своей жизнедеятельности, от своей родовой сущности, является отчуждение человека от человека. Когда человек противостоит самому себе, то ему противостоит другой человек. То, что можно сказать об отношении человека к своему труду, к продукту своего труда и к самому себе, то же можно сказать о об отношении человека к другому человеку, а также к труду и к предмету труда другого человека. Вообще положение о том, что от человека отчуждена его родовая сущность, означает, что один человек отчужден от другого и каждый из них отчужден от человеческой сущности".

Отрицание марксизма в первой половине ХХ века в Германии и его преодоление (через утверждение) в послевоенном СССР, кстати, породили такую противоположную Марксу апологетику именно родовой сущности "Рабочего", как одноименная книга Эрнста Юнгера и забытый, но по-своему замечательный, написанный в середине 50-х годов роман советского писателя Всеволода Кочетова "Журбины".

Из "нигилизма" в широком смысле (от ex nihilo) проистекают и основы буржуазного права, права капитализма. В своей работе "Философия политики" (М., Арктогея, 2004) А.Г.Дугин пишет: "Если остальные народы выводят свое Политическое напрямую из сакрального, т.е. признают божественность в самом центре своих систем – культовых, кастовых, социальных и т.д. – то израильтяне, в свою очередь, имеют с Божеством совершенно иные отношения. Это отношения "завета", т.е. "договора", "контракта". В принципе, смысл категории "завет" имеет изначально чисто юридический смысл, это нотариальная доверенность, описывающая обязательства сторон. Поэтому мы имеем дело с особой юридической сакральностью, где отношения между причиной и следствием регулируются "соглашением", "контрактом", а не прямой онтологической связью, как в случае манифестационистских традиций" (с. 206). Но это ведь и есть гражданское, т.е. буржуазное (нем. bürger, фр. bourgeois) право: и соответственно гражданское, т.е. буржуазное, капиталистическое – общество! Повторим еще раз: общество исключительно евроатлантического типа, а вовсе не "мировой стандарт".

Надо при всем этом заметить, что творение ех nihilo признавали не только вышедшие из Библии "авраамические религии", но и противостоящие им гностики, притом, что, если собственно религиозное мировоззрение воспринимает творение ех nihilo как благо, то гностицизм – как зло. В этом смысле на марксистскую критику капитализма как источника "отчуждения" можно смотреть именно как на редуцированный до экономического уровня гностицизм. Именно из гностицизма как своеобразной "антисистемы" (по Л.Н.Гумилеву) выводят марксизм и социализм – хотя и с несколько разными оценками (что совершенно не меняет сути дела и не имеет значения) как А.Г.Дугин, так и И.Р.Шафаревич ("Социализм как явление мировой истории"). Академик Шафаревич пишет: "Социализм – это один из аспектов стремления человечества к самоуничтожению, к Ничто, а именно – его проявление в области организации общества. Последние слова “Завещания” Жана Мелье – “Этим Ничто я здесь и закончу” – выражают, используя любимый оборот Фейербаха, “последнюю тайну” социализма" (Указ. соч. в "Сочинения в трех томах", М., 1994, т. 1, с. 320).

Преодоление нигилистической природы социализма (в этом автор этих строк расходится с И.Р.Шафаревичем) произошло после Великой Отечественной войны: на практике после введения самообеспечения рубля всеми естественными богатствами СССР (что на самом деле означало перемену экономического мировоззрения от Маркса к Фридриху Листу, хотя, разумеется, этого никто не говорил), в теории – отказом от категории прибыли (то есть именно создания богатства из ничто) в работе И.В.Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР", написанной незадолго до смерти. Характерно, что эти процессы шли в стране параллельно, с одной стороны, возрождению Православной Церкви, неовизантизма и русского патриотизма в политике и – очень осторожно – возвращения к парацельсианству (а что такое т.н. "мичуринская биология", как не парацельсианство?) в науке. Мы не выносим оценку последнему, мы констатируем.

Что же до собственно христианства, то утверждать наличие нигилистической линии внутри него – сразу же вольно или невольно оправдывая антихристианскую критику европейских "новых правых" или наших "новоязычников" – можно только в отношении западного христианства, из которого и выросла "протестантская этика". Причем, зачатки нигилизма – в очень скрытом виде – мы можем находить уже у блаженного Августина и в особенности у Тертуллиана. Прежде всего, это неснимаемое противостояние ("отчуждение") "града земного" и "Града Небесного", сопряженное с концепцией линейного времени, начинающегося из ничто, также метафизически связанной с капитализмом, поскольку само понятие банковского процента связывает с временем рост капитала из ничто, о чем писал и Макс Вебер. Восточное же христианство, Православие, в центре которого – онтология Воскресшего Христа (на Западе в центре – онтология Рождества в католицизме и мораль Нагорной Проповеди – в протестантизме), в истоках своих, раскрываясь, как именно зрелое Православие, на самом деле дает иную, нежели Маккавейская, картину творения, также преодолевая ее. Вот как раскрывает ее святой Василий Великий в "Беседах на Шестоднев": "Поелику начало естественным образом предшествовало тому, что от начала, то повествующий о вещах, получивших бытие во времени, по необходимости всему предпоставил это выражение: в начале сотворил. Было нечто, как вероятно, и прежде сего мира; но сие, хотя и постижимо для нашего разумения, однако же не введено в повествование, как несоответствующее силам новообучаемых и младенцев разумом. Еще ранее бытия мира было некоторое состояние, приличное премирным силам, превысшее времени, вечное, присно продолжающееся. В нем-то Творец и Зиждитель всяческих совершил создания – мысленный свет, приличный блаженству любящих Господа, разумные и невидимые природы и все украшение умосозерцательных тварей, превосходящих наше разумение, так что нельзя изобрести для них и наименований. Они-то наполняют собою сущность невидимого мира, как научает нас Павел, говоря: ибо им создано все… видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли (Кол. 1, 16), и ангельские воинства, и архангельские чиноначалия". (Святитель Василий Великий. "Беседы на Шестоднев". Изд. Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, М., 1999, с. 60-61). Григорий Богослов, Григорий Нисский, а вместе с ними и св. Иоанн Златоуст, говоря о происхождении "мира сего", употребляют греческое слово καταβολε – "низвержение". Низвержение откуда? Легко видеть: восточнохристианское (православное) "Богомировоззрение" метафизически не совместимо с капитализмом, поскольку не знает понятия чистого ничто – и в этом смысле восстанавливает изначально райское, не падшее сознание, включающего в себя также и первозданное, не связанное с идольским почитанием, "язычество", точнее, "ведение" или ведизм. Понятие же ничто, nihil, является следствием падения, а точнее, именно низвержения, плодом которого и является этот мир – "Мир сей, в котором мы живем, не был сотворен Богом", и далее: "”Этот” мир и “тот” – один и тот же, но качество их разное", – пишет современный апологет епископ Василий (Родзянко) ("Теория распада Вселенной и вера Отцов", М., 2003, сс. 5, 7). Может возникнуть такое впечатление, что епископ Василий впадает в гностицизм, однако это не так. Он стоит на его грани, не переходя этой грани, как не перешли этой грани и святые Отцы-каппадокийцы, кажущиеся "почти гностиками" в оптике Отцов "западных". Отсюда и понимание грехопадения не связано на Востоке с поверхностными и вторичными вещами, с которыми связывает его западное христианство.

Епископ Василий: "Не надо думать, как иные говорят, будто первым грехом было плотское совокупление. Брак в Раю был чистым и святым и нес на себе Божие благословение. Грех коренится в самой сердцевине человеческого духа, избравшего дьявольскую систему мира (курсив наш – В.К.), состоящую во взаимном поедании друг друга, “чтобы жить самому” (основа капиталистических отношений – В.К.). Сопровождающий такой выбор шок был столь крушительным, что во мгновение ока перестроилась Вселенная. Оказавшись во власти дьявольского небытия, паразитирующего на Божием творении жуткого “ничто” (“ничто” не основа творения, как в иудаизме и западном христианстве, а своего рода вирус, червь или даже раковая опухоль – В.К.). Оказавшись во власти дьявольского небытия, паразитирующего на Божием творении жуткого “ничто”, она из “ничто” стала разлетаться во все стороны (“отчуждение” – В.К), следуя принципу взаимного отталкивания – полетела в дьявольскую бездну" (там же, с. 66).

Вот уж, воистину, между нами и "западными" ничего общего, бездна, "еяже не прейдеши"!

Идея ничто не принадлежит Богу, но попущена Им. Она в известном смысле случайна. Как случаен – что мы уже видели – и капитализм ( и его изнанка – социализм).Основываясь на Псалтыре – "сребра своего не давай в лихву" (Пс. 14, 25), св. Иоанн Златоуст указывает, что деньги надо "передавать друг другу", так как они никому не принадлежат. То же самое – это особо сгущено в русском прочтении Православия – относится и к земле: "Земля Божья и государева, а так ничья". Православный канон – как, кстати, и традиционный католицизм (хотя мировоззренчески он создает для этого основания), и ислам – запрещают т.н. "лихвы" или "сотые", т.е. проценты с капитала, и соответственно любой нетрудовой доход (советская мораль здесь, как и во многих иных случаях, выступала как "криптоправославная"). "Сотые" воспрещены Правилом 17 Первого Вселенского Собора, 165 Правилом Пятого Собора, 10 Правилом Пято-Шестого Собора и многими другими, сохранившимися как в старой "Кормчей", так и в новой "Книге правил". В качестве "санкции" положено извержение из Церкви. Капитализм извергает из Церкви. Этих правил никто не отменял и не имеет власти отменить. Поэтому капитализм в "православных странах" возникает только постольку, поскольку они перестают быть православными. Для православного мира капитализм – одна из важнейших, если не важнейший, ибо процент есть едва ли не основная мирская личина "князя века сего", составляющих апостасии и знамение конца времен. Поэтому капитализм случаен, ибо сущностно его нет. "Капитализм – это грехопадение христианского мира", – пишет современный православный исследователь Вячеслав Макарцев. Грехопадение порождает "ничто". Но первым "грехопадением христианского мира" следует признать отделение западного христианства, во всем противоположного – начиная с воззрения на сам акт Творения – Православию. Почему и приходится совершать не просто рациональный, но экзистенциальный выбор того, что есть и что не есть христианство. В строгом смысле слова этот выбор "случаен". Случаен ли? Здесь мы вступаем в область тайны. Тайны ли? И каково отношение этой тайны к "тайне беззакония"?

В этом смысле еще более полно раскрывают картину рассуждения другого исследователя капитализма – Вернера Зомбарта (1863-1941) в его работах "Буржуа" и "Евреи и хозяйственная жизнь" (Вернер Зомбарт. Собр. соч. в 3 томах, М., 2005). Указывая на очевидный факт исторического сосредоточения капитала у евреев, равно как и на создание ими векселя и биржи, Зомбарт указывает на Второзаконие (15, 6), запрещающего давать "лихву" "своему брату", но разрешающему нееврею, и на развитие этого положения в Шулхан-Арухе (заповедь 798), согласно которому разрешение процента со ссуды иноверцу переходит в обязательность. Кроме того, в талмудическом праве (в отличие от римского или германского) может передаваться, становиться "требованием на предъявителя", на чем и основана вся юриспруденция "ценных бумаг". Вещь, как и обязательство, отделяются от человека. Это, собственно, и есть отчуждение (уже строго по Марксу). Зомбарт говорит об "обиженности", которая в возрожденческой Италии, а затем в других местах (Голландия, Южная Франция, Англия) становится двигателем "предприимчивости". Капитализм – а, следовательно, отчуждение – плод субкультуры, а не культуры, как у Вебера. Однако не строго ли все наоборот: наличие субкультуры есть следствие отчуждения, а последнее, в свою очередь, проистекает из метафизического ничто, "ничто, которое ничтожит", как говорил Мартин Хайдеггер?

Покойный Феликс Владимирович Карелин, кстати, бывший советский диссидент, рассматривал капитализм сквозь призму "евхаристической ущербности" : "На протяжении двух-трех столетий процесс капиталистического развития охватил весь христианский мир. При этом обнаружилась одна удивительная закономерность. Оказалось, что склонность того или иного народа к участию в капиталистическом развитии находится в строгом соответствии и в обратной пропорции к участию этого народа в Евхаристической Трапезе. Чем полнее христианский народ участвует в Евхаристической Трапезе, тем менее он склонен к капитализму. И напротив: чем глубже евхаристическая ущербность христианского народа, тем более активным оказывается его участие в развитии капиталистической системы. Знаменосцами капиталистического развития явились кальвинисты, вовсе отвергнувшие Евхаристическое Таинство. Именно они совершили первые буржуазные революции в Европе и заложили основание капиталистической Америки. Активными строителями буржуазной цивилизации оказались умеренные протестанты, которые составляют большинство населения Англии – страны первого промышленного переворота – а также двух ведущих стран монополистического капитала США и Германии. Католики, первоначально упорно сопротивлявшиеся капиталистическому развитию, постепенно стали его уверенными участниками".

Если это так, и Феликс Карелин прав, то евхаристическая – точнее, антиевхаристическая – природа современного российского капитализма является еще более угрожающей и ужасающей, чем природа капитализма европейского и даже американского. Если в советское время церковная (в том числе евхаристическая) жизнь была отчасти "отгорожена" и "препятствуема", то сегодня т.н. "общие исповеди", приступание к Св. Тайнам без соответствующей подготовки и в ряде случаев соответствующей епитимьи порождает своего рода "евхаристический ажиотаж" (на языке Св. Отцов попросту беснование) без истинного Причастия; более того, можно дерзнуть полагать, что речь идет о причастии "в суд и во осуждение". Думать, что таким образом можно осуществлять "миссионерство" и создавать "сильную Церковь", является не просто опасной иллюзией. Так постепенно – вопреки сохраняющемуся апостольскому преемству – создается "антицерковь" , "церковь Ничто" – именно так, а не экзальтированными полудурками, эпатирующими "буржуазную публику" своим "сатанизмом". Процесс этот никак не связан с советской властью и – он начался задолго до нее: сначала с никоновой, а затем и с петровской церковными "реформами". Напротив, советский строй приостановил этот процесс, по Константину Леонтьеву, "подморозил Россию", хотя, будучи метафизически укоренен в том же nihil, не мог не рухнуть. Нынешний российский капитализм – не протестантский и даже, по сути своей, не еврейский, хотя большинство "олигархов", действительно, этнические (но не "галахические", не только не "синагогальные", но и с большой примесью "индоевропейской" крови) евреи. Он – антиевхаристический, антиправославный и антихристианский в прямом смысле. Если православное (как и средневековое католическое) хозяйство было основано, в отличие от протестантского, не на накоплении, а на "сакральной трате" денег, то "Рублевка" и Куршавель – это пародия на пиры святого Владимира и даже на знаменитое "ризоположенское пьянство" старой Москвы. Это прямое дыхание Ничто, "смерти второй".

Современный российский капиталист – это не буржуа в веберовско-зомбаровском смысле как квинтэссенция "человеческого, слишком человеческого" (Ф.Ницше), но и в каком-то смысле уже не человек вовсе, причем не в "сверхчеловеческом", а в "подчеловеческом" смысле, или, если продолжать в ницшевом словоупотреблении, он имеет прямое отношение к "последним людям".

С политической же и экономической точек зрения российский капитализм – это вгон русских в политическую и экономическую отсталость, и, прежде всего – в отсталость военную, во времена даже еще не Маркса, а Адама Смита. В то время как евроатлантическая экономика, основанная на новых технологиях, уже давно стала посткапиталистической, как и советская неизбежно становилась постсоциалистической – и стала бы, не случись "перестройка". Но это иная тема.

Впрочем, в современном "сверхкапитализме" "ничто, которое ничтожит", оборачивается не только страшной, но и смешной стороной. Александр Елисеев приводит цитату из германского журнала "Шпигель" – по недавно изданной книге А.Ваджры "Путь зла. Запад: матрица глобальной цивилизации" (См. l ). "О заменителях мяса: “Рецепт прост. Берете обычную коричневую жижу из бытовой канализации, выпариваете ее до получения гранулята, добавляете туда хорошую порцию соевого протеина и красителей. Готово. Это заменитель мяса, родившийся в японских лабораториях, пробующим его людям по вкусу напоминает курятину. Туалетбургер, как его назвали журналисты, представляет собой извращеннейший пример нового поколения продуктов из реторты, они создаются чаще всего в лабораториях мультимиллионеров от пищевой промышленности. Идея проста: сделать долговременной стратегию извлечения полезных веществ из продуктов, сэкономив на дорогом сельхозсырье, и, в идеале, создать из мусора готовую еду для размещения на полках супермаркетов” <…> Вспоминается уличный лозунг 90-х: “Капитализм – дерьмо!”".

Владимир КАРПЕЦ

сентябрь 2007