Сегодня мой хороший друг и коллега Джим Дин (Jim W. Dean), из "Heritage TV" в Атланте прислал мне статью про Вьетнам, написанную Джеймсом Уэббом (James Webb), морским пехотинцем, награждённым: Морским Крестом, Серебряной и Бронзовой звездой. Я прочитал статью. Я ошеломлён. Самое лучшее что я могу сказать — надеюсь, её написал кто-то другой. Она оскорбительна и попросту безумна.

"В ходе подготовки нам говорили, что 85% офицеров морской пехоты в боевых подразделениях погибают или получают ранения. И что такая статистика порождена с участием нашей роты, которую называли "Умирающая Дельта" ("Dying Delta"). Когда я прибыл в джунгли, наш ротный был ранен, командир взвода вооружений — ранен, командир первого взвода — убит, командир второго взвода — ранен дважы и у меня, командовавшего третьим взводом, дела обстояли не лучше. Двое из трёх моих командиров отделений были убиты, а третий — ранен в горло. Мой взводный сержант был тяжело ранен, также как и мой правофланговый. До того момента, как я оставил взвод, я сменил шесть радистов, пятеро из них были ранены".

И другая цитата, которая мне абсолютно не понятна:

"Величайшее поколение? Подумайте об этом: они сражались на непопулярной войне, по возвращении Домой были оплёваны, получили прозвища, поколение их отцов ничего не могло с ними поделать и, при этом, это нехорошо называемое "плаксами" (спасибо их отцам и матерям) поколение, не имевшее шансов победить в войне, прошло через самую большую войну в своей жизни и до сих пор сражается на ней".

Каждый раз, когда я слышу про "оплёвывавших ветеранов уже в аэропорту", я вспоминаю Сильвестра Сталлоне в роли Джона Рэмбо, нытика и "плаксы" из знаменитого фильма. Тот, кто написал сценарий и снял фильм, должно быть действительно ненавидел Америку. Я знаю, что меня разводят всегда, когда я слышу миф об оплёванных ветеранах. Для тех кто не знает, что такое посттравматический синдром (PTSD) — плевать на ветерана боевых действий — равносильно самоубийству. Наставить незаряженное ружьё на штурмовую команду полицейского спецназа — гораздо менее рискованное дело.

Накануне ночью нашу часть атаковали несколько часов кряду. Я и капрал Эдди Ли Харрис, так глубоко зарылись в мягкий песок, что можно извинить наше желание вернуться поскорее домой. Нашу позицию обошли, так что ещё какое-то время мы прятались всё в той же нашей дыре от северных вьетнамцев. Потом мы выгребли себя из песка и ждали пока вернутся наши. Смеялись, вспоминая об этом утром. Потом, помню, пошёл дождь и я привязал свою накидку между деревьями, набрав воды. Вода и амуниция — если в этом нехватка, то ты покойник.

По радио нам поступила команда к немедленному выдвижению. Мы ждали "Амтраки" и нам говорили, что "Дельта" попала в беду и надо их вытаскивать. При том, что мы только что сами себя вытаскивали. Такая вот драма. Много её было у морпехов. Зловещим предзнаменованием стало указание сжечь личные письма и фотографии, чтобы нас нельзя было идентифицировать. Мы ехали на верхушках "транспортёров", через: деревья, старые здания и ямы со старыми пулемётами Браунинга 30-го калибра на треногах, обложенными мешками с песком. Другие такие же прикрывали нас. Это была впечатляющая поездка, многое бросалось в глаза и не надо было чесать пёхом. Потом мы слезли с грузовиков, оказавшись среди: песка, кактусов и того, что я назвал валами, но на самом деле это были межи между полями 8-футовой высоты, с дорожками от велосипедов на них. Бывшим сзади меня Биллу Эккарду и Эдди Харрису приказали под моим прикрытием перебраться через вал и забрать раненых. Я видел трёх ребят из "Дельты", лежавших на земле футах в 30-ти впереди нас. Они не шевелились. Я резко остановился, когда несколько зенитных зарядов легли позади меня: у них там были большие пушки, оказывается. Как будто рядом пронёсся автобус, чуток не задавив. Моряк слева от меня рванул через гребень по направлению к тем, кто, как мы надеялись, был раненым. Следующее, что я помню — в него попадают и он разваливается на части. Билл Эккард, мой нынешний коллега, когда мы пару месяцев назад вспоминали с ним тот день, сказал, что в него попали РПГ — реактивной гранатой. Потом у меня произошло какое-то выпадение из реальности: я не помню, что происходило в определённый промежуток времени, который исчислялся, как я думаю, минутами.

Погибший парень не был из нашего подразделения, но думаю, он без сомнений подходил под медаль Чести. Лично я всё ещё не получил присуждённую мне идиотскую награду "за то что был следующим за ним". Тогда же мы отползли на безопасную сторону вала, рассредоточились и стали обсуждать, что нам делать дальше. Мы знали, что перед нами есть одно тяжёлое орудие и ещё одно, возможно, было правее, от 80 до 200 метров. Из стрелкового же оружия по нам палили как будто отовсюду. .. Выход? Харрис с огневым подразделением пошёл в обход стрелков с фланга и начал бить по ним слева, мы же, примкнув штыки и дождавшись пока Харрис с парнями займут позицию, пошли через вал в атаку. Прямо как в Первой мировой. Надеюсь — это была последняя штыковая атака американской армии.

Успешно продвинувшись вперёд, мы затем вернулись, чтобы подобрать раненых и убитых. Мы были под мощным огнём и ещё одного нашего ранили в брюшную полость. Я поднял его и понёс, видя при этом, что Харрис вместе с ребятами продолжает слева надвигаться на стрелков. Вообще он был тотальный маньяк — безбашенный сукин сын. Мы были лучшими друзьями, до сих пор такие. Он оставил Вьетнам без всяких личных декораций, хотя я видел за ним дел как минимум на три медали Чести. У Эккарда — Серебряная звезда и нарукавный вариант Пурпурных сердец, и за них он дорого заплатил — двумя ногами и частью руки. Он сейчас пишет для нас и также крут как и раньше, может, даже более. Он 34 года сражался с Ветеранской Ассоциацией, уйдя в отставку с поста главы Отдела протезирования. За это я им горжусь больше, чем за Вьетнам.

...Парень, которого я нёс, перестал шевелиться и только стонал. Он умирал, хотя его рана выглядела такой маленькой. Человеческую жизнь не ценят так, как следовало бы. Кажется, что-то в этом роде я тогда думал.

Потом дела пошли очень плохо. Мы увидели людей, из "местных сил", или откуда-то там ещё, выдвигающихся через лесополосу. Мы их обошли с фланга, и вот теперь они обошли с фланга нас. Все, хотя я не помню кто был там среди них, двинулись назад, за исключением нас — арьергарда. Я помню как бежал, оборачивался и стрелял, по сути в никуда. Помню, как тяжело перезаряжать М-16 и чистить его от слизи, когда по тебе чуть ли не в упор стреляют. Трясущиеся руки были частью проблемы.

Когда я справился и оружие моё снова стало функционировать, я повернулся и обнаружил, что остальные успели отдалиться от меня метров на 200, хотя прошло, как мне казалось, секунды две. Видимо, с моей, провалившейся в качестве экспериментальной, штурмовой автоматической винтовкой я провозился слишком долго. Как описать — как в тебя стреляют? Это не то, что похоже на что-то, просто металлические "фигни" свистят повсюду, как москиты, но побольше, побыстрее и могут попасть в тебя в любом месте, а не так как в кино про ковбоев. В тебя попадают и твои части вылезают наружу. Я видел это. И чувство, которое испытываешь под огнём, трудно описать тому, кто под ним не был.

Ярдах в тридцати там было кладбище, французское: с большими монументами, ангелами и так далее. Кому только хотелось быть похороненным в таком злосчастном месте? Я в тот момент был всерьёз напуган, дела у меня были очень неважные. Из воздуха, казалось, испарился весь кислород. Время останавливалось и я, казалось, превращался в свинец. Я бежал, хотя и медленно, к укрытию кладбища, хотя это и было так себе укрытие, но лучше чем ничего.

Я лежал на могиле за камнем, конкретно старым, возможно. От него отлетали кусочки, когда в него попадали. Я помню, как выползал оттуда, вертя башкой во все стороны, загребая локтями, стараясь влиться в землю и сделаться невидимым. Легко сказать, что у них была артиллерия. Это была 51-миллиметровая зенитная установка. Когда у тебя есть полфунта свинца, чтобы всадить в кого-то — легко воевать. Мы сейчас активно применяем такие вооружения везде. Они ужасны.

Хотел бы я сказать, что отстреливался, меняя магазины, но я не помню этого. Предположим, я это делал, так звучит лучше. Следующее, что я помню: "Амтрак" в нескольких метрах от меня, меня ищущий. Водитель вылез из люка, без жилета и шлема, только с М-14. Он занял в восьми метрах над моей головой на верхушке трака прекрасную позицию для огня и начал поливать стрелков противника реально смертоносным огнём. Это была третья медаль Чести, которую я видел в тот день, так и не присуждённая. Годы спустя я пообщался с тем парнем.

Он не интересовался оценкой своих дел, а интересовался тем, кто был тот парень, которого он спас. Он делал такие вещи часто, не каждый день, но очень часто. И это была работа, как он написал: "Тяжко приходилось вам, ребята, а я был просто водитель". Читая историю "от Джеймса Уэбба", я рассердился. В описываемой мною истории участник с самым высоким званием, который погиб — был тот моряк, которого убили рядом со мной. Он был E-5 (уровень сержанта, в отношении ВМФ США — фактически унтер-офицер, формально приравненный к младшему офицеру — прим. пер.). Не было ни одного офицера во всей акции, также как и во многих, многих других во Вьетнаме. Я 6 месяцев даже не видел офицера. Наши подразделения управлялись линейными капралами и иногда — капралами. Так было не везде и не всегда, но так было в большинстве случаев. Так что история Уэбба — рассказана ради него самого.

Качество командования обсуждалось на секции военной истории AOL с 1993 по 1998 годы (видимо, имеется в виду праинтернет — форум America Online — прим. пер.). В ней приняли участие сотни ветеранов Вьетнама, приводя истории про выдающихся офицеров, особенно на начальном этапе войны и констатируя, что затем офицерский корпус проявил вырождение и упадок морали. Морпехи выдвигались на задачи в составе редко более чем отделения, минимальная огневая мощь которого была пять человек. Однажды с нами был офицер, он отправился в патруль за "Бронзовой звездой". Это был полевой рейд в маленькую деревню, самое безопасное, что мы смогли придумать. Ему стало плохо из-за жары и он долго не мог придти в себя. Мы с Харрисом до сих пор смеёмся, вспоминая это.

Если не выходишь на задания — не можешь оставаться с боевым подразделением, которое на заданиях 7 дней в неделю. Мы не хотели якшаться с туристами. Для нас, неважно, взвода или роты, наши офицеры и унтера были тылом, которых мы встречали только на основной базе, где редко бывали. Нашего вводного сержанта в поле я видел только однажды, облачённого в: каску, бронежилет и маскхалат с засученными рукавами. Он в первый раз всё это надел и выглядел как клоун. Все эти истории о бравых офицерах, ведущих солдат в бой — довольно юмористичны. Вспоминается сериал "Band of Brothers" компании НВО, про "Лёгкую Роту" 505-го парашютного полка 101 воздушно-десантной дивизии во Второй мировой. Мы никогда не слышали об офицере наподобие лейтенанта Уинтера из этого сериала. Может, Уэбб был как Уинтер, но если бы был, то вряд ли написал бы что-то такое же далёкое от реальности, как то, что он написал. Спасибо Тому Хэнксу и Стивену Спилбергу за их блестящие попытки.

Проблему можно называть моральной или связанной с коррупцией. Она гораздо больше. Наши офицеры молчали, когда в порядке вещей было продавать, предназначенное для подразделений, продовольствие за: наркотики, секс или наличные. Они ничего не говорили, когда люди теряли не по 20, а по 40 процентов своего веса из-за: плохого питания, малярии и не лечившихся ранений. Они просто посылали патрули в районы, где сами никогда не бывали, далёкие от войны, противника и вообще всего, в чём заключалась их работа. Мы крутили башками на 180 градусов и сражались на войне, никому не нужные, в то время как маленький мирок тех, кто ездил на джипах в Да Нанг: отдыхать в клубах, смотреть кино и есть специально проверенную пищу — был для нас параллельным миром.

Это был мир начищенных джипов и вертолётов, фарфора и столового серебра, проституток-подростков, заботливо проверенных на предмет чистоты, мир невежества, коррупции и некомпетентности. Представьте, что вам неизвестно имя вашего взводного командира — потому, что ты никогда его или её не встречал? Они все могли бы быть женщинами — мы бы даже не узнали об этом. Вспомните эпизод из "Апокалипсиса сегодня", когда Чарли Шин высаживается на берег из лодки и видит подразделение под атакой у моста. Он спрашивает солдата: "Сынок, кто тут командует?". "Я думал, что Вы", — отвечает солдат.

Французский автор Бернар Фолль (Bernard Fall) написал книгу "Два Вьетнама". Я прочёл его книгу ещё до того, как отправился во Вьетнам. Фолль не знал, как далеко в своём соответствии его концепции зайдёт Америка. Настоящие морпехи, армия и вьетнамцы-вьетконговцы, крестьяне, северовьетнамская армия — жили в одном Вьетнаме. А другой Вьетнам? Там был огромный подмир: клубов, плавательных бассейнов, чёрного рынка, приезжающих конгрессменов, которым устраивали весёлое времяпровождение. Тысячи наград выдали людям, ни минуты не бывшим в бою или отстранённым от должностей за некомпетентность. Наши редкие и случайные путешествия в тыл производили на нас болезненное впечатление. Мы там смотрелись как чужеродные тела, ходячие скелеты с длинными волосами и в лохмотьях, явно враждебные и презирающие всех, непохожих на себя. Мы были уже не "в программе".

Американские солдаты жертвовали собой и отдавали свои жизни и здоровье не то чтобы ни за что, а для того, чтобы быть обесчещенными кучей профессиональных лжецов, занимающихся последние сорок лет поглаживанием самих себя по голове за чужие подвиги. Было два Вьетнама и есть два вида ветеранов. Многие из нас вернулись и так не включились обратно "в программу". Честный путь бороться с бесчестьем.

Какой офицер мог не заметить, что индейки на день Благодарения или рождество продавались на чёрном рынке Да Нанга, который назвали "Тремя Углами", а личный состав, даже в тылу — питался плохим ливером и стальным или плесневелым хлебом?

Многие базы морской пехоты имели специальную, хорошо защищённую — в первую очередь от собственных войск — жилую инфраструктуру отдельно для офицеров и старших унтер-офицеров. Мы никогда не узнаем сколько из них были убиты собственными подчинёнными, но наверняка в десять раз больше чем официально сообщается. "Странная" смерть быстро превращалась в "артобстрел". А мина под кроватью называлась "ракетной атакой". Многие базы испытали огневое воздействие больше изнутри, чем снаружи, в ходе перестрелок между, скажем, афроамериканскими солдатами и старшими унтер-офицерами из тех регионов страны, где виртуальное рабство всё ещё имело место быть.

Оперативники отдела криминальных расследований внедрялись в подразделения, на самые отдалённые базы привозили натасканных на запах наркотиков собак, а какой-нибудь унтер — "добропорядочный южанин" — должен был рыскать по ночам или прятаться в джунглях, пытаясь поймать "братьев", курящих марихуану. Это была война лёгких курильщиков с наркоторговцами, по сути. Тыл превратился в арену борьбы стареющих пьяниц с поварами, радистами и писарями, в то время как боевые подразделения держали постоянно в поле, подальше от опасности того, что они включатся в "партизанскую" войну с "бледнолицыми". Многие офицеры и старшие унтеры думали, что среди солдат на передовой много сочувствующих Вьет Конгу и членов таких формирований как "Белые пантеры" (White Panthers) и "Визермэны" (Weathermen) (речь о леворадикальных группах в США — прим. пер.). И они были правы.

Так что боевые подразделения старались держать в поле 30 дней в месяц, снабжая и переукомплектовывая с помощью джипов и вертолётов, с поварами, радистами и писарями, охраняющим периметр (и нередко писари становились автоматчиками). Боевые операции стало невозможно проводить из-за открытого противостояния между: белыми и чёрными, сельскими и городскими, образованными и "профессиональными военными". Если это не то, что вам рассказывали, то пора бы уже обращать внимание на то, что говорят другие.

Настоящими морпехами были мои друзья: рядовые, авиационные механики, пара хороших друзей управляла водоочистным устройством. Они водили грузовики, работали и воевали.

Дописав до половины, я как раз дочитал итоговый доклад генерала Стэнли МакКристалла по Афганистану, опубликованный одной британской газетой. Он сообщает о том, о чём я и многие другие так много писали: о полном провале американских попыток поддерживать режим Карзая. Тем не менее, это детально и умно написанный доклад не упоминает о 65-ти миллиардном обороте наркобизнеса в Ираке, тесно связанном с кликой Карзая. МакКристалл говорит о тотальной коррупции, вот только делает это лишь напоследок, а ведь это было под его командованием. Что же он не посадил тысячи вовлечённых, когда был за главного? Как же не заметил опиумного расклада?

Американцы просто смотрят в сторону, или, как во Вьетнаме, многие вовлечены? Что мы покрываем?

Но в сравнении с докладами по Вьетнаму рапорт МакКристалла, конечно, глоток свежего воздуха и честности. Правда, чересчур поздний и маленький.

Америка и раньше бросала свои войска. Долина Фордж была началом, но никак не концом (Valley Forge — местность в штате Пенсильвания, где зимой 1777-1778 г.г. из-за плохой организации снабжения и оборудования зимних квартир, тысячи солдат Континентальной армии погибли или выбыли из строя — прим. пер.). Когда МакКейн и Керри, два "ветерана" вьетнамской войны, объединяют усилия, чтобы блокировать попытки вернуть или прояснить судьбу наших военнопленных во Вьетнаме, их собственная ужасающая коррумпированность никак не освещается и не наказывается. Мы выбрасываем свои медали на помойку, вручая их конгрессменам или верхушке Пентагона. Ложь о Вьетнаме — одна из причин того, почему мы сейчас в Ираке и Афганистане. Дерьмо поднимается наверх, потому что мы прекратили ценить правду.

Когда вы задаётесь вопросом, как можно вести уже десять лет войну, добившись гораздо меньшего чем в том же Вьетнаме и потратив куда больше денег, то подумайте о сотнях офицерах, увешанных наградами и делающих карьеру, метящих, возможно, и в Сенат. Как это может быть, что нет никого, кто говорил бы правду о том, что происходит, ни в Конгрессе, ни среди военных, ни среди прессы? Почему все говорят одну и ту же ложь? У кого такая власть? Могут ли наркоденьги контролировать не только наших военных, но и нашу прессу?

Я всё ещё могу видеть Вьетнам. Боевое подразделение морпехов, соблюдая дистанцию, движется через рисовые поля к холмам. Далеко позади них лежит город Да Нанг. Я всегда буду помнить, что был частью этих подразделений. Я помню, как сидел на холмах, оглядываясь назад на далёкий город. Однажды мы сидели на холме четыре часа, глядя на авиабазу. Самолёты взлетали, пролетали милю от взлётной полосы и сбрасывали бомбы на пустое поле. Это продолжалось бесконечно, потому что пилоты летали таким образом на бомбометания по противнику. Одна сторона холма была полностью выжжена от постоянной бомбёжки. Там ничего не было кроме тысяч сброшенных тонн напалма и бомб. Это было рядом, было безопасно и убедительно. Интересно, сколько генералов сделали профиты на этом выжженном холме?

Если вы видели фото из Вьетнама с лунными кратерами на полях, то можете представить картинку. Невзорвавшиеся боезаряды доставались вьетконговцам, которые использовали их, чтобы делать ловушки, которые сейчас называют СВУ (IEDs). Эти бомбы убили много моих друзей, а одна достала и меня. Наши ВВС доставили таким образом нашему противнику тонны высококлассных взрывных материалов. Похожая ситуация была с обстрелами морской артиллерии. После них повсюду были пригодные к использованию против нас боеприпасы. Большинство потерь у американцев было содеяно с помощью того, что добыли из их же дефектного вооружения.

Много было войны "напоказ". Армейские подразделения посылались в безнадёжные атаки, попадая во вражеские ловушки, потому что надо было попасть в новостную ленту или развлечь приехавшего ВИПа. Всё это раздувалось — у каждой катастрофы был свой летописец. Потери скрывались неделями, за это время вражеские воображаемые потери начинали исчисляться сотнями и очередной урод, загубивший дюжину американских жизней, получал свою "Серебряную звезду". Уроки, извлечённые военными из Вьетнама — "лги часто, лги много" — успешно были применены и в Войне с террором. Израиль так вообще превратил эту практику в культуру.

У нас есть два Вьетнама. Мы, отправленные на войну, голодные, с дефективным оружием, без огневой и воздушной поддержки, безнадёжно воевали в одном Вьетнаме, вычеркнутые из преуспевания Вьетнама другого. Десятки тысяч наших "командиров" жили во Вьетнаме в таких комфортных условиях, что наверно, будь их воля, оттуда бы не уехали. И это было очень важно, чтобы Макс Клеланд , настоящий солдат, не стал членом правительства. Это мы тоже помним.

У нас было два Вьетнама. В один были вовлечены хорошие храбрые люди, сражавшиеся с честью, заботившиеся о друзьях и показывавшие отвагу и человечность каждый день. Это солдаты, которые почти все уже ушли: погибнув на войне, либо умерев или умирая как ветераны. Другие? Мы знаем кто вы. Вы у нас уже несколько десятилетий занимаетесь обманом. Вы были: тыловыми крысами, трусами и ворами. Вы не прощены. Вы наполняете свои: гольф-клубы, яхт-клубы, инвестиционные фирмы.

За сорок лет я насмотрелся на фальшивых ветеранов, ребят без военного опыта, но с красочными военными историями, изрыгаемыми на нас с кино— и телеэкрана. Сколько их? Тысяч 4-5. В 2004 году, в годовщину Rolling Thunder (военно-воздушная кампания против Северного Вьетнама, длилась с 1965 по 1968 год — прим. пер.), Генри Салливан, армейский медик и я опросили группу "ветеранов Вьетнама", в ходе мотопробега, посвящённого этой дате. Из 200-та реальными ветеранами боевых действий оказались трое, в том числе я и Генри. Добрые люди на наших глазах кормили и поили этих обвешанных лентами, медалями и байкерскими примочками фальшивых ветеранов, благодаря их за ратную службу.

На этой неделе президент Обама в ответ на то, что нельзя назвать иначе как "странной" политикой Департамента по делам ветеранов, лишающей их не только медицинского ухода, но и компенсаций за посттравматический синдром, заявил, что "освежит" подходы. Но его "новая политика" ничего нового из себя не представляет. Он требует от Департамента выполнять его прямые обязанности, которые тот десятилетиями не выполняет. Понятно, что это делается в преддверии новой волны ветеранов, ментальное состояние которых стало национальным бедствием, и которым нужно предоставить шанс выжить по возвращении в гражданскую среду.

Г-н Президент — это недостаточно хорошо с точки зрения перспективы.

Куча вопросов пришла по этой теме в первую очередь от ветеранов Вьетнама, не признанных инвалидами, хотя и диагностированных как получившие посттравматический синдром. Всё тоже самое, что и десятилетиями: пропавшие документы, недостающие бумажки, апелляции, отвергнутые по смехотворным причинам, инквизиционные суды комиссий, выносящих решение. На каждого получившего компенсацию ветерана (примерно 400 000) приходится три не получивших, и их дети лишены образовательных льгот, а семьи десятилетиями живут в бедности. То, что Америка забывает и игнорирует ветеранов Вьетнама десятилетиями, не значит, что мы забыли.

Большинство детей уже взрослые. Большинство подавших жалобы ветеранов уже умерли. С 711 000, покинувшими этот мир по состоянию на 2009 год, из числа стоящих на учёте 2,9 млн "вернувшихся из Вьетнама" — проблема имеет тенденцию решаться сама собой, как видимо думают некоторые господа в правительстве. Те, кто не смог ничего сделать по данном поводу — Сенат, разнообразно декорированные герои каждой войны из напарфюмеренной пентагоновской верхушки — продолжают хранить молчание, похоже все до одного.

Нет такого другого примера в военной истории, чтобы из таких богатств так мало было выделено тем, кто их заслуживает. Почему, как вы думаете, мы терпим поражение в Афганистане? Потому что, уничтожая ветеранов — мы убиваем своих военных.

Во Вьетнам, как и в Афганистан, мы отправили армию на безнадёжное дело, на войну под началом самого коррумпированного правительства в американской истории. Во Вьетнаме было систематически разрушено целое поколение американцев, лучшие и честнейшие представители которого погибали в рядах боевых подразделений, а пенка паразитов тасовалась в Сайгоне и Да Нанге. Безнаказанность и безответственность этих беспозвоночных дала нам ту Америку, которая есть сегодня: разбитая, опутанная пропагандой и страхом, лишённая безопасности, с поколением, не понимающим, что такое ответственность и лидерство, крадущим сегодня у завтрашнего дня.

В Конгрессе огромное количество тех, кто уклонился от Вьетнама, спрятавшись за придуманными заболеваниями, договорённостями с "безопасными" частями Национальной гвардии или просто включением в лист отсрочки после её введения (далее следует ссылка на материал о том, что такими через отсрочку уклонившимися от Вьетнама "куриными ястребами" было при Буше-младшем почти всё руководство Республиканской партии — прим. пер.). И эти уклонисты стали первыми среди тех, кто развязал войну, на которую они отправили детей тех, кто от Вьетнама не уклонялся. Как можно, чтобы это сошло им с рук?

Сегодня наблюдается большое национальное движение за то, чтобы "забыть Вьетнам", так как позорная десятилетняя война нашей ныне "добровольной армии" как бы смывает грехи прошлого. Президент Обама верит, что 40 лет достаточно, чтобы оставить проблему в прошлом. Я не согласен. Перед каждым ветераном, более 30 или 40 лет живущим без помощи, чьи дети должны обходиться без: медицинского обслуживания, нормальной одежды, денег на колледж, стабильного жилища — перед ним есть долг. Мы не можем оплатить долги ветеранам, вернуть их из могил, но мы можем возместить их детям, чтобы они не страдали за наши преступления. У нас сейчас поколение "двусторонне повреждённое": жертвы Вьетнама и правительственного лицемерия, вынуждение самостоятельно поднимать свои семьи. Вьетнамом мы начали цепную реакцию горя, бедности и разочарования, на которую нужно обратить внимание.

За это надо сначала заплатить, прежде чем покупать новые авианосцы, бесполезные транспортные самолёты и прочие не слишком нужные, на самом деле, для обороны страны вооружения вкупе с новыми гольф-курсами для военных.

Только когда распознаем подлинную цену войны, мы сможем понять как жить в мире и безопасности.

Из комментариев:

Lawrence A Dickerson: "Худшие мои впечатления после возвращения со службы за океаном — когда я открыл дверь перед одетой в хиппи девушкой, она закричала, что сама могла бы открыть эту "грёбанную дверь". Образ белого галантного рыцаря ушёл безвозвратно...Я не попал во Вьетнам, меня отправили в Корею и на базу на Окинаве...Так что у меня нет боевых наград. Но хотя мой ЕIB (Expert Infantryman Badge — знак заслуженного пехотинца) не так красив как СIB (Combat Infantryman Badge — знак пехотинца-участника боевых действий), я ношу его с гордостью...Я был сержантом первого класса и общался с прибывавшими из Вьетнама солдатами постоянно...То, что они рассказывали после пары кружек пива — это примерно то, что м-р Дафф написал...Но до сего момента я всё-таки не понимал причин ненависти в глазах и голосах чернокожих солдат, потому что был одурён официальной риторикой и не представлял себе масштабы расизма...Когда в 1970-е я увидел ложный портрет, как его рисует о войне американское правительство — это стало поворотным пунктом в моей жизни..."

Tom Dillman: "Прекрасная статья, местами я плакал....Меня недавно вызывали в департамент по нашим делам — оказывается, новые правила заработали и мои давно пропавшие документы чудом нашлись...хотя у меня циничное подозрение, что дело просто в очках перед выборами...Хотелось бы мне высказываться корректнее, но десятилетия головных болей после контузии не дают..."

Дальше идут дискуссии по частным вопросам войны. Среди интересного: сын ветерана Корейской войны, предпочитавшего алкоголь семье, сам ставший инвалидом во Вьетнаме, возмущается тем, что многое достаётся тому большинству "ветеранов", которые в боевых действиях не участвовали (в боевых подразделениях служило не боле 10% нынешних "ветеранов"), ему возражают, что не весь тыл получает почести не по делу, но эмоциональным аргументом выступают воспоминания об отсутствии тыловой поддержки и обеспечения боевых операций авиацией и артиллерией, вследствие чего части на передовой воевали по сути сами по себе (надо сказать, то, что это было обычным делом — до сих пор не вписано в официальную версию вьетнамской войны). Ещё одна интересная подробность — участники дискуссии сходятся во мнении, что нередкость повторных командировок в боевые части является мифом — "почти никто и никогда не возвращался ещё раз".

Dan выражает возмущение тем, что "в нашем обществе с демонтированным мужеством, желающие самоутвердиться лжецы изображают нас, ветеранов, такими же "ребятами" как они — которые могли плакать и убегать. И вернувшихся с войны изображают психованными нытиками, преподнося это в СМИ как реальные истории...Такие общества, где Джо Либерман или Линдси Грэхэм, или другая шумная старая корова может отправлять настоящих мужчин умирать на войне — это обречённое общество".

Tom: "Я всё-таки хочу отметить, что нас по возвращении встретили "оплёвыватели" в аэропорту, началась драка и нас усадили обратно в самолёт и отправили... Я не был полевым, просто радистом".

Гордон Дафф: "Я 6 раз летал туда и обратно из Вьетнама. И ты хочешь сказать, что хиппи занимали своими минивэнами краткосрочные паркинги у аэропортов и дежурили там группами? Я 17 лет читаю эти репортажи и.. не могу называть ветерана лжецом, так что ты не мог бы поподробнее рассказать, как это было, сколько их было, как вас смогли удержать от того чтобы надрать им задницы...Несколько лет назад, в одной из зарубежных стран, "агент" в аэропорту сграбастал меня за руку. Прежде чем меня скрутили, ему было пора менять подгузники"

Tom Dillman: "Я с оплёвыванием не сталкивался, но слышал от других, что оно бывает. Возможно, нападали на тех, кто выглядел послабее, на кого-нибудь из тыловых...Лично мне пришлось менять взгляд и учиться не вспоминать Юго-Восточную Азию в разговорах, по экономическим соображениям".

Go11bravo: "Я не буду делиться своими историями, но и я, и мои два брата служили, и один закончил тем, что поднёс свой 45-миллиметровый ствол к голове в 1998-м... VA (Департамент по делам ветеранов) его добил. Я же — то сидел, то слазил с прозака. Но и Вторая мировая не другой была. Папаша воевал от Бельгии до Праги и уволился сержантом с двумя Пурпурными сердцами. Думаю, перспектив дальнейшей карьеры для грека не было. Он всю жизнь страдал от посттравматического синдрома, хотя мы из вежливости называли это "эксцентричный". Ещё он был небогатый и стал медбратом, чтобы "загладить вину перед теми, кого он убил", — как он сказал. Может быть. Хочу напомнить вам, что многие из тех, кто был у нас на прицеле, заслуживали медалей Чести. Разница между нами в том, что они сражались за правое дело. Мои слова — горьки? Вы знаете, что я прав".

Jeff: "Давайте будем морпехами, по отношению ко всему этому, как и к остальному. Друг-за-друга, на поле боя или в тылу...Факт то, что 58000 жизней во Вьетнаме отданы ни за что. Аналогичное дерьмо сейчас происходит в Афганистане, а перед тем в Ираке... Мы всего лишь ещё один кирпич в стене". Автор: Гордон ДаффVeterans Today, США