Наша новая тема в рубрике Идеи посвящена именно военной пропаганде, ее качеству в США и в России, и способности журналистов и аудитории ей сопротивляться. Начинаем же мы эту тему с нового очерка нашего постоянного автора Василия Молодякова, который повествует о том, как соперничали в годы первой мировой войны на страницах американской прессы британские и немецкие пропагандисты. Кстати, чуть позже мы расскажем и о русских пропагандистах, которые пытались привлечь американское общество на сторону Антанты. Интересно было бы узнать и о том, кто сейчас в американской печати работает на интересы других стран и насколько влиятельны те или иные международные журналистские лобби сегодня в Соединенных Штатах.

* * *

"Великая война отличалась от предыдущих конфликтов прежде всего признанием силы общественного мнения, – утверждал в 1920 году главный "военный пиарщик" вильсоновской Америки Джордж Крил, глава Комитета общественной информации. – Это была борьба за сознание людей".

"Не было более благодатного поля для пропаганды, чем Соединенные Штаты в первые годы войны", – добавил британский политик Артур Понсонби восемь лет спустя, в разгар споров о "пропаганде" и ее роли в недавней войне.

И центральные державы, и страны Антанты ("союзники") старались привлечь симпатии американцев на свою сторону, но их стратегические цели были принципиально разными. Возможность вступления США в войну на стороне первых исключалась, поэтому цель германской пропаганды была троякой: "укреплять силы Германии, ослаблять ее противников, удерживать Америку вне войны". Эта формулировка принадлежит ведущему про-германскому пропагандисту в США Джорджу Сильвестру Виреку. Антанта добивалась участия "великой заокеанской демократии" в борьбе против "деспотического кайзеризма" и "прусского милитаризма".

"За немцев не стоит решительно никто, – докладывал 28 августа 1914 года российский посол в Вашингтоне Юрий Бахметев министру иностранных дел Сергею Сазонову, – или, по крайней мере, никто не решается высказаться против такого подавляющего большинства, и не нашлась ни одна газета, которая бы даже оставалась вполне нейтральной: все соединились против Германии". Сказанное относилось прежде всего к нью-йоркской прессе – монополисту в сфере международной информации.

Почему так произошло?

"Американские газеты получают новости в основном из английских источников, – напомнил Уильям Рандольф Хёрст 4 августа. – Поступающие сюда "военные новости" процежены через английскую прессу и потому волей или неволей окрашены в пользу Англии, Франции и России против Германии и Австрии".

"Из года в год американская публика ежедневно видела Европу в отчетливо британской перспективе, – отметил Уолтер Миллс в книге "Путь к войне" (1935). – Мало кто из наших газет имел там свои бюро, а те, кто имел, располагали слишком малым количеством подготовленных корреспондентов. В Берлине были один или два толковых американских газетчика, в Петербурге, пожалуй, ни одного, а из Парижа шли новости в основном светского или культурного, но не политического содержания. Наши газеты и информационные агентства освещали европейскую политику из Лондона. Лондонские бюро опекали корреспондентов на континенте, собирали и передавали сообщения, щедро заимствуя новости и информацию из британских газет и журналов, – просто потому, что их источники были лучше. Общность языка и недостаток квалифицированных кадров часто побуждали американцев нанимать англичан на работу".

"В годы нейтралитета американские газеты были главной целью британской пропагандистской кампании, – писал Хорас Петерсон в книге "Пропаганда в пользу войны" (1939). – Почти во всех случаях они соглашались с ее позицией. Поэтому американскую прессу этих лет следует рассматривать не как зеркало, отражавшее отношение соотечественников к войне, но как основное средство британского влияния на американцев".

Проведенный в ноябре 1914 года среди редакторов 367 американских газет опрос показал, что сторонники Антанты превышали сторонников Центральных держав в пять раз (105 против 20), но две трети респондентов (242) высказались за нейтралитет.

"Строго говоря, – заметил Виреку в конце 1920-х годов английский разведчик Норман Туэйтс, – до вступления Америки в войну там не было никакой британской пропаганды". "Признайте, – возразил тот, – что британская пропаганда в Соединенных Штатах началась в 1776 году и продолжается по сей день". "Это контрпропаганда, – парировал бывший противник. – Мы исправляли ошибки. Мы не пытались распространять пробританские мнения через прессу".

В сказанное почему-то не верилось. Чарльз Нейджел, министр торговли в администрации Тафта, в 1922 году заявил, что британская пропаганда посеяла "недоверие, несогласие и разлад" между американцами, добавив: "Кто скажет, что те же самые конторы не работают и сегодня?". Экс-конгрессмен Ричард Бартольд восклицал в мемуарах:

"Слишком много честных американцев неблагоразумно закрывали глаза на опасность многоглавого чудовища по имени Английская Пропаганда. Сегодня, как и на протяжении десятилетий, этот спрут висит над нашим континентом от океана до океана. <…> Под его пагубным влиянием история фальсифицируется, а сознание наших детей не-английского происхождения отравляется ядом ненависти против их сородичей".

С первых дней войны британскую пропаганду в США возглавил бывший член Палаты общин, писатель и путешественник сэр Гилберт Паркер. Он составлял регулярные обзоры местной прессы и общественного мнения для кабинета министров, распространял по десяткам тысяч адресов издания правительственного пропагандистского бюро "Веллингтон хауз", рассылал в 360 газет еженедельное обозрение новостей и комментариев, отражавшее позицию Лондона, организовывал лекционные турне и интервью именитых британцев, поддерживал переписку с тысячами людей, стараясь влиять на их позицию и одновременно собирая информацию.

"Вложенные в книги карточки содержали только имя и адрес сэра Гилберта и никаких указаний на "Веллингтон хауз", – отметил в 1935 году один из первых исследователей британской военной пропаганды Джеймс Сквайрс. – Это создавало впечатление, как будто заботливый и добрый англичанин всего лишь выполняет простой долг перед американскими друзьями, посылая им литературу и приглашая высказаться о ней или о войне в целом".

Германоязычная пресса США не могла конкурировать с англоязычной в силу малочисленности, неорганизованности и отсутствия поддержки из "фатерлянда". Даже виднейшая немецкоязычная газета Нового света – нью-йоркская "Штаатс" привлекла внимание Берлина лишь с началом войны.

"Утверждения врагов, – писал вскоре после войны бывший посол в Вашингтоне граф Иоганн фон Берншторф, – что германская пропаганда в Соединенных Штатах была на самом деле организована за много лет до войны, и поэтому мы в 1914 году имели в своем распоряжении готовую организацию с отделениями в каждой части страны, к несчастью, лишены всяких оснований. Достойно сожаления, что перед войной германская сторона, несмотря на мои неоднократные предупреждения, ничего не сделала. <…> Нам всегда не хватало денег на поддержание контактов и сотрудничество с американской прессой. <…> Даже с германо-американскими газетами не было организованной связи. <…> Хорошо известно, что в тогдашней Германии не понимали, какую силу имеет в демократических странах общественное мнение".

Иного мнения придерживался Крил: "Берлин с самого начала четко понимал военную значимость общественного мнения и тратил миллионы на то, чтобы завоевать или совратить его".

"Немецкие представители, – иронизировал Вирек, – боялись ответственности за сделку в миллион долларов. Они чувствовали себя обязанными учитывать каждый истраченный цент. <…> Нельзя отрицать возможность того, что несколько вложенных миллионов долларов могли избавить Германскую империю от миллиардных репараций и изменить ход истории".

Впрочем, дипломаты не сидели совсем уж сложа руки: с 1905 года германское посольство ежегодно тратило на пропаганду по 20 тысяч марок. В 1909 году, первом году пребывания Берншторфа в должности, 17 тыс. из них получил аналитик-международник Джеймс Девенпорт Уэлпли за статьи, которые посол считал полезными: о достижениях и миролюбии Германии и о выгодах дружбы с ней.

"С самых первых дней кризиса американская публика получила из своих же газет  основу того, что потом стало "союзной" версией событий, – напомнил Миллс через двадцать лет после описываемых событий. – Однако англичане, не довольствуясь уже имевшимся доминированием в прессе и влиянием на читателя, решили физически закрепить за собой монополию на информацию. 2 августа, до официального вступления в войну, они ввели цензуру на своих трансатлантических телеграфных линиях, принимая сообщения только на английском языке. 4 августа, через несколько часов после объявления войны Германии, британский флот перерезал принадлежавшие последней кабели, причем так, чтобы их нельзя было восстановить. Петерсон назвал это "первым актом цензуры и одновременно первым актом пропаганды", поэтому утверждения, что "союзная" пропаганда отставала от немецкой, не выдерживают критики. Нэйджел сетовал:

"Нашу страну наводнили односторонние, необъективные, лживые известия. <…> Общественное мнение успешно сделали предубежденным, поскольку все сведения шли с одной стороны. <…> Наше природное чувство честной игры требует информации с обеих сторон. <…> Мы имеем право знать, мы обязаны знать правду", – и даже назвал эту меру "самой большой тактической ошибкой" англичан, поскольку "монополия – коварная вещь, опасная прежде всего для того, кто ей обладает".

Старый политик мыслил довоенными категориями, причем не он один.

"Посольство в Вашингтоне, – вспоминал военный атташе Франц фон Папен, будущий канцлер, – полностью бездействовало. Министерство иностранных дел в Берлине оказалось настолько не готово к войне, что даже не задумывалось о возможности того, что англичане перекроют каналы связи".

Единственным "окном в мир" остались радиостанции в Сэйвилле на Лонг-Айленде, вблизи Нью-Йорка, и в Такертоне, штат Нью-Джерси, поддерживавшие сообщение с Германией. Радиосвязь между странами была установлена 28 января 1914 года; во время первого сеанса кайзер поздравил с этим президента.

5 сентября Вильсон приказал морскому министерству взять станцию в Такертоне под контроль. На станции в Сэйвилле, выходившей в эфир 4 часа в сутки, была введена цензура.

Выиграв время, "союзники" заполнили прессу Нового света реляциями о своих победах (там фигурировали в основном бельгийские и французские географические названия, но кто из американцев разбирался в них) и о "немецких зверствах". Уже 4 августа Папен увидел аршинные заголовки "40 тысяч немцев взяты в плен под Льежем" и "Кронприц покончил с собой". Американский поэт ирландского происхождения Шеймус О’Шил, с началом войны ставший публицистом антибританской ориентации, в памфлете "Путешествие по стране заголовков" наглядно и на конкретных примерах – шесть полос иллюстраций – показал пристрастность американских газет и дутый характер многих сенсаций.

Полоса для заголовков о германских успехах, поражениях "союзников" и нарушениях ими интересов США была демонстративно оставлена пустой. Памфлет пользовался спросом и не раз допечатывался, но не мог изменить ситуацию.

"Главное, – напомнил Берншторф, – какая сторона раньше даст новости, поскольку остается первое впечатление. Поправки всегда напрасны, особенно потому, что печатаются мелким шрифтом и не на видном месте".

Заявление пяти американских корреспондентов, прикомандированных к германской армии на Западном фронте, появилось 7 сентября на первой странице The New York Times, но запомнилось не оно, а те выдумки, которые журналисты опровергали словом чести. Сосредоточившись на "зверствах", антантовская пропаганда сделала их мощным средством воздействия, чего противник вовремя не понял и не оценил.

Немецкая оккупация Бельгии и севера Франции, действительно, отличалась жесткостью, с применением карательных мер против партизан и заложников. Однако в середине 1920-х годов английские пропагандисты сами отказались от наиболее известных "страшилок" вроде бельгийских детей с отрубленными руками, распятого канадца и так далее.

"На войне фальшивки являются признанным и очень полезным оружием, – суммировал Понсонби. – Все страны сознательно используют их для того, чтобы обманывать собственный народ, привлекать нейтралов на свою сторону и вводить в заблуждение противника".    

Так на полях и колонтитулах Америки начиналась Первая мировая война.