Школа здравого смысла

Смотреть видеозапись, полная расшифровка которой приводится ниже.

Прежде всего я должен сказать, что концепцию глобальных проектов мы сочинили вместе с выпускником ВИИЯ Сергеем Ильичем Гавриленковым, который к сожалению отсутствует на сегодняшнем мероприятии.

Концепция глобальных проектов была придумана специально для того, чтобы объяснить, что то, что происходит в мире – это смена не только экономических формаций, но и идейных.

Сегодня я повторю некоторые тезисы. И начнем мы с принципиального момента, который состоит в следующем. Начиная примерно с Рождества Христова, уже две тысячи лет с лишним всё мировое развитие идет в рамках тех или иных глобальных проектов. Глобальный проект – это идея, которая описывает мир для человека, описывает цели и смыслы его существования, в некотором смысле – его понятия о смысле жизни и его счастье, и оказывается настолько богатой, что начинает структурировать мир вокруг себя.

Разумеется не каждая идея может стать основой глобального проекта. Если мы посмотрим на количество глобальных проектов, всего их в мире реально было 6-7. Есть один проект, который начался даже до нашей эры, но я его знаю плохо – это буддийский проект. А дальше – пошло. Практически одновременно с буддийским появился иудейский проект. Это был очень специфический глобальный проект, потому что, во-первых, он был первый, во-вторых, он был сочинен очень рано и по этой причине люди были к нему не очень готовы как к глобальной ценностной модели.

А дальше пошло: христианский, потом исламский. Потом христианский проект разделился на два, собственно от основной ветви, которую мы сегодня называем православием, отделился католический проект, но начиная с христианского проекта все проекты до примерно XVI века были построены на одной системе ценностей, которую условно можно назвать библейской.

Эта система ценностей оказалась настолько мощной, что она победила Римскую империю. И ключевой момент здесь это взятие Рима, которое во всех учебниках истории описывается как катастрофа, но с точки зрения любого христианина это... Готы, которые первыми взяли Рим, как известно, были христианами и Рим они брали как притон разврата, язычества и прочих разных безобразий, хотя там уже было довольно много христиан на тот момент.

Так вот, после взятия Рима и после принятия христианства Византией практически вся Европа довольно быстро стала христианской. Здесь мы обнаруживаем одну замечательную вещь: те системы хозяйствования, которые были в этом обществе почти 1000 лет, принципиально отличались и от модели римских, и от тех моделей, к которым мы привыкли сегодня. Смысл этих моделей хозяйствования состоял в том, чтобы сохранить социальную стабильность общества. Их жертвой пало то, что мы сегодня называем прогрессом. Производство в средневековой Европе осуществлялось цеховым способом, при котором жестко ограничивались объемы и технологии производства, количество производителей и т.д. и т.п.

Почему? Потому, что углубление разделения труда, появление фабричного производства или даже мануфактур ведет к разрушению общества, разрушению социальной структуры.

Классический совершенно пример взаимодействия средневекового общества и общества, в котором есть научно-технический прогресс, это Индия XVIII-XIX веков, в которой завоз английских товаров, начиная от тканей машинных и кончая всем остальным, вызывал массовые голодоморы. Миллионы, по некоторым данным – десятки миллионов человек, если считать членов семей. Иными словами, как только разрушается устойчивая социальная система, связанная с теми моделями производства, которые были в средние века, немедленно начинаются социальные катастрофы.

В XVI веке именно в Европе, которая на тот момент была самой бедной частью Евразийского материка, самой бедной, самой дикой, неожиданно произошла революция идейная и экономическая.

С чем это было связано? Ответа точного нет, у меня имеется версия, которая звучит так: в XVI веке – пик так называемого малого ледникового периода, периода наименьшего климатического минимума температур. Мы все знаем, чем это закончилось для России. Самый конец XVI – начало XVII веков – это царствование Бориса Годунова (1598-1605) и, соответственно, смутное время. Когда население России из-за климатических неурядиц сократилось в 1,5 раза.

Так вот, в XVI веке для Севера Европы стало понятно, что выживание в рамках текущей экономической модели невозможно. Реальное физическое выживание невозможно, потому что земля не производит нужного количества продукта. При этом нужно было решать две задачи: где добыть продовольствие здесь и сейчас, когда три подряд голодных года. Борис Годунов, как известно, открыл царские амбары, чтобы голодных кормить, и то всех не прокормил. А соответственно в Европе никто амбаров не открывал.

И вторая задача: что делать дальше. Первая задача была решена путем раскулачивания единственного источника денег на территории Европы – это католические монастыри. В 1516 или 17-м году Мартин Лютер прибивает к дверям церкви свои тезисы и начинается Реформация. Желающим я предлагаю прочитать книжку Умберто Эко "Имя розы", это начало XIV века, 20-е годы, за 200 лет до Реформации. Примерно треть этой книжки – это обсуждения, объяснения тех проблем, которые привели... Основная проблема там – является ли бедность абсолютно необходимым элементом для нормального христианского общества, т.е. для соблюдения всех заповедей. Не является ли богатство инструментом разрушения.

Так вот, в XVI веке начинается Реформация, католические монастыри грабят. Классический пример – это Великобритания, где колоссальное количество католических монастырей. Разрушали их, как известно, Генрих VIII и три из его шести жен, они там чередовались. Это как раз середина XVI века. Ну понятно, что Генрих VIII разрушал монастыри прежде всего с целью конфискации их богатств, ему просто деньги были нужны.

Вторая задача – это увеличение того продукта, который можно менять на еду. Потому что еды, производимой на территории Северной Европы, уже не хватало для всего того населения, которое там жило.

И вот тут появилась замечательная идея, что надо сначала на время, а потом как выяснилось, навсегда отменить запрет на ссудный процент. Была разрушена цеховая система хозяйствования, началось то, что мы сегодня называем научно-техническим прогрессом. К этому можно добавить, что в это время в Северную Европу, сначала в Голландию, потом в Англию пришли венецианские деньги, которые стали источником кредитов. Но, даже если их не было, механизм всё равно уже был запущен.

В XVI веке образуется новый глобальный проект – Капиталистический, смысл которого – научно-технический прогресс, углубление разделения труда, получение прибыли с использованием ссудного процента.

Но система христианских, собственно библейских заповедей – она цельная! Разрушение одной из заповедей автоматически ведет к разрушению системы социальной стабильности. Мы получаем совершенно жуткие, не только религиозные войны, но и внутри, XVI-XVII вв. – это схватка внутри протестантского сообщества. Достаточно сказать, что протестантские пасторы сожгли народу много больше, чем инквизиторы. И на самом деле большая часть тех зверств, которые так любят описывать в художественных книжках, относится не к инквизиции, а к деяниям протестантских пасторов, хотя у инквизиторов тоже рыльце в пушку. Протестантов много было групп.

К концу XVIII века стало понятно, что общества, в котором библейская система частично разрушена, не может быть устойчива. И появились две новые идеи, два новых глобальных проекта, один из которых доводил до логического завершения идею отказа от одной из библейских заповедей, а именно – отменить их вообще все. Это то, что мы сегодня называем Западным проектом, это современное либеральное западное общество.

Другая модель возвращала обратно запрет на ссудный процент – это Красный проект. Но при этом, поскольку технологическое общество было выстроено в логике ссудного процента, а отменять НТП в XVIII веке уже никто не решался, то идея Красного проекта была следующая – оставить ссудный процент, оставить НТП, но запретить частное присвоение доходов от него.

К середине XIX века это трансформировалось в марксизм, в запрет на частную собственность на средства производства. Если мы посмотрим на экономическую модель СССР с точки зрения внешнего наблюдателя, то мы увидим, что это модель государства-корпорации.

В корпорации крупной нет конкуренции, там абсолютно плановое хозяйство. В любой крупной западной корпорации нет внутри частной собственности. Но в СССР была ещё очень хитрая система, потому что западная корпорация вынуждена жить по капиталистическим законам с точки зрения формирования себестоимости продукции и, соответственно, системы денежного обращения. СССР мог себе позволить сделать независимую систему.

Пока мы ещё в XVIII веке. Значит, в конце концов каждый из этих двух проектов сформировал свою систему и они отчаянно дрались в XX веке. При этом каждая из них сформировала, как и всякий глобальный проект, свою систему проектных терминов, проектного языка, проектных принципов и ценностей.

Я приведу только два примера. Что означает слово "свобода"? В западном проектном смысле означает право любого индивидуума самостоятельно выбирать себе ценностную базу. Т.е. не может общество критиковать индивидуума за то, что он там протестует против запретов на педофилию, запретов на убийство и т.д. Если мы посмотрим на США, то там это совершенно четко видно, там нет морального запрета на убийство, потому что мораль – это свойство фиксированной ценностной базы. Когда она у вас свободная, то никакой мораль быть не может, а может быть только закон.

Вот если закон запрещает американцу убивать другого американца, то этого не нужно делать, если кто-то это может увидеть. А вот, например, убивать иракца или афганца закон не запрещает, и индейца в XIX веке. И, соотв етственно, убивали, совершенно не задумываясь.

В Красном проекте слово "свобода" означает отсутствие эксплуатации человека человеком. Т.е. человек в рамках этой ценностной базы обладает свободой воли, но с обязательным соблюдением этих вот ценностных принципов. Т.е. должна быть мораль и нравственность.

Разумеется в явном виде, 100%-но их никто и никогда не соблюдает, но тем не менее мораль – это понимание человека любого, что есть вещи, которые делать нехорошо. Хотя мы все прекрасно понимаем, что бывают разные ситуации.

Все понимают, что невозможно полностью запретить прелюбодеяние, но тем не менее, обществом в целом оно не одобряется. На Западе этого в принципе не может быть, такого рода общественных запретов. Это противоречит принципу свободы.

Я не буду сейчас рассказывать процессы драки между двумя этими проектами. В 70-х годах Красный проект чуть не победил. В результате победил проект Западный. И в прошлом, 2012-м году произошло знаменательное явление, которое продемонстрировало, что мы, т.е. всё человечество впервые за две тысячи лет оказалось в ситуации идеологического вакуума.

Дело в том, что Западный глобальный проект в 2012 году фактически заявил о своем добровольном уходе со сцены. Скорее всего, ключевой точкой, с которой началось это движение, было лето 2011 года, когда был арестован Доминик Стросс-Кан. Дело в том, что причиной ареста Стросс-Кана было то, что мировая финансовая элита, т.е. элита Западного глобального проекта, в рамках которого уже существует весь мир, приняла решение повторить во всемирном масштабе фокус, который она проделала в начале XX века в США.

В США по итогам кризиса 1907-1908 гг. и депрессии 1908-1914 гг., которую тогда называли Великой, было принято решение о создании специального института – федеральной резервной системы США.

Сегодня было принято решение о создании аналога ФРС США – надстройки над центральными банками, так называемого центробанка центробанков. Уже обсуждалось, что это будет на базе МВФ и поэтому Стросс-Кан, уже обсуждалось, как будет называться новая валюта, обсуждались технические детали... В этот момент администрация США (даже не буду влезать в детали) арестовала Стросс-Кана и тема центробанка центробанков была закрыта. Она исчезла из всех документов, мгновенно практически.

После этого стало понятно (опять-таки в экономику не буду вдаваться), что сохранить ту экономическую базу, на которой сидел Западный глобальный проект, более невозможно, в принципе.

А в середине-конце 2012 года элита Западного глобального проекта распалась на несколько больших частей. Самая крупная часть приняла решение, условно говоря, пойти на второй заход. Идея была такая: поскольку не получилось создать то, что называется "мировое правительство", собственно центробанк центробанков и был бы тем самым мировым правительством, которое сегодня не существует, но которое элита Западного глобального проекта очень хотела сделать, то нужно сделать снова несколько независимых валютных зон, устроить между ними конкуренцию и дальше фактически вернуться в 30-е годы и повторить весь путь, может быть более успешно.

А ещё одна группа элиты, понимая, что нужно спасать США, решила, что нужно эмиссионный механизм ФРС США направить на поддержание реального сектора американской экономики. Это те, кто за Ромни стоял. Условно говоря, это республиканская партия, хотя всё тут сложнее.

Третья группа – это группа международных банкиров, которая очень хочет тем не менее сохранить сеть международных банков. Для этого им категорически нужна ФРС США под полным контролем.

А нужно понимать, что любой чиновник ФРС США, который до недавнего времени знал, что главные – это акционеры ФРС, которые контролируют 7 из 12 мест в совете директоров в Комитете по открытым рынкам фактически и по этой причине слушаться нужно их, банкиров. Сегодня он неожиданно обнаружил, что если слушаться их, то можно и присесть, как это было со Стросс-Каном.

В результате с конца 2011 года полный контроль над ФРС имеет администрация президента США. И по этой причине кто победит в Белом доме, тот и будет решать вопрос.

Ромни проиграл, с реальным сектором не вышло. Та группа, которая хочет альтернативных центров силы, у них никогда не было контроля за Белым домом. Ну, только очень частичный, за счет того, что там было очень много представителей "Голдман Сакс" всегда.

И таким образом остались две группы. Группа первая – это которая хочет сохранить американскую финансовую систему и через неё вытаскивать американскую экономику, через реальный сектор и через финансовый.

Группа вторая – это остатки международных банкиров, которые хотят сохранить международную финансовую систему. И, соответственно, единую систему разделения труда.

У Обамы были и та, и другая группировки в его окружении. И, соответственно, в декабре, когда Обама фактически объявил новый состав своей администрации, стало понятно, что международные банкиры полностью проиграли. Обама принципиально изменил и подходы к внешней политике, и, как скоро будет видно на практике, подходы к экономической политике внутренней.

Собственно изменения эти произошли ещё в начале 2012 года. Теперь вся эмиссия идет исключительно на поддержание внутриамериканского спроса. Международные банкиры больше никому не нужны.

У них начинаются проблемы. Они ещё контролируют МВФ и Мировой банк. Но я думаю, как только произойдет реальная смена, к концу февраля – началу марта, когда новые министры в США усядутся и, прежде всего, новый секретарь казначейства, который не из "Голдман Сакс" и не из JPMorgan, а из "Сити".

Соответственно они возьмут под контроль, потому что и МВФ, и Мировой банк – это фактически филиалы американского казначейства.

В этой ситуации обнаруживается что? Что мировая финансовая элита, элита Западного глобального проекта, которая после 1991 года фактически взяла на себя ответственность за мир, ушла. Её больше нету и человечество со всеми мыслями и идеями повисло в воздухе.

Очень интересно это выглядит в нашей стране. Как мы знает, на прошлой неделе газета "Ведомости" обрушилась с резкой критикой, а также некий г-н Чубайс на Глазьева. Вообще специфика поведения западной обслуги состоит в том, что она принципиально игнорирует любую, нелиберальную точку зрения. Иными словами, для газеты "Ведомости" и для газеты "Коммерсант" таких как Глазьев вообще не существовало в природе. Нет таких, есть только либералы. И вдруг неожиданно большая статья. Почему? Потому что, как мы знаем, Путин поручил Глазьеву и Некипелову разработать некий план!

До недавнего времени встреча академиков с Путиным, которые проходили за последние 12 лет раза 3 или 4, не играли никакой роли, потому что все прекрасно понимали, что либеральную команду сдвинуть с места невозможно.

Сегодня ситуация изменилась принципиально. Дело в том, что либеральная команда не может обеспечить экономический рост, а Путин требует экономического роста. Либеральная команда уже не может обеспечить одобрения своих планов в Белом доме, а через несколько месяцев не сможет обеспечить их одобрения и в МВФ и Мировом банке. А тогда кому они нужны?

И у них началась в некотором смысле истерика. Чубайс, который в некотором смысле "эффективный менеджер", в том смысле, что любую крупную систему, в которую он приходит, он очень быстро разрушает до основания, ну уж никак не экономист, начинает объяснять, что Глазьев – не экономист, что уж совсем смешно. Это тоже самое, что я начну объяснять про кого-то, что он не биолог или не поэт. Я ничего не понимаю ни в поэзии, ни в биологии.

Ещё одна вещь – приехала миссия МВФ в Россию и руководитель миссии МВФ сегодня объявляет... Спор идет какой? Путин требует 6% роста, либералы говорят: не-е, можем обеспечить только 3-3,5%. А Глазьев говорит: нет, можно 6%. И вот руководитель миссии МВФ поддерживает своих: всё, что выше 3% – это чушь, это бред.

Я сейчас не буду комментировать экономическую часть, но это вот очень показательно. Либералы в России начинают постепенно отходить от позиции, когда они диктовали свою волю, к некоторым оборонительным боям.

Я не знаю, чем это закончится. Первый момент, когда можно будет четко сказать о позиции Путина, это лето. Может быть, он чуть раньше сделает, но летом ему придется определиться, потому что летом кончается срок Игнатьева, председателя Центрального банка. И либо Путин переназначит Игнатьева, либо назначит Улюкаева, либо назначит какого-то нелиберального человека. И вот тогда сразу будет понятно, он чего-то хочет делать или не хочет.

Но это как бы выходит за рамки моего сегодняшнего доклада, я хочу говорить о будущем. Что нас ждет? Мы оказались в ситуации идеологического вакуума, пусто. Все начинают выходить из кризиса самостоятельно. Никакого центра принятия правил, решений больше нет.

Элита Западного глобального проекта ушла с позиции генератора правил и понятно, почему. Потому что до этого 30 лет существовал такой неявный договор, который на самом деле очень напоминает рассуждения ранних христиан по поводу Римской империи, что да, это конечно зло, но это минимальное зло, потому что обеспечивает некоторый минимальный порядок.

Так и тут, можно ругать международных банкиров, их есть за что ругать, но они обеспечивали экономический рост. Другое дело, что при этом они брали себе львиную долю той прибыли, которая образовывалась в результате этого роста, но тем не менее они это делали, обеспечивали.

Сегодня ситуация такая – роста нету уже, а они продолжают себе брать львиную долю всех доходов, которые образуются в экономике. Ну, понятное дело, что им начали задавать вопросы. Собственно смена администрации президента США во многом этим и вызвана.

Но, если их нет, то кто?

И вот мы все сегодня оказались в ситуации, ещё раз повторю, идеологического вакуума. Нет ни общепризнанного глобального проекта, ни какой-то группы, которая в рамках идеологии одного из проектов пытается объяснять: вот смотрите, общие правила, по которым предлагаем всем с ними жить.

Это в некотором смысле катастрофа для человечества, но это вместе с тем уникальная совершенно возможность. Потому что тот, кто в этой ситуации предъявит новые правила, может оказаться на коне из совершенно неожиданной, в том числе и крайне слабой позиции. Только надо предъявлять правильные правила.

При этом нас ждет очень сильный экономический кризис, который начнется... Он уже идет 4 года, но в такой наиболее острой форме он начнется скорее всего через год-другой. Потому что более-менее внятная оценка тех ресурсов, которые имеются у США, а сейчас ресурс там только один – эмиссия, показывает, что ещё где-то на год стабильности у них хватит. Хватит ли у них ещё на 2-3 года – это вопрос отдельный.

Вот это картина мира.

Теперь вопрос: а что можно предложить? Я сегодня не вижу другой альтернативы, кроме Красного проекта, с точки зрения экономики. По банальной причине – мы не видим сегодня другого механизма поддержания человечества в целом, кроме научно-технического прогресса. Если мы сегодня попытаемся отказаться от технологической цивилизации, ну, например, перейдя на исламскую хозяйственную модель, то практически автоматически получаем резкое падение населения Земли. Грубо говоря, с 7 миллиардов до 1,5.

Поддержать сегодняшнее население без технологического общества невозможно. Либо нас ждет тотальная цивилизационная катастрофа, либо мы должны сохранить технологическое общество.

Технологическое общество можно сохранить с точки зрения хозяйственных механизмов либо Западным проектом, но он умирает у нас на глазах, либо Красным. При этом есть одна замечательная штука. Дело в том, что в Красном проекте очень сильно ослаблена мистическая компонента. Символ веры есть, а вот мистической компоненты и её обоснование отсутствуют. Символ веры: учение Маркса всесильно, потому что оно верно. А обоснования мистического нету.

Потому что то, что написано как наука, не является доказательством для большинства людей. То, что мы видели в 60-70-80-е гг., все же учили политэкономию и это не было убедительно. И как выяснилось, вера в Бога – и христианская, и исламская – оказалась куда более устойчивой, чем вера в марксистское научное обоснование, символ веры красный.

Дальше я повторю вещь, которую уже много раз, которую мы обсуждали когда-то, когда у нас было заседание в актовом зале ВИИЯ в году 2004, когда я сказал, что в одних регионах мира надо скрещивать модель хозяйственную Красного проекта с исламом, в других – с христианством, в третьих – может быть, с будизмом. Но я не вижу сегодня (не берусь пока сказать, может это и возможно) другой модели по чисто экономическим причинам. Мне кажется, что после кризиса нам всё равно придется менять модель экономического развития, в которой сегодня есть НТП, просто потому, что больше под него нет ресурсов.

Но сделать это в рамках капиталистического общества невозможно, а в рамках Красного проекта можно. Мне кажется, что следующей моделью вместо научно-технического прогресса будет социальный прогресс, т.е. будет меняться система социальных отношений.

В некотором смысле в СССР были попытки перейти к такому обществу в 20-е годы, было очень много разных идей и конструкций, но они все к 30-м годам, к тому моменту, когда нужно было начинать индустриализацию, умерли естественным путем.

Разумеется, изменения эти могут произойти только после спада, вызванного кризисом, который вызовет совершенно катастрофические явления и полный слом социально-политических конструкций что в Европе, что в США, что в Японии.

По поводу Китая я сказать не берусь. Мы сегодня с Олегом Григорьевым часа полтора обсуждали ситуацию в Китае. Сложная там ситуация. Там вне всякого сомнения возможно сохранение нынешней социально-политической модели, но при полном разрушении той части экономики, которая ориентирована на Запад. Всё равно произойдет откат экономики в 50-е годы [XX века]. В 50-е годы не китайские, а мировые.

Про экономику не хочу сейчас говорить, я уже завершаю. У меня получается следующая конструкция. Первое, сегодня существует несколько регионов мира, в которых переход к новой модели возможен без тотального социально-политического кризиса. Это Китай, Россия и несколько стран, в которых очень большое, но бедное население, которое они могут использовать в качестве механизма для построения региональных экономических систем – это Бразилия, Индия, может быть, Индонезия и ещё что-то. Но ни одна из этих стран, кроме России, никогда не рожала глобального проекта.

Единственно, что может быть попытка сделать в рамках Латинской Америки Красный проект на идеологической католической базе. Получится-не получится – это вопрос отдельный. Мне кажется, что не получится.

Но то, что в нашей стране очень возможно построение вот такой структуры... Более того, она будет в некотором смысле уникальной, потому что мы можем построить и ту часть, которая на базе христианства, и ту, которая на базе ислама. И которая должна будет продемонстрировать исламскому миру, находящемуся сегодня в тяжелом кризисе, ту модель, которая может привести к стабильности.

Во всяком случае одно уже очевидно: те силы, которые держали что Китай, что Россию, что Европу, что США в рамках идеологии Западного глобального проекта, они, у нас не добровольно, а в США – добровольно, я думаю, и в Европе скоро добровольно, ушли с арены.

И вот тут может оказаться, что тот, кто первый в условиях кризиса предложит некую новую модель, новый глобальный проект, может выиграть даже в том случае, если сегодня экономически нет ощущения, что это возможно.

На этом я бы и хотел закончить.

Обсуждение

Профессор Буданов: Красный проект и НТП – это категории до конца XX века совместимые. Но у нас есть пилотный проект, прекрасно сочетающий сакральные пространства и блестящие инновационные технологии – это Иран и это не Красный проект.

Хазин: Давайте смотреть, Иран – это очень специфическое государство, всё-таки занимающееся догоняющим развитием. И то, что им ничего не продают, я думаю, что это не совсем так.

Они не идут вперед, а повторяют. Это принципиальная совершенно вещь. Если вы знаете, что кто-то сделал, уже много легче.

Кроме того, это модель локально-региональная сегодня. Теоретически можно попытаться построить глобальный проект на базе зороастризма. К тому же не забудьте, что Иран построен на библейской системе ценностей – там ислам. И там цивилизации 3,5 тысячи лет, если не 4, и там экономическая модель очень сильно выбивается за рамки исламской модели. Если нам говорить об исламской модели, то всё равно к ней надо выстраивать какой-то дополнительный придаток, который будет обеспечивать экономическое развитие. В этом смысле это ничему не противоречит.

Козырев: У любой политики, у любой схемы, на основе которой модель строится, должно быть здоровое экономическое основание, экономические законы, которые будут показывать, почему будет бескризисность.

Хазин: Всё равно у вас идейный базис должен быть первым. Как нас учил В.И. Ленин: политика важнее. Если вы запрещаете ссудный процент, нравится вам это или не нравится, но современную западную модель вы строить не можете, хотя есть разные паллиативы, вроде тех которые делает исламский банкинг, в распределении ответственности ссудного процента уже нет.

Если у вас имеется идейный базис, то под него вы можете выстроить простых 2-3 модели. Нынешние модели, нынешняя экономическая наука совсем не годятся. Убирать надо не только экономическую модель, но и экономический язык, который в рамках "экономикс" разработан.

Но сочинять новую экономическую модель, если вы не видите ценностной базы, как она будет устроена, невозможно. Сначала нужно объяснить, какое вы хотите общество строить.

Лермонтов: Природа появления проектов. Как он порождается?

Хазин: Мы же проект как бы писали с С. Гавриленковым. Человек, как уж он устроен, всё время ищет для себя некоторое представление о мире и некоторое представление о счастье, причем желательно простое. Если вам скажут, что для того, чтобы понять, для чего вы живете и чтобы быть счастливым, вам нужно прочитать вот эту книгу в 800 страниц и её понять, то большая часть людей не согласится.

Карл Маркс - это совершенно другое, и насчет того, что читали...

Весь фокус состоит в том, что если кто-то сформулирует простое понимание того, что такое счастье и в чем смысл жизни, то может оказаться, что достаточно большое количество людей с этим согласятся. А дальше начинается эффект снежного кома, он начинает очень быстро нарастать. Это довольно естественное следствие природы человека.

Как показывает опыт, есть масса замечательных и внешне очень красивых идей, которые почему-то не стали глобальными проектами. А некоторые - почему-то стали. Я не знаю, что. Воля неба.

Астахов: Хоронить Западный проект рано. Да, будет кризис, но все потенциалы находятся там. Подтянут пояса, лет через 10-15 выйдут из кризиса.

Хазин: Для того, чтобы вернуть себе позиции, надо что-то сохранить. Но как только разрушается структура государства, то разрушается все остальное. Ни одно государство в мире с псевдодемократической структурой не могло сохраниться при падении жизненного уровня на 50%. Это невозможно. Сохранить технологии в рамках изоляционизма тоже невозможно.

США ждет примерно то же, что у нас было в 90-е годы, с полным разрушением всех тех структурных элементов, которые сегодня могут пытаться контролировать мир.

Астахов: В 1917 году Российская империя развалилась на части и уровень жизни упал в разы, тем не менее смогли подняться и сохранить позиции. Всё идет по кругу.

Хазин: В рамках совершенно другой модели! Если США после этого кризиса начнут строить социализм, может быть и поднимутся, но это уже будет совершенно другая страна с другими отношениями, в том числе и к нам.

Астахов: Люди те же там будут.

Хазин: Это большой вопрос!

Хазин: Целью моего доклада было объяснить некоторую механику исторической смены проектов и продемонстрировать, что подошло время появления нового проекта.

Я пытался объяснить, почему Западный проект ушел, это абсолютно объективная ситуация. И меня совершенно не волнует тактика.

На сегодняшнем этапе наши интересы совпадают с теми, кто хочет несколько валютных зон, назовите их "ротшильдами".

Надо четко определить нашу позицию и потом говорить, что с этими наша позиция сейчас совпадает и мы можем с ними объединиться.

Я пытался описать линию без апелляции к людям, силам и т.д. В 2-3 тезисах я сформулирую свое выступление:

Мы подошли к ситуации, когда имеет место идеологический вакуум – отсутствие доминирующих глобальных проектов, в чем принципиально новая ситуация для всего человечества. Она дает для всех, в том числе и нас, дает некие уникальные возможности. В некотором смысле то, во что превратилась Россия за двадцать лет после распада СССР, не давало ей возможности, не давало ей права голоса ни в каких раскладах, которые были до того.

Но дальше произошло, выражаясь словами Петра Адольфовича, "непреодолимая сила" приняла некоторые решения и сегодня тот, кто предъявит некоторый проект глобальный, который будет принят, станет лидером независимо от того, насколько он сегодня слаб.

Готовы ли мы это сделать – это отдельный вопрос. Возможность появилась. При этом та сила, которая нас жестко держала в рамках Западного проекта и не давала нам возможности вздохнуть, так же потеряла опору. Будет ли она сметена, не будет – я не знаю пока.

Но то, что возможность появилась впервые, ну, не 20, а за 14 лет – это точно.

Вот собственно и всё. Вот эти вещи я и хотел сказать.