Многие частенько задумываются - хорошо бы взять и создать страну, основанную исключительно на ваших собственных политических и экономических представлениях. Представьте себе: никакой оппозиции, никаких политических противников, никаких моральных компримиссов. Один только, если можно так выразиться, "великодушный диктатор", строящий общество в соответствии с вашими идеалами.

Чикагская экономическая школа получила такой шанс в Чили, в почти лабораторных условиях, продолжавшихся 16 лет. За время 1973-й по 1989-й год команда правительственных экономистов, выученных в чикагском университете, демонтировала и децентрализовала чилийское государство до предела человеческих возможностей. План включал в себя приватизацию благотворительных и социальных программ, дерегуляцию рынка, сворачивание профсоюзов, и полное переписывание законов и конституции. Все это - в отсутствии самого ненавидимого крайне правыми общественного института: демократии.

Результаты в точности совпали с тем, что предсказывали левые. Экономика Чили превратилась в самую нестабильную в Латинской Америке и по очереди испытывала глубокие падения и запредельные взлеты. Однако если взять среднее по всему этому хаотическому развитию, то темпы роста чилийской экономики за 16-летний период окажутся среди самых медленных в Латинской Америке. Что хуже, возникло огромное неравенство доходов. Большая часть работающих, после поправки на инфляцию, реально получала в 1989 году меньше, чем в 1973, в то время как доходы богатых взлетели выше небес. Кроме того, из-за отсутствия контроля над рынком, Чили превратилась в одну из самых загрязненных латиноамериканских стран. При этом устранить демократию удалось только за счет полного подавления политической оппозиции и профсоюзов и установления режима террора с широкомасштабными нарушениями гражданских прав.

Консерваторы написали многие тома апологетической литературы, в которой реформы в Чили представлены как огромный успех. В 1982 году Милтон Фридман восторженно восхвалял генерала Пиночета (чилийского диктатора) за то, что он "принципиально поддерживал экономику, полностью ориентированную на свободный рынок. Чили - экономическое чудо"[1]. Но приведенная ниже статистика показывает, что это ложь. Чили - трагический провал правой экономической модели, и граждане Чили до сих пор платят за этот провал.

Несчастное Чили уже более 30 лет есть арена всяческих революций и экспериментов. С 1964-го по 1970-й год продолжалась "революция свободы" под руководством президента Эдуардо Фрея. С 1970-го по 1973-й, Сальвадор Альенде вел страну по "чилийской дороге к социализму". С 1973-го по 1989-й, генерал Аугусто Пиночет и его военный режим проводил "тихую революцию" (которая вполне заслужила это название из-за радикальных социальных перемен, как-то незаметно и тихо вызванным переходом к свободному рынку). После 1990 года Чили возвратилось к демократии, но выздоравливать после экспериментов придется еще очень долго.

Главный экспортный товар Чили - медь, долгое время вызывавшая пристальное внимание Соединенных Штатов. К 1960-м годам американские фирмы вложили так много в чилийские медные рудники, что фактически владели большей их частью. Когда к власти в 1964 году пришел консервативный президент Эдуардо Фрей, он попытался национализаовать медные рудники, но безупешно - бизнес-сообщество оказывало упорное сопротивление.

В 1970-м году, впервые в западном полушарии президентом был вполне демократически избран марксист, Сальвадор Альенде. В ходе всеобъемлющих социалистических реформ он национализировал не только медные рудники, но также и банки, и другую собственность, принадлежавшую иностранцам. Эти действия, вместе с перераспределением земли по плану аграрной реформы, вызвали глубокое отторжение в чилийских деловых кругах и среди правых. Как теперь документально подтверждено, организацией их в оппозицию режиму Альенде занялось ЦРУ. Последовала массивная забастовочная кампания, народные волнения и прочие политические провокации. В сентябре 1973-го года ЦРУ помогло генералу Пиночету устроить военный переворот. В ходе переворта Альенде погиб. Правительство Пиночета утверждало, что он покончил самоубийством; сторонники Альенде утверждали, что он был убит.

Новое правительство первым делом начало приватизировать предприятия, которые Альенде национализировал, и обращать вспять прочие социалистические реформы. Но собственного экономического плана у Пиночета не было. В результате к 1975-му году инфляция достигла 341 процента. В этом хаосе и появилась группа экономистов, известных как "чикагские мальчики".

Чикагские мальчики были группой из 30 чилийцев, которые изучали экономику в университете Чикаго в период с 1955-го по 1963-й год. Обучаясь в аспирантуре, они стали последователями Милтона Фридмана, и возвратились в Чили, будучи полностью индоктринированными в теорию свободного рынка. К концу 1974-го они достигли управляющих позиций в пиночетовском режиме, возглавив большинство отделов экономического планирования.

Возникшее положение дел было уникальным в мировой истории. Хотя Пиночет и был диктатором, он целиком передал экономику чикагским мальчикам. Единственной его функцией осталось подавление политической и профсоюзной оппозиции предпринимаемым ими мерам. Такое разделение труда было представлено чилийскому обществу как устранение политики и политиков из управления нацией. Вместо них экономикой будут править технократы с учеными степенями, руководствуясь лучшей из существующих экономических теорий. Под этой теорией, само собой, понимался "неолиберализм" Милтона Фридмана. Отныне политический курс будет определяться не лозунгами и не порочной демократией, но рациональной наукой.

В марте 1975го года чикагские мальчики провели экономический семинар, который широко освещался всеми общенациональными СМИ. Для решения экономических проблем Чили была предложена радикальная программа экономии - названная "шоковой терапией". На конференцию пригласили нескольких лидирующих мировых экономистов, в частности, чикагских профессоров Милтона Фридмана и Арнольда Харбергера. Неудивительно, что предлагаемая программа получила их высочайшую оценку. План включал в себя резкое сокращение денежной массы и правительственных расходов, массивную дерегуляцию рынка и либерализацию внешней торговли.

Этот план не принадлежал только чикагским мальчикам - его также поддержали Мировой Банк и Международный Валютный фонд. План был обьявлен необходимым условием предоставления Чили каких-либо займов. Похожие условия МВФ и мировой Банк ставили развивающимся странам по всему миру, - но никто не воплотил в жизнь их требования так полно и последовательно, как чилийцы. Интересно, что сейчас Мировой Банк ставит Чили в пример всему Третьему Миру. Почему, нетрудно понять: достаточно учесть огромный долг Чили и размер ежегодно выплачиваемых процентов. Вообще, разорение, долги, неравенство и эксплуатация, которые МВФ и Мировой Банк разносят по всему Третьему Миру во имя "неолиберального развития" заслуживают отдельного разговора. Два других вопиющих примера - Перу и Бразилия, но Чили - хуже всего.

Вскоре после конференции 1975-го года чилийское правительство приняло Программу Экономического Возрождения (ПЭВ). Первой фазой шоковой терапии стало сокращение денежной массы и правительственных расходов, что успешно снизило инфляцию до приемлемой величины. Однако эти меры вызвали рост безработицы с 9.1 до 18.7 процентов за период с 1974-го по 1975-й год - цифра, сравнимая с Великой Депрессией в США. Производство упало на 12.9 процента. Это была самая сильная депрессия в Чили с 30х годов[2].

Тем временем, чтобы предотвратить политические последствия подобного шока, пиночетовский режим начал кампанию против потенциальных лидеров оппозиции. Многие из них просто "исчезли". Нарушения гражданских прав в Чили более подробно будут описаны ниже - пока достаточно сказать, что рабочие "приняли" экономическую программу под дулом пистолета.

К середине 1976-го года экономика начала выздоравливать, и с 1976-го по 1981-й год было достигнуто то, что чикагские мальчики назвали "экономическим чудом". В это время экономика росла на 6.6 процентов в год (для сравнения, экономика США обычно растет на 2.5 процента в год). Чикагские мальчики отменили почти все ограничения на прямые инвестиции из-за рубежа, создав "почти неотразимый пакет гарантий для зарубежных инвесторов" с "невероятно благоприятными" условиями[3]. Иностраные инвестиции и займы лавиной хлынули в Чили. Только займы с 1977-го по 1981-й год увеличились в три раза[4]. Из 507 государственных предприятий, созданных в Чили при Альенде и до него, чикагские мальчики оставили целыми и неприватизированными лишь 27 [5].

Защитники чилийского эксперимента приводят "экономическое чудо" как доказательство его успеха. Но здесь важно не забывать простое экономическое правило: чем глубже депрессия, тем больше последующий рост. Зачастую рост всего лишь возвращает экономику туда, где она была раньше. Возможно, самый явный пример этого - Великая Депрессия в США. Обратите внимание на огромные цифры роста и спада:

В 1936-м году экономический рост достиг удивительной величины в 14 процентов - лучшая цифра в мирное время за всю историю США. Но значит ли это, что во время Великой Депрессии люди питались черной икрой и запивали ее шампанским? Конечно нет. Экономика всего лишь отвоевывала обратно потерянную территорию. Точно так же, депрессии в США в 1980-82 годах, худшие со времен Великой Депрессии, сменились необычно сильным экономическим подъемом длиной в семь лет - так называемые "годы Рейгана".

Чтобы понять, что происходит, полезно держать в голове две экономические идеи. Первая - это то, что в среднем за большие промежутки времени экономика всегда растет; во-первых, растет население, во-вторых, каждый работающий благодаря улучшающимся технологиям и растущей эффективности производства вырабатывает в единицу времени больше продукции. Разумеется, этот долговременный рост подвержен краткосрочным колебаниям, рецессиям и последующим подъемам. Но т.к. в целом мы видим рост, то глубокие рецессии должны сменяться еще более резкими подъемами.

Вторая идея - это различение между реальной и потенциальной производительностью. Термин "потенциальная" несколько плох, потому что предполагает что-то воображаемое, в то время как эта производительность действительно существует. Потенциальная производительность - это то, сколько наша страна в принципе способна произвести (т.е. сколько у нас рабочих, заводов и т.д.) Реальная производительность - это то, какая часть этих ресурсов реально используется. Например, завод может быть потенциально в состоянии выпускать 3000 машин в месяц, но в период депрессии реальная производительность может упасть до 1500 машин в месяц. Как только завод вернется к полной загрузке, мы увидим реальный рост. Но потенциальный рост появится только тогда, когда построят второй завод.

Во время рецессии реальное производство падает - миллионы рабочих теряют работу, заводы простаивают. Но потенциальная производительность остается нетронутой. Во время подъема реальное производство снова приближается к потенциальному - миллионы уволенных рабочих возвращаются на пустые заводы. Таким образом возникает видимость роста. Отметим, что такой рост достижим сравнительно быстро и легко. Но после того, как все рабочие возвратились на работу, дальнейший рост должен включать в себя рост потенциальный - то есть строительство новых заводов и рождение новых рабочих. Легко видеть, что такого роста добиться гораздо сложнее.

И это было все, что произошло во время чилийского "экономического чуда" - уволенные рабочие вернулись на свои места. Если же учесть и рецессию, и подъем, то Чили по параметрам экономического роста с 1975-го по 1980-й год окажется в Латинской Америке на втором месте с конца - хуже была только Аргентина[6].

Даже учитывая все это, следует отметить, что большая часть роста в Чили была искусственной или фиктивной. С 1977-го по 1981-й год 80 процентов экономического роста касалось непроизводительных секторов экономики, вроде маркетинга и финансовых услуг. Среди этого роста очень велика доля доходов международных спекулянтов, привлеченных в Чили невероятно высокими процентными ставками - в 1977-м году они составляли 51 процент и были самыми высокими в мире[7].

Интеграция Чили в мировой рынок сделало его экономику зависимой от мировой рыночной стихии. Международная депрессия, начавшаяся в 1982 году, ударила по Чили особенно сильно, сильнее, чем по любой другой латиноамериканской стране. Мало того, что пересохли все источники иностранного капитала и внешние рынки, так еще и пришлось выплачивать космические проценты по займам, сделанным в безумном экстазе предыдущих лет. Большинство аналитиков считают, что катастрофа была вызвана как внешними причинами, так и собственной, глубоко порочной экономической политикой Чили. К 1983-му году экономика Чили лежала в руинах. Безработица в некоторый момент достигла 34.6 процентов - что гораздо хуже, чем Великая Депрессия в США. Промышленное производство сократилось на 28 процентов[8]. Крупнейшие финансовые группы страны падали, ничем не поддерживаемые, и разрушились бы полностью, если бы не массивная помощь со стороны государства[9]. Чикагские мальчики сопротивлялись этой последней мере пока могли, - до тех пор, пока ситуация не стала настолько критической, что не оставалось никакого другого выхода.

МВФ предложил Чили займы, чтобы помочь справиться с отчаянным положением, но оговорил эти займы жесткими условиями. Чили должно было гарантировать выплату всего внешнего долга - невероятной суммы в 7.7 миллиардов долларов США. Весь пакет помощи должен был стоить Чили 3 процента от ВНП в течение следующих трех лет. Все эти затраты были переложены на плечи налогоплательщиков. Интересно отметить, что, пока экономика процветала, рентабельные фирмы подвергались приватизации; когда же эти фирмы обанкротились, затраты на их спасение несло общество в целом. В обоих случаях, выиграли богатые[10].

В 1984-м году, после получения займов МВФ, чилийская экономика начала поправляться. Снова был зарегистрирован исключительно быстрый рост, в среднем 7.7. процентов в год с 1986-го по 1989-й [11]. Но как и в предыдущем цикле, рост был по большей части реальным, а не потенциальным. В 1989-м году ВНП на душу населения все еще оставался на 6.1 процента меньше, чем в 1981-м [12].

Так и каков же итог за все время пиночетовского режима? С 1972-го по 1987-й год ВНП на душу населения упал на 6.4 процента[13]. В долларах, пересчитанных с учетом инфляции на 1993 год, в 1973 году доход на душу населения в Чили был более $3,600. Однако даже в 1993 году эта цифра восстановилась всего лишь до $3,170 [14]. В течение всей эры Пиночета (1974-1989), только пять латиноамериканских стран достигали худших показателей по доходу на душу населения[15]. И вот это защитники чилийского плана называют "экономическим чудом"!

Совокупные статистические показатели несколько лучше. С 1970-го по 1989-й год общий ВНП Чили увеличивался на никак не впечатляющие от 1.8 до 2.0 процента в год. Это медленнее, чем у большинства латиноамериканских стран, и медленнее, чем результаты самого Чили в 60-х годах[16].

Однако в 1988 году, при процветающей экономике, правительство сочло достаточно безопасным выполнить требование своей собственной свеженаписанной конституции: устроить референдум, подтверждающий президентские полномочия генерала Пиночета на следующие восемь лет. Но уверенность правительства оказалась самообманом - референдум Пиночет проиграл. Вследствие этого в 1989 году были устроены новые, более открытые выборы. Фрагментарные оппозиционные силы объединились, чтобы победить Пиночета, и президентом стал Патрисио Айлвин, умеренный кандидат от христианско-демократической партии. Однако Пиночет по-прежнему возглавляет армию. Сегодня демократия в Чили восстановлена, но либеральная экономическая культура пустила глубокие корни, и многие социальные программы (например, социальное страхование) остаются в частных руках. Похоже, что перекосы экономического развития Чили останутся навсегда.

Хаотическая экономика Чили и ее в конечном счете медленный рост - не худшее наследство чикагских мальчиков. За время пиночетовского правления уровень жизни чилийских рабочих попросту обвалился. На самом деле, именно это - действительно жуткая глава в истории режима.

По всем без исключения параметрам средний рабочий жил в 1989-м году хуже, чем в 1970-м. За этот промежуток времени часть национального дохода, приходящаяся на долю рабочих упала с 52.3 до 30.7 процентов[17]. Даже во время второго бума (1984-89), зарплаты продолжали падать. Нижеследующая таблица иллюстрирует падение и средней, и минимальной заработной платы:

К 1989-му году 41.2 процента населения жили ниже черты бедности, причем треть из них были просто в отчаянном положении[19]. Вокруг Сантьяго и других больших городов выросли трущобы, известные как poblaciones. Жизнь в них поддерживали las comunes - бесплатные суповые кухни. В 1970-м году дневной рацион беднейших 40 процентов населения имел энергетическую ценность 2019 калорий. К 1980 году эта цифра упала до 1751, а к 1990-му - еще ниже, до 1629 [20]. Кроме того, количество чилийцев, не имеющих адекватного жилья, выросло с 27 процентов в 1972 году до 40 в 1988-м - несмотря на то, что новое правительство хвастливо обещало дать жилье всем[21].

Богатые тем временем обогащались. Следующая таблица показывает, как самые богатые 20 процентов населения увеличивали свою долю национального пирога за счет всех остальных. (Примечание: "первая квинтиль" - самые бедные 20 процентов населения, "пятая квинтиль" - самые богатые 20 процентов. Цифры процентов указывают долю национального продукта, потреблённого той или иной квинтилью.)

Неравенство доходов в Чили тоже стало хуже всего на континенте. В 1980-м году самые богатые 10 процентов забирали себе 36.5 процентов национального дохода. К 1989-му году эта цифра выросла до 46.8 процентов. За то же время, доля в совокупном доходе нижних 50 процентов населения уменьшилась с 20.4 процентов до 16.8[23].

Однако доходы - не единственное, что сконцентрировалось в руках немногих; такая же судьба постигла и производство. Как только чикагские мальчики дерегулировали рынок, практически в каждом секторе возникли олигополии. Нижеследующая таблица показывает, сколько было крупных экспортных фирм и какой процент своего сектора они контролировали:

Откуда взялось такое исключительное неравенство? Оно было частью сознательного плана, имевшего целью поддерживать максимально возможный уровень безработицы[25]. Высокая безработица неизбежно вызывает снижение заработной платы - безработные вынуждены конкурировать за ограниченное количество рабочих мест, и соглашаются даже на зарплату ниже уровня бедности. Многие защитники "свободного рынка" забывают - а скорее всего, сознательно скрывают - тот факт, что рынок труда ничем не отличается от любого другого рынка: он так же управляется спросом и предложением. Чтобы понять, как работает эта система, представьте себе страну, в которой количество работников в точности соответствует количеству рабочих мест, предоставляемых работодателями, и всем платят 10 долларов в час. Что случится, если мы добавим в эту экономику еще некоторое количество работников? Как объясняет экономист Пол Кругман,

"Механизм, посредством которого свободно функционирующий рынок труда обеспечивает рабочее место практически всем желающим - это свободное падение заработный платы, необходимое для уравнивания спроса и предложения"[26].

И чем больше безработных мы добавим, тем больше упадет заработная плата. Пример этого соответсвия - рецессия в США в 1982 году, когда безработица в четвертом квартале достигла почти 11 процентов, и реальная почасовая заработаная плата упала по сравнению с цифрой трехлетней давности почти на 50 центов. Противоположный пример - "массачусетское чудо" 80-х годов, когда безработица упала до феноменально низкой цифры в 2.7 процента, и даже МакДональдс стал заманивать рабочих, предлагая зарплату - 7 долларов в час - в два раза выше легального минимума[27].

Высокая безработица в Чили стала частью сознательной политики уменьшения заработной платы, поддерживаемой МВФ и Мировым Банком. Во время кризиса 1975-го года безработица достигла 18.7 процентов. Но даже во времена подъемов и спадов в следующие десять лет, средняя безработица оставалась на уровне 15.7 процентов. Это, с большим запасом, самый плохой показатель во всей Латинской Америке[28]. В результате такой политики заработная плата упала, компании стали более рентабельны, и возникло крайнее неравенство. Как можно догадаться, такая высокая безработица, кроме всего, прочего снижает общее производство. В основном именно поэтому рост производства в Чили оказался так мал по сравнению с соседними странами.

Как же удалось чикагским мальчикам провести в жизнь свою программу войны с рабочими и не довести народ до бунта? Благодаря государственному террору, развязанному Пиночетом.

С самого начала своего правления генерал Пиночет принял меры, нацеленные на подавление всяческой оппозиции. Он запретил все политические партии, кроме правящей, приостановил деятельность профсоюзов и устроил охоту на всех несогласных с режимом. За 16 лет его властвования, силовые структуры казнили по меньшей мере 1500 активистов, отправили в изгнание еще 15000, и посадили в тюрьму, подвергли пыткам и обеспечили "исчезновение" бессчетных тысяч[29]. По информации одной из правозащитных групп, режим Пиночета несет ответственность за 11536 случаев нарушения гражданских прав только в период с 1984-го по 1988-й год[30].

Однако со временем Пиночет сделал совершенно неожиданную для диктатора вещь - распустил свой собственный режим. Он не только передал экономику чикагским мальчикам, но и постепенно начал возращать людям все больше политических свобод. Надежно укрепив к концу 70-х годов основы своей тоталитарной власти, он затем вновь разрешил профсоюзы и политические партии, хотя и под жесткими ограничениями и контролем. И он согласился принять новую конституцию - которая требовала со временем провести плебисцит по его правлению, и даже демократические выборы.

Но как то, что чикагские мальчики смогли провести свой эксперимент только благодаря репрессивному военному режиму, отражается на его результатах? Не значит ли это, что результаты экперимента не имеют никакой силы? Согласно Милтону Фридману, никак нет:

"Про политический режим, установленный Пиночетам, я не могу сказать ничего хорошего. Это был ужасный режим. Истинное чудо, произошедшее в Чили - это не отличные экономические результаты. Истинное чудо в том, что военная хунта сочла возможным пойти против собственных принципов и поддержать режим свободного рынка, построенный людьми, принципиально верящими в свободный рынок. Результаты были блестящие. Инфляция резко упала. После неизбежного при борьбе с сильной инфляцией периода рецессии и падения производства, произвоство начало расти, и с тех пор чилийская экономика постоянно функционирует лучше, чем в любой другой южноамериканской стране".

"Стремеление к политической свободе, порожденное в Чили экономической свободой и вызванным ей процветанием, в конечном счете привело к референдуму, на котором было восстановлено демократическое политичское устройство. Теперь, наконец-то, в Чили есть все три составляющие: политическая свобода, человеческая свобода, экономическая свобода. Чилийский эксперимент продолжает представлять значительный интерес - мы увидим, сохранит ли страна всю троицу, или же, приобретя свободу политическую, начнет использовать ее, чтобы ограничить или совсем уничтожить экономическую свободу"[31].

Однако Фридман скептически оценивает будущее чилийской экономической свободы в условиях демократии. В другом месте он отмечает, что "хотя экономическая свобода способствует политической, политическая свобода, однажды установившись, имеет тенденцию уничтожать свободу экономическую".

По Фридману, демократия скорее всего уничтожит чилийские экономические реформы. Складывается впечатление, что Фридман считал бы экперимент безусловно успешным, если бы режима не было вовсе.

Но надо отметить, что антирабочие реформы, учиненные чикагскими мальчиками, при демократии никто бы не потерпел (и не потерпел, когда пришло ее время). Таким образом, только подавление всякой оппозиции чикагской программе позволило нам лицезреть ее в чистой, бескомпромиссной форме.

Население Чили - 15 миллионов, но 5 из них живут в столице страны Сантьяго. Чилийский свободный рынок предпологает заметную нехватку законов против загрязнения окружающей среды - как промышленностью, так и личным автотранспортом. В результате город Сантьяго ужасающе загрязнен. В 1992 Сантьяго был на пятом месте в мире по загрязнению воздуха, а уровни загрязнения были в три-четыре раза выше, чем верхние пределы, рекомендованые Всемирной Организацией Здравоохранения[32].

Часть проблемы в том, что Сантьяго окружен горами, из-за чего загрязняющие вещества остаются в городе, как в ловушке. Однако это - лишь еще одна причина, по которой правительственные чиновники давным-давно должны были бы осознать все безумие неконторолируемого загрязнения и принять необходимые экологические законы.

Около 150 заводов Сантьяго загрязняют воздух по крайней мере в 100 раз сильнее, чем соответствующая норма. Из 600,000 городских автомобилей, только 30 процентов снабжены каталитическими конверторами. Из-за отсутствия каких-либо общественных программ по благоустройству (и такого же отсутствия интереса со стороны бизнеса) в городе почти 600 миль пыльных, немощеных дорог. В результате город буквально задыхается от плотного лилового смога[33].

Цена всего этого огромна - ужасающе высокая по латиноамериканским стандартам заболеваемость и смертность. Госпитали Сантьяго переполнены. Каждый день привозят более 2,700 детей грудного возраста, которым нужны кислородные маски. Совет Врачей Чили охарактеризовал ситуацию как кризисную, и власти привели в действие систему "предварительных" и реальных "оповещений об опасности". При типичном предварительном предупреждении об опасности власти ограничивают дорожное движение и работу промышленности. По оценкам Мирового Банка, текущий уровень загрязнения, при котором в Сантьяго объявляется предварительное предупреждение, на 18 процентов выше уровня, при котором тревогу объявляют в Лос-Анжелесе и в Европе. Но до самого недавнего времени чилийское правительство совершенно не желало принимать какое-либо серьезное экологическое законодательство. В 1996 году д-р Рикардо Тулане в знак протеста подал в отставку со своего поста в экологическом комитете Совета Врачей. Он обвинил правительство в бездействии перед лицом кризиса[34].

Чилийский журнал "Апси" пишет:

"Жидкость, которая течет из миллионов кранов в домах и на улицах Сантьяго, содержит количества меди, железа, марганца и свинца, во много раз превосходящие предельно допустимые нормы. [Земли, поставляющие] фрукты и овощи для столичного региона поливают водой, в которой количество кишечных бактерий в 1000 раз больше приемлемого. [Поэтому в Сантьяго] наблюдается заболеваемость гепатитом, тифом и паразитами, невиданная в любой другой части континента"[35].

Проблемы не ограничиваются Сантьяго. Половина страны из-за ошибочной промышленной и экологической политики превратилась в пустыню. Согласно оценке из исследования, проведенного Центральным Банком Чили, при текущих уровнях вырубки к 2025-му году леса в Чили полностью исчезнут[36]. Согласно тому же исследованию, из девяти видов рыб, промышляемых возле чилийского побережья, только один (сардины) увеличил свое поголовье с 1985-го по 1993-й год. Поголовье пяти упало катастрофически, от 30 до 96 процентов[37].

Тут можно вспомнить, что чикагский экономист Рональд Коуз получил нобелевскую премию за теорему, по которой рынок самостоятельно решает внешние проблемы типа экологических. Пример Чили - собственного, личного эксперимента чикагских мальчиков - заставляет сильно подозревать, что теорема неверна.

Один из наиболее разрекламированных "успехов" чилийского экономического чуда - приватизация программы социального страхования. Самый многословный ее сторонник - чилийский экономист Хосе Пинера, когда-то - министр труда в правительстве Пиночета и, тем самым, один из самых ненавидимых людей в Чили. Сегодня он выступает как международный коммивояжер, убеждая другие страны в достоинствах чилийской пенсионной системы. Журналист Фред Соловэй пишет:

"В статьях и речах Пинера приписывает чилийской модели пенсионной системы все возможные благие результаты, кроме разве что второго пришествия: пенсии на 40-50 процентов выше, чем при обычном социальном страховании; имущественная безопасность для пожилых; меньшая стоимость, достигнутая благодаря "факту" гораздо более высокой эффективности частного сектора в сравнении с государственным; рост сбережений, могущий составить конкуренцию экономике азиатского "тигра"; даже полный конец в Чили классовых конфликтов"[38].

Пинера вместе с другими возглявляет двухмиллионодолларовую войну Института Катона против системы социального страхования США. Их цель - приватизировать программу так же, как в Чили. Недавно их начал поддерживать Ньют Гингрич, и, судя по всему, журнал "Тайм". В передовице, озаглавленной "Аргументы в пользу убийства социального страхования", "Тайм" помещает диаграмму под названием "Как чилийцы оказались правы"[39]. Ключевое слово здесь - "правы", однокоренное "правый". В статье "Тайм" процитированы все обычные консервативные источники, но нет ни одного голоса против.

Чилийская пенсионная система выглядит успешной только для тех компаний, которые извлекают из нее непристойно высокий доход. Для рабочих Чили это будущая катастрофа, подготавливаемая прямо сейчас. Согласно САФП, правительственному агенству, регулирующему частные пенсии, в феврале 1995-го года 96 процентов зарегистрированных работников были подписаны на ту или иную частную пенсионную программу, но 43.4 процента из имеющих счета перестали вносить на них деньги. Не исключено, что целых 60 процентов не делали новые вклады регулярно. Почему так происходит, нетрудно понять, учитывая растущую в Чили нищету. Но, к сожалению, для получения полной пенсии необходимо делать регулярные вклады.

К 1988-му году лишь около четверти чилийских рабочих вносили достаточно, чтобы впоследствии получать минимальную пенсию - $1.25 в день[40]! По уверждению критиков программы, достойные пенсии в конце концов получат только 20 процентов записанных.

Хуже того, большая часть гипотетически высоких выплат по плану рассчитаны исходя из высоких показателей бурного экономического роста в конце 80-х. Но этот рост был следствием глубокой экономической депрессии 1983-го года, и неизбежно должен был продолжаться несколько лет. Теперь, когда реальный рост приблизился к потенциальному, развитие чилийской экономики замедлилось. Поэтому пенсии будут ниже того, что сулят зазывалы.

В начале 80-х, когда создавалась сегодняшняя система, правительство предоставило людям выбор: остаться на государственном попечении, или начать делать вклады в частную программу. Более 90 процентов граждан переключились на частный план. Однако это было достигнуто смесью из угроз, принуждения и краткосрочных побудительных выплат. Многие работодатели просто автоматически переписали своих работников на частную программы. Граждане, весьма нуждающиеся в наличных, получили кратковременную прибавку к жалованию; в то же время расходы тех, кто остался в государственной системе, возросли. "Имея ту же информацию, что сегодня," - говорит Сесилия Прадо, 17 лет проработавшая на государственной службе, - "Я ни за что не стала бы менять программу. При демократическом правительстве они бы никогда не смогли заставить нас это сделать. А если они когда-нибудь примут закон, по которому можно перейти обратно, начнется великий исход"[41].

Что скрывают многие защитники сегодняшней чилийской программы, так это то, что по старой программе рабочие получали не только пенсии, но и деньги на медицинские расходы, низкопроцентные займы на дома из пенсионных фондов и многие другие пособия. И эта программа обеспечивала 75 процентов чилийцев. Как только появились частные пенсии, все остальные пособия были отменены. Именно в результате этого чилийские "благотворительные пенсии" для совсем нищих быстро выросли на 400 процентов и достигли легального максимума.

Очень показательно также то, что, когда Пиночет ввел программу в действие, его армия и полиция остались при своих щедрых государственных пенсионных планах. Частные планы, удел масс, были, как видно, недостаточно хороши для тех, кто правил страной.

У этой развивающейся катастрофы есть много других аспектов, которые было бы слишком долго здесь описывать. Подведем только итог: убедить Америку в "успехе" Чили можно только с помощью мошенничества высшего класса.

Обычная защита чикагского эксперимента заключается в том, что чилийское "процветание было рождено из страдания"[42]. Страдание, однако, продолжается и по сей день. Хотя чилийская экономика и растет сегодня в здоровом темпе, она все равно отстает от большинства Латинской Америки. Значительная часть роста происходит за счет уничтожения экологии. Неравенство и бедность по-прежнему вызывающие. Более того, большинство промышленных предприятий Чили принадлежат иностранцам - и доход, вместо того, чтобы оставаться в Чили, утекает в другие страны. Внешний долг Чили по-прежнему один из самых высоких в мире, из-за чего Чили по-прежнему используется как рекламный образец для Мирового Банка и МВФ. Внутри США, Чили быстро продвигают к тому, чтобы принять четвертым членом в организацию НАФТА - по причинам, которые нетрудно себе представить.

Другая защита чикагского эксперимента - это то, что условия были неподходящие, из-за чего и произошла очевидная неудача. Наибольшие возражения вызывает репрессивный военный режим генерала Пиночета. Неясно, однако, какое отрицательное воздействие оказал его политический курс на экономическую политику чикагских мальчиков - скорее, наоборот, именно режим Пиночета дал им возможность осуществить свои планы. Раз нерегулируемая капиталистическая рыночная экономика может быть принята рабочими только под угрозой прямого террора - значит, надо искать другие, более человеческие экономические модели.

Третий способ защиты - это вообще отрицать неудачу экперимента, и выставлять его как потрясающий успех. Обычно для такого сорта апологетики используют манипуляции с бизнес-циклом. Самое обычное - это учитывать невероятные подъемы конца 70-х и конца 80-х, и не обращать внимания на то, что их вызвало - на предшествующие глубочайшие депрессии.

В настоящий момент демократия, похоже, повернула вспять развитие рыночной тирании. Однако крупный бизнес по-прежнему влияет на правительство больше, чем следовало бы. Таким образом, восстановление жизнеспособного чилийского общества скорее всего потребует долгой, медленной и болезненной борьбы.