В своей речи турецкий лидер подчеркнул важность контроля над морскими просторами для мирового господства: «Для того чтобы жить на наших землях в мире и спокойствии, мы должны иметь сильный и эффективный флот».

Эрдоган также добавил, что «друзья Анкары с восхищением наблюдают за шагами страны, в то время как противники следят с опаской». Он напомнил о доктрине «Голубая родина» и подчеркнул стратегическое значение подводных сил для укрепления этой турецкой концепции.

Из высказываний турецкого лидера очевидно, что для Турецкой Республики внешнеполитическая концепция «Голубая родина» по-прежнему является крайне актуальной и определяющей ее ориентиры. Она лежит в основе в том числе и программ строительства флота и международной деятельности.

Поэтому, безусловно, и сама по себе внешняя политика Турции формулируется не в силу неких сиюминутных нужд и вызовов, а основывается на проработанных и принятых к исполнению геополитических доктринах, обеспечивающих продвижение ее долгосрочных интересов.

«Стратегическая глубина» Ахмеда Давутоглу

Концепт «Голубой родины» был принят после того, как реализация части прежних геополитических конструкций Турции зашла в тупик. Однако это не значит, что от их реализации отказались совсем. Напротив, все они в конечном итоге сливаются с «Голубой родиной» и образуют более широкую геостратегию Анкары.

Поэтому несомненной силой, дающей преимущество Эрдогану и его Партии справедливости и развития (ПСР), с момента ее первой победы на парламентских выборах в 2002 году и по сей день является наличие ясной концептуальной внешнеполитической линии.

Новая цель Турции, оформленная в лозунгах и программных документах в том году, заключалась в восстановлении «духовно ориентированного» политического режима, в основе культурно мусульманского, но при этом социально и экономически высокоразвитого общества, чьи идеологические и геополитические ориентиры были утеряны за годы светскости и движения в сторону Запада.

Сочетая знакомые всем туркам элементы кемалистского соглашения («Национальный обет»), а также умеренно исламистские и чисто прагматичные взгляды, Турция начала последовательную работу по формированию нового геополитического и геоэкономического порядка в регионе.

Его основы в своей работе «Стратегическая глубина» (2001) тщательно проработал ведущий идеолог ПСР профессор Ахмед Давутоглу, который затем стал министром иностранных дел, а потом и премьер-министром при президенте Эрдогане.

Первая геополитическая доктрина, которая легла в основу современной политики Турции, так и называлась — «Стратегическая глубина». При этом большинство аспектов этой геополитической концепции актуальны для Турции и по сей день, «Голубая родина» по своим положениям является ее частью, возникшей из направления, говорившего о выводе Турции на «передовые рубежи» Черноморского и Средиземноморского бассейнов, а впоследствии и в более отдаленные акватории.

Давутоглу считал, что Турция должна прекратить соотносить свою внешнюю политику с интересами НАТО. По его мнению, Брюссель отводит Анкаре лишь роль буферного государства, «защитника географического периметра НАТО» и «исполнителя» целевых задач альянса в регионе. Это мешало раскрыть потенциал геостратегического положения Турции, лишало её той самой «стратегической глубины».

Новая стратегия Турции в XXI веке предусматривала задействование потенциала на востоке, развитие ближневосточного и исламского вектора внешней политики Турции. При этом членство в НАТО также сохранялось бы, как и связи Анкары с Западом. Вместе это было призвано обеспечить её интересы как в Европе и на Балканах, так и на Ближнем Востоке, и в исламском мире в целом.

То есть теперь не Турция должна была стать «буфером» и «военным фронтиром» для НАТО и Европы, а наоборот: Брюссель и НАТО использовались бы Анкарой в качестве надёжного европейского тыла при последовательном продвижении турецких национальных интересов на Ближнем Востоке и в Средиземноморье, куда и должны были быть брошены все средства и ресурсы.

Надо отметить, что наблюдения за действиями Анкары на международной арене говорят о том, что многое из заложенного в этой концепции удалось воплотить в жизнь.

Из первых же практических шагов Турции по реализации этой доктрины, в частности, можно вспомнить отказ предоставлять свою территорию для операции США и Британии против Ирака в 2003 году. На тот момент роль форпоста Запада уже противоречила интересам Анкары. Поэтому Турция не вмешивалась в конфликт с Саддамом Хусейном и продолжала решать в Иракском Курдистане свои собственные, а не американо-британские задачи.

Следующим этапом реализации «Стратегической глубины» стала концепция «Ноль проблем с соседями». Действия на этом направлении были обобщены в мае 2010 года на страницах президентского журнала «Внешняя политика» в статье «Беспроблемная внешняя политика Турции» за авторством того же Давутоглу, на тот момент уже министра иностранных дел.

Собственно, в ее рамках была налажена та самая «дружба семьями» президента Сирии Башара Асада и Реджепа Тайипа Эрдогана и предпринята первая попытка примириться с Арменией в рамках т. н. «футбольной дипломатии», когда президент Турции Абдулла Гюль (реальным главой исполнительной власти был тогда премьер-министр Эрдоган) впервые посетил эту страну в 2008 году.

Наконец, важным аспектом «Стратегической глубины» становится т. н. «ритмичная дипломатия», то есть вхождение Турции во всевозможные организации — от G20 до заявки в ШОС, озвученной впервые еще в 2013 году, и в БРИКС — в 2024-м, а также формирование Организации тюркских государств на базе Тюркского совета. Да и те самые «стулья», на которых, по мнению ряда российских тюркологов, Турции должно было неудобно сидеть всё это время, появились именно в доктрине «стратегической глубины» под названием «многовекторность». Анкара удобно расположилась на них еще с 2002 года.

Эта многовекторность проявилась, например, в том, что отношения Турции с США, которые виделись прежде всего через членство в НАТО, не должны были вступать в противоречие с развитием партнёрских связей и добрососедства с Россией.

Также процесс интеграции Турции в ЕС, который тогда ещë считался достижимым, мог бы быть уравновешен созданием собственных или участием в уже существующих интеграционных инициативах с государствами Ближнего Востока и Евразии. Это касалось и военных связей с НАТО, которые не должны были мешать Анкаре создавать собственные альянсы без участия Запада.

В частности, изначально план создания Исламской военной коалиции по борьбе с терроризмом в качестве военного альянса мусульманских государств принадлежал именно Эрдогану.

Однако ухудшение отношений между Турцией и Саудовской Аравией привело к тому, что именно Эр-Рияд перехватил и озвучил эту инициативу в 2015 году, но так и не смог довести ее до завершения. По сей день она остается в основном «на бумаге».

Новые стратегические смыслы

Конечно, «арабская весна» вынудила Турцию нарушить многие принципы доктрины «Стратегической глубины». Пришлось отказаться от «нуля проблем с соседями» в пользу конфронтации и вмешательства в их внутренние дела. Это привело и к продвижению Давутоглу более наступательных инициатив, которые в том числе стоили отставки ему самому.

В то же время во время «арабской весны» в 2013 году появляется и новый геополитический аспект в турецкой геостратегии, который озвучил Ибрагим Калын, на тот момент главный советник премьер-министра Турции (тогда эту должность занимал Эрдоган), а именно «Драгоценное одиночество».

Этот тезис пришел на смену «нулю проблем с соседями», с которыми Анкара начала разрывать отношения после того, как поддержала процессы «арабской весны». Прежде всего речь идет о Сирии — разрыв с ней произошел после начала там гражданской войны — и Египте, где союзник Турции президент Мохаммед Мурси был свергнут военными, а Анкара разорвала отношения с Каиром.

Как заявил Калын, иногда «нужно стоять в одиночку, чтобы защитить ценности, которые ты считаешь правильными», и если эту позицию можно описать как одиночество, то это будет «драгоценное одиночество».

Эта позиция также отражала не только резкое ухудшение отношений со многими государствами исламского мира и Ближнего Востока — прежде всего с ОАЭ, Бахрейном, Саудовской Аравией, Марокко, а также Израилем, — но и с большинством союзников по НАТО, не разделявших амбиции Анкары в период «арабской весны» и отказавшихся их поддержать.

С другой стороны, после ухода Давутоглу в оппозицию исламски ориентированная внешняя политика ПСР периода «арабской весны» была дополнена националистическими, ярко антизападными взглядами светских националистов, с которыми Эрдоган вступил в альянс.

И исламисты из ПСР, и националисты объединились для поддержки политики, обусловленной внешнеполитическими амбициями Турции, озвученными в 2002 году, в ее стремлении стать новым мировым центром силы.

Доктрина «Голубая родина», разработанная светскими националистическими офицерами, была взята за основу турецкой геостратегии. Она оправдывала и предшествующую политику Эрдогана в Восточном Средиземноморье и Ливии. После чего она же стала и обоснованием для того, чтобы «разорвать» попытки «окружения» Турции рядом стран Восточного Средиземноморья, с которыми Анкара имела различные территориальные или идеологические споры.

Вместо не имевших продолжения шагов по поддержке различных исламских сил на Ближнем Востоке в их стремлении прийти к власти Турцию стали больше заботить уже сами последствия «арабской весны». А также антитурецкие шаги государств региона и их желание сплотиться против самой Турции, лишив ее той самой «стратегической глубины».

Египет, Израиль, Греция, Кипр, в определенной степени и Ливан — все они при поддержке Франции объединили усилия, чтобы противостоять Турции. Главная цель — не допустить ее к богатым ресурсам Восточного Средиземноморья, которые, по мнению турецкой стороны, они решили разделить между собой, тем самым «растоптав ее законные интересы».

Несомненно, растущая важность энергетических запасов Восточного Средиземноморья и конкуренция за их разработку добавили новое измерение в и без того напряженные отношения между Турцией и Египтом, а через него и с Грецией. Афины воспользовались изоляцией Анкары в регионе, чтобы наладить тесные отношения с антитурецким акцентом с Каиром, странами Персидского залива и Израилем, а также с Францией и Соединенными Штатами.

Таким образом, несмотря на безусловное присутствие во внешней политике Турции элементов доктрины «Стратегической глубины», из нее стала выкристаллизовываться доктрина «Голубой родины». Она предусматривала более пристальное внимание Турции к Восточному Средиземноморью, в первую очередь Эгейскому, но также и Черному морям и утверждению там турецкого доминирования.

«Голубая родина» — это совокупность различных работ турецких морских офицеров, но наиболее известным из авторов был адмирал Джем Гюрдениз, который изложил её ещё в 2006 году.

Собственно, активное участие Турции в ливийском конфликте в 2019–2020 годах и стало первым шагом реализации этой концепции. Тогда Анкара создала свой плацдарм в этой североафриканской стране и стала тянуть оттуда морские границы к Анатолии, отрезая газовые месторождения Восточного Средиземноморья от Греции и ЕС. Отсюда же и эскалация вокруг Эгейских островов, на демилитаризованном статусе которых настаивает Анкара.

Наконец, ведущую роль Турции в Черноморском бассейне утверждала и «зерновая сделка». При закрытии проливов для кораблей НАТО и России она превращала Турцию в единственного гаранта безопасности транспортировки украинского зерна в Черном море. И именно поэтому она так настаивала на пролонгации сделки. Надо сказать, что и Москва пыталась до определенного времени подыгрывать турецкому руководству, не выходя из «зерновой сделки», несмотря на то, что было очевидно: она не работает.

Турецкие доктрины и Россия

Если обратить внимание на турецкие внешнеполитические доктрины, то становится очевидным, что постсоветское пространство занимает в них далекое не приоритетное место.

А Организация тюркских государств, которую часто склонны рассматривать чуть ли не как первый шаг к созданию «тюркского НАТО» и «Армии Турана» против России, является всего лишь проявлением того, что называется «ритмичная дипломатия», то есть участие Турции в любых организациях, в каких только возможно на пространстве Евразии.

Наверное, точкой пересечения интересов России и Турции в первую очередь становится Черное море, так как именно здесь Анкара намерена наращивать свои усилия в рамках реализации концепции «Голубой родины».

Нельзя исключать в связи с этим, что Анкара будет в течение длительного времени блокировать черноморские проливы для кораблей ВМФ России, используя нынешнюю ситуацию себе на пользу. То есть Турция будет стремиться закрепить статус единственной силы «открытого моря» в черноморском бассейне, чей флот не будет иметь там конкурентов.

Вероятно, Турция может постараться обеспечить себе и статус гаранта морской безопасности Украины после возможных мирных соглашений, которые положат конец боевым действиям и обязуют Киев сократить свои вооруженные силы.

Это устроит Анкару, которая сама возьмется обеспечивать безопасность украинского побережья, не будучи заинтересованной в восстановлении ВМС Украины. А если те и будут восстановлены в том или ином виде, то это будет происходить за счет Турции: передавать или нет построенные на турецких верфях украинские корветы заказчику, решать будет Анкара.

С другой стороны, следуя этой логике, Турция по-прежнему не заинтересована и в любом появлении кораблей НАТО в акватории Черного моря, в том числе под предлогом поддержки Украины. Поэтому закрытие проливов будет касаться и флотов стран НАТО, как это происходит и в настоящее время. Анкара будет держать их на замке как можно дольше.

Таким образом, Турция намерена обеспечивать свое доминирование как на Черном море, так и в Восточном Средиземноморье, а программы строительства турецкого флота должны отражать задачу превосходства ВМС Турецкой Республики над российским Черноморским флотом, над ВМС Греции в Эгейском море, а также над флотами Египта и Израиля.