После того как Арабский мир потерпел поражение в цикле войн, призванных упразднить еврейское государство, надежды непримиримых арабов были связаны с демографическим превосходством. Фраза Ясира Арафата про секретное оружие, которым обладают палестинские женщины, стала хрестоматийной. Однако преимущества этого «вундер-ваффе» оказались временными. В XXI веке арабское общество так же, как европейское в ХХ веке, совершило демографический переход и резко сократило свои репродуктивные показатели. Сегодня у арабов окружающих Израиль стран — и в Египте, и в Сирии, и в Иордании, не говоря уже о нефтяных монархиях Персидского залива! — рождаемость существенно ниже, чем у евреев Израиля. (см. Таблицу)
Данные 1975–80 годов — «Народонаселение стран мира», М., 1984, под редакцией Б. Ц. Урланиса, а также оценка ООН (World population Prospects); данные 2023 года — на основе данных национальных статистических органов;
Как видно из приведённых в Таблице цифр, все перечисленные выше страны Ближнего Востока, следуя глобальной тенденции, переживают демографический переход от расширенного воспроизводства к суженному. Так, былые рекордсмены по рождаемости, державшиеся всего полвека назад в группе мировых лидеров (например, Сирия и Саудовская Аравия), ныне переориентировались на вполне «европейские» размеры семьи, преимущественно двухдетной. В данном случае мы применяем термин «европейские» только потому, что в Европе демографический переход состоялся несколько раньше и мы к европейской малодетности успели привыкнуть. Фактически же нечто похожее происходит почти повсеместно: в Латинской Америке, Восточной Азии, Южной Африке, Исламском мире — вопрос только в сроках и темпах перемен. На этом фоне заслуживает внимания тот факт, что в Израиле демографический переход совершается гораздо медленнее, если не приостановился вовсе.
Анализ этого феномена показывает, что в еврейском обществе сохранилась весомая группа религиозных фундаменталистов (харедим), чья рождаемость по-прежнему достигает максимально возможного уровня. Как правило, на женщину-харедим, как это было и двести лет назад в не затронутом демографическим переходом традиционном обществе, приходится семь-восемь детей. Параллельно с харедим в Израиле живёт и значительное количество «обычных», светских или умеренно религиозных евреев, чья рождаемость эволюционирует так же, как у большинства других народов мира, то есть сокращается до уровня ниже простого воспроизводства. Однако доля фундаменталистов, ввиду их повышенной рождаемости, увеличивается, компенсируя тем самым прогрессирующую малодетность либерально настроенных сограждан. Благодаря такому религиозному «ядру», составившему демографический костяк общества, евреи Израиля превзошли в рождаемости арабов (точнее, арабы отстали от евреев, быстрее соскользнув вниз).
Возвращается ветер на круги своя
Констатируя наличие такого уникального феномена, обратим внимание, что представление об исключительной мусульманской многодетности и еврейской малодетности — порождение очень короткой исторической эпохи. Это ошибочное представление возникло в середине ХХ века, когда светские евреи, сосредоточившись в наиболее интеллигентных, современных слоях городского европейского общества, совершили переход к малодетности быстрее своих более консервативных соотечественников-неевреев, в то время как мусульманский мир, задержавшийся с урбанизацией и модернизацией, в процесс демографического перехода ещё не вступил. Если же окинуть исторические события, как говорил Лев Гумилёв, «с высоты птичьего полёта», то станет ясным, что на долгой многовековой дистанции христиане опережали в рождаемости мусульман, а евреи — и тех, и других.
Для евреев вопрос максимальной рождаемости был в прямом смысле вопросом выживания, поскольку долгое пребывание в рассеянии посреди чужих народов предполагало неизбежное размывание этноса, его частичную ассимиляцию в каждом поколении. Ведь даже вопреки жёстким изоляционистским правилам, культивировавшимся в иудейской среде, какое-то количество юношей и девушек всё равно выбирало в супруги иноплеменников и принимало веру окружающего большинства. Эти потери требовали постоянной компенсации за счёт более высокой, чем у соседних народов, рождаемости. Среди механизмов, обеспечивавших такую повышенную рождаемость, можно выделить издавна царивший в еврейском обществе культ матери, проявляющийся, в частности, в таких феноменах, как определение потомков по материнской линии и даже наличие фамилий, производных от женских (Энтин, Ханин, Цейтлин, Басин, Ривкин и т. д.), а не мужских имён.
В исламской традиции, напротив, положение женщины относительно мужчины было иным, чему способствовала практика многожёнства (полигинии). Раннее старение первой жены от физических лишений и утрата ею репродуктивных способностей могли быть компенсированы вторым и даже третьим браком. В период арабских завоеваний полигиния работала как демографический стимул, так как воины халифа брали в свои гаремы женщин покорённых народов, умножая таким образом своё потомство. Но на протяжении последующих веков, когда военная экспансия пошла на убыль, полигиния и связанная с ней дискриминация стали играть отрицательную роль в исламской демографии (в силу обусловленного ими более раннего старения и ухудшения здоровья женщин). Судя по большинству исторических оценок, в шестнадцатом-восемнадцатом веках мусульмане уступали по рождаемости христианским народам (как европейцам, так и русским), что сыграло немаловажную роль в упадке Османской империи, вынужденной передать большие территории своим быстрее растущим христианским соседям.
Похоже, формула «рождаемость иудеев выше, чем у христиан, а христиан выше, чем у мусульман» действовала на протяжении, как минимум, нескольких веков, предшествовавших двадцатому. Неодновременность демографического перехода резко смешала сложившиеся пропорции, дав мусульманам заметную фору. Однако можно предположить, что по мере завершения демографического перехода прежние пропорции восстанавливаются. По крайней мере, евреи уже возвращаются на позицию лидеров. А так как государство Израиль — первое за две тысячи лет государство, где евреи не являются национальным меньшинством, тамошней еврейской общине уже не грозят потери от смешанных браков и ассимиляции, что создаёт дополнительное демографическое преимущество. Иными словами, в обозримой перспективе еврейскому этносу на Ближнем Востоке гарантирован опережающий рост, и надежды, которые возлагал Ясир Арафат на «тайное оружие палестинских женщин», тщетны.
Скорее наоборот — перевес в создаваемом демографическом давлении будет подталкивать Израиль к расширению своей экспансии, что проявляется и в заселении западного берега реки Иордан, и в переносе столицы в Иерусалим, и в оккупации Голанских высот, а также в расширении сферы контроля ЦАХАЛ в секторе Газа и на ливанском направлении.
Война миров, а не этносов
Тем не менее, совершившаяся демографическая рокировка не означает, что существование Израиля получило неоспоримые гарантии. Количественные пропорции враждующих миров продолжают впечатлять своим неравенством: ведь численность арабов достигает 450 миллионов человек. Цифры сами по себе грандиозные, особенно при сравнении с семью миллионами евреев Израиля и ненамного большей по численности иудейской диаспорой. Никакая повышенная еврейская рождаемость такого соотношения серьёзно не изменит. А Исламский мир переживает сегодня не только достаточно бурный демографический рост, но ещё более бурный рост экономический и технологический, приобретает всё больший вес в мировой политике.
Таким образом, локально достигнутый перевес израильтян в демографии может быть уравновешен перевесом мусульман в темпах роста их финансово-экономического могущества. С учётом общей социально-экономической динамики Исламского мира перспективы Израиля выглядели бы безнадёжными — если бы за спиной Тель-Авива не стояла вся Западная цивилизация.
С исторической точки зрения возникший альянс между Израилем и Западом может показаться странным. На протяжении долгих веков еврейская община находилась в наиболее сложном положении именно в Западной Европе. Положение евреев в Исламском мире было намного лучше (вспомним хотя бы процветание будущих сефардов в пиренейских эмиратах и массовый исход иудеев после Реконкисты — уцелеть под властью королей Кастилии и Арагона можно было, лишь изменив веру и став марраном). Именно в Европе еврейское население подвергалось гонениям, не сопоставимым с репрессивными практиками в других цивилизационных мирах (кульминацией этой ненависти стал Холокост, но неоднократные попытки «полного и окончательного решения» еврейского вопроса в различных западноевропейских странах предпринимались задолго до Гитлера — только во Франции не менее пяти раз).
Однако к середине ХХ века в Западной цивилизации произошли глубокие социокультурные изменения, во многом обусловленные итогами Второй мировой войны: разгромом гитлеризма и возвышением США. К тому времени свершилась и эмансипация еврейства, частичное разрушение этнорелигиозных барьеров и массовый приток полностью освоившей местную культуру еврейской молодёжи в самые динамичные сферы общества. Состоялась интеграция еврейской общины в Западную цивилизацию, и из преимущественно оппозиционного изолята еврейство превратилось в весомый компонент западной элиты.
Благодаря произошедшей цивилизационной метаморфозе Израиль получил возможность опираться на неизменную поддержку Вашингтона и других западных столиц. Эта поддержка стала и до сих пор остаётся самым надёжным залогом существования еврейского государства.
Будет ли эта опора еврейского государства столь же надёжной и в будущем? Вряд ли. Мы видим, как начинает слабеть непоколебимая прежде поддержка Израиля со стороны Запада. Причина этих перемен имеет, прежде всего, демографический подтекст.
Демографический взрыв, который пережил Исламский мир во второй половине ХХ века и который в силу инерции будет продолжаться как минимум до середины нынешнего столетия, породил мощнейшие миграционные потоки. Заметный численный рост мусульманских общин в большинстве стран Европы и в США вынуждает западных политиков считаться с настроениями своих новых избирателей. Очевидно, что пропалестинские демонстрации в западных столицах собирают существенно больше участников, чем демонстрации в защиту израильских заложников, взятых ХАМАС. Также нетрудно заметить, что львиную долю участников пропалестинских демонстраций составляют «новые европейцы» и «новые американцы» — представители первого и второго поколений эмигрантов из Магриба и с Ближнего Востока.
Стоит обратить внимание на перемену идеологических декораций на сцене этой исторической борьбы. Во второй половине ХХ века национальные интересы Израиля находили наиболее живой отклик у носителей либеральной идеологии; безусловная защита евреев как группы, пострадавшей от нацизма, была частью политической программы либерального лагеря. Однако постепенно место приоритетной этнической группы, нуждающейся в защите, занимают мигранты из стран третьего мира и американские чернокожие, среди которых очень значительна доля мусульман.
В США, например, в совершенно раздвоенном состоянии оказалась носительница либеральных взглядов — Демократическая партия, которая буквально разрывается между старыми либеральными принципами неизменного филосемитизма и лозунгами новых левых, видящих в Израиле «империалистическое государство».
В этой ситуации Израиль скорее получит поддержку от американских консерваторов — Республиканской партии, которая более склонна руководствоваться древним принципом «свои -чужие» и видит в Израиле цивилизационно близкую силу. Учитывая эту логику, нельзя исключать, что в ближайшем будущем лидеры Израиля будут вынуждены искать союзников именно в право-консервативном и даже ультраправом лагерях, а либеральные и даже центристские партии Западного мира переключатся на поддержку арабов.
С момента возникновения государства Израиль Святая земля выглядит незаживающей раной, постоянно кровоточащей из-за непримиримого еврейско-арабского конфликта. Похоже, что ключевым фактором, влияющим на развитие этого конфликта и его возможное завершение, станет не расстановка сил в самой Палестине, а именно расстановка сил в Западном мире. Рост числа мусульманских общин в Западной Европе и США либо станет триггером прихода к власти западных националистов, которые могут рассматривать Израиль как союзника по новой Реконкисте, либо укрепит позиции промигрантских либеральных сил, которые под давлением своего нового электората в конце концов откажут Израилю в поддержке.
Елена Панина
