Летом 1938 года между Японией и СССР вспыхнуло несколько пограничных конфликтов в районе озера Хасан - границы Советов, Кореи и Манчжурии. Обе армии жёстко дрались друг против друга за небольшой холм Чан Фу-Кен. Две недели всего лишь 7000 японских солдат без танков и авиации сражались против русских механизированных сил, в составе которых было 15.000 солдат, 237 артиллерийских орудий, 285 танков и 250 самолётов. В ночь на 30 июля 19-й японский Корпус атаковал русские войска, которые к тому времени окопались на участке границы возле озера Хасан. Японские войска успешно вытеснили советские на их территорию, однако русские контратаковали, и к 6-му августу линия фронта дошла до мёртвой точки возле небольшого холма Чан Фу-Кен (в советских документах "сопка Безымянная" - прим. перев.). В конце концов, 11 августа японский посол в СССР Мамору Сигэмицу подписал перемирие с Советами, и обе армии отошли от границы[1].

За две недели боёв русские потеряли 792 человека убитыми и 2.752 ранеными, японцы же убитыми потеряли 526 человек, ранеными - 914. Эти цифры говорят, что японцы дрались очень упорно против превосходящих сил русских. Могу указать одну причину, по которой японцы дрались так хорошо. Дело в том, что японская разведка перехватывала некоторые радиопереговоры русских, и это давало японцам преимущество в боевых операциях. С 1938 года пограничные конфликты между Японией и Советами случались свыше 1000 раз. Наибольший из них битва у Номон-Хан (или Номон-Хан-Бурд-Обо – так, по названию приграничной горы, где начался конфликт, в западной литературе называется битва у Халхин-Гол - прим. перев.) в июне 1939 года, а второй по величине был инцидент Чан Фу-Кен/Хасан. Иными словами, в 1930-х годах японская армия в Манчжурии и Корее находилась под постоянным давлением русских и прилагала много сил, чтобы ограничить советское военное присутствие на Дальнем Востоке. Эта статья расскажет о работе японской разведки против Советов, и как японцы использовали разведку в пограничных конфликтах.

Служба безопасности в 1930-х годах в СССР была довольно серьёзной, получить доступ к секретным сведениям в Советах было почти невозможно. Лорд Чилстон, посол Великобритании в СССР, отметил, что дипломат в Москве "лишался почти всех личных контактов с теми, чьи наклонности и реакции он оценивает... советские чиновники и офицеры не говорили с иностранцами на щекотливые темы"[2]. Японской дипломатической миссии в Москве приходилось куда тяжелее, потому что Япония была для русских врагом номер один на Дальнем Востоке, Сталина напугала японская агрессия против СССР в конце 1930-х гг[3]. Полковник Сабуро Хаяши, начальник Советского отдела Управления Генерального Штаба японской армии писал: "Японская миссия в Москве обязана была располагаться в определённом отеле, их телефонные звонки и переписка были под надзором небезызвестной русской секретной полиции НКВД. Когда они покидали миссию, им на хвост садились офицеры НКВД и, бывало, сопровождали их даже в общественные туалеты"[4].

Хотя японцы в Советском Союзе имели дело с серьёзной контрразведкой, подполковник Исаму Асаи, специалист по советской разведке, вспоминает, что японская армия получала из СССР разведывательную информацию как от людей, так и с помощью радиоперехвата.

У экспедиционных сил японской армии в Маньчжурии, Квантунской армии, было специальное отделение разведки: "Харбин Токуму-кикан". В отделении служили 1000-2000 офицеров разведки, получивших образования на русском языке в школах военной разведки "Накано Скул" и русском образовательном центре Квантунской армии. Каждый год из этих школ в подразделения разведки японской армии приходили около ста русскоговорящих офицеров.

Люди, наблюдавшие за территорией России с границы Манчжурии и СССР, были самым надёжным человеческим источником разведывательной информации. Группы наблюдателей Квантунской армии каждый день следили за прилегающей территорией России и докладывали число солдат, танков и лошадей в СССР. В 1933 году одна такая группа сообщила, что русские начали строить долговременные оборонительные сооружения вдоль границы.

Японские дипломатические курьеры, работавшие в контакте с японской разведкой, также были полезным источником информации, т.к. они могли ездить по железной дороге из Владивостока в Москву через всю Сибирь. Их натренировали считать, сколько прошло поездов, сколько было примыканий и какова длина железнодорожных мостов. Основываясь на этих сведениях японская армия, в конце концов, составила точную схему сибирской железной дороги, и такая информация пригодилась для оценки пропускной способности железнодорожного транспорта русских на Дальнем Востоке, особенно, во время сражений у Чан Фу-Кен и Номон-Хан. Польская армия тоже заинтересовалась этой схемой, и японская армия передала её Польше в обмен на помощь в радиотехнической разведке.

Нашлись двое русских, передававших информацию японцам. В 1936 году подполковник Хаяши Ямамото, офицер разведки японской армии, сумел подкупить русского по фамилии Михайлов, сотрудника советского консульства в Харбине, Манчжурия. Михайлов был телеграфистом в консульстве и копировал для Ямамото тексты секретных телеграмм[5]. Японская армия платила Михайлову 5.000 йен в месяц (около 30.000 долларов на сегодняшний день) и получала секретные сведения. Однако вскоре сотрудники советского консульства заметили, что Михайлов ведёт какие-то дела с японцами и стали сливать ему дезинформацию. Получаемую от Михайлова информацию японцы называли "Специальная Харбинская Разведка". Британская Жди Си&Си эС (Government Code and Cipher School - "Правительственная школа кодов и шифров". С 1919 по 1939 гг. английское правительственное ведомство, занимавшееся перехватом и дешифрованием сообщений – прим. перев.) узнала с помощью радиоперехвата, что японская армия обладает Специальной Харбинской Разведкой[6]. В британском докладе подозревалось, что японцы подключились к средствам связи русских и получают информацию, но на самом деле настоящим источником был Михайлов.

В июне 1938 года в Манчжурию сбежал командующий Дальневосточным округом НКВД генерал Генрих Люшков. По указанию Сталина, он проводил чистки дальневосточных отделений НКВД и командования Дальневосточной Армии. После того как японские полицейские в Манчжурии задержали Люшкова на границе, японцы быстро взяли его под стражу и выслали в Токио, где генерала допросили в русском отделе разведуправления армии. Люшков прожил в Токио до 1945 года, находился под домашним арестом то более, то менее строгим, работал на разведку японской армии и пропагандистский аппарат. В 1945 году японские военные отправили Люшкова обратно в Манчжурию советником Квантунской армии, попавшую в августе 1945-го под мощную атаку СССР. Там молодой офицер разведки застрелил его, когда Советы вторглись с Манчжурию[7].

Люшков рассказал японцам о внутренней политике НКВД, о числе репрессий в годы Большого Террора с 1936 по 1938 годы и о расположение советских войск. Всего лишь через 2 месяца после побега Люшкова произошла битва у Чан Фу-Кен. Вполне возможно, что сведения генерала повлияли на исход битвы, но, к сожалению, в Японии не сохранилось никаких документальных записей Люшкова.

Нельзя сказать, что радиоразведка Японии против СССР велась вяло. Радиоразведка по-японски называлась "Току-джо (специальная разведка)". Японская армия начала изучать русские средства связи и их ключи шифрования в 1923 году, пригласив польского специалиста по шифрам капитана польской армии Яна Ковалевского. Вдобавок японский генеральный штаб послал в Польшу четырёх офицеров разведки для изучения советских шифров. В 1934 году в Квантунской армии создали Специальный Отдел Радиоразведки, который занялся расшифровкой радиопереговоров русских. В Манчжурии имелось 8 станций перехвата, почти 1000 человек трудились над советским шифром. Каждая станция перехватывала 20 радиосеансов русских каждый день. Всего Квантунская армия добывала данные 50.000 радиосеансов в год[8].

В мае 1936 года Отдел Радиоразведки через польский генеральный штаб заполучил ключ к шифру советской Красной Армии под названием "ОКК5". Опираясь на эту книгу кодов, японская команда в июле 1936 года смогла взломать 4-х цифровой код шифра Красной Армии и код советских пограничников "ПК1". Это достижение пригодилось потом в советско-японском пограничных конфликтах в конце 1930-х годов. 19-го июня 1937 года русские пограничники высадились и заняли остров Канчацу реки Амур, пограничной линии между Манчжурией и СССР (19 июня 1937 г. советские пограничники высадились на двух островах: Сеннуха и Большой. "Канчацу", вероятно, японское название одного из них - прим. перев.). Во время инцидента японская команда взломала 4-х цифровой код советских пограничников, 4-х цифровой код Красной Армии и 3-х цифровой код советских воздушных сил и собирала информацию. Дешифровальшики выяснили, что безрассудная высадка пограничников не была указанием Москвы, а решением местного командира, и что Москва не хочет воевать с Японией. Дешифровальшики также подтвердили, что советский генеральный штаб не давал приказа подняться в воздух военной авиации на Дальнем Востоке. В соответствии с данными радиоразведки японское правительство начало дипломатические переговоры с Советами. 30 июня три советских канонерских катера неожиданно вторглись на маньчжурскую сторону реки и обстреляли берег. Однако, радиоразведка предсказала эту операцию русских, японские и маньчжурские пограничники открыли ответный огонь по катерам, потопив один и повредив остальные.

Годом позже радиоразведка обнаружила, что русские начали строить фортификационные сооружения у холма Чан Фу-Кен на границе Манчжурии и СССР. Это было 6 июля 1938 года. По данным радиоразведки, советские пограничники собирались захватить маленький холм, т.к. это была жизненно важная тактическая точка на границе. Пограничная линия между Манчжурией и СССР точно не была определена, и ни японские, ни русские войска не располагались в том районе.

Японский общевойсковой штаб в Корее принял сигнал всерьёз и приказал 19-му Корпусу разведать ситуацию у Чан Фу-Кен. Разведка на местности подтвердила, что Советы закрепляются на границе, после чего японские войска выдвинулись к пограничной линии. Число русских в том участке границе постепенно выросло с 10 до 50 человек. В конце концов, японский штаб отдал приказ послать батальон захватить пограничную линию и войска с обеих сторон встали лицом к лицу. Напряжение прорвалось, когда 29 июля 1938 года японцы ударили по советским войскам. Пограничный конфликт начался.

В ходе битвы радиоразведка раскрывала перемещения советских войск на земле, чем очень помогала японским войскам. Особенно когда японская дешифровальная команда смогла отследить передвижение советских танковых войск от Владивостока до Чан Фу-Кен, и тем самым способствовала тактическому успеху японцев[9].

Также во время Номон-Хана в июне 1939 года отделение японской радиоразведки взломало 4-х цифровой код пограничников, 4-х цифровой армейский код и 3-х цифровой код ВВС. Успех в радиоперехвате давал тактическое преимущество японским войскам на линии фронта.

После сражения у Номон-Хан советская Красная Армия приняла новый 5-ти цифровой код "ОК40", который оказался японцам не по зубам. Однако, 5-ти цифровой код смогли расшифровать финские дешифровальшики во время начавшейся в ноябре 1939 года русско-финской войны. Японские дешифровальшики, получив данные от финнов, успешно расшифровали тот 5-ти цифровой код. Японцы также успешно взломали 4-х цифровой код советского военно-морского флота и ВВС.

Элвин Кукс, военный историк, известный своими исследованиями событий у Номон-Хан, писал: "Японская система общей военной оценки неприятеля в период до атаки на Пёрл Харбор в 1941 году была, в общем и целом, безыскусной, ограниченной, фрагментарной, костной, судорожной и часто невнятной или неповоротливой"[10]. Но если мы говорим о разведке против СССР, она была довольно искусной, свободной, гибкой, непрерывной и точной. Помимо нелегального сбора информации от людей и с помощью радиоперехвата, Квантунская Армия наняла 50 русских политических беженцев и создала отдел сбора разведданных из открытых источников. Этот отдел собирал персональные сведения о 4000 советских штабных офицерах и узнавал подробности расположения их войск из радиопередач Советского Союза и таких журналов, как "Правда" и "Известия". Основываясь на таком анализе открытых источников японский генеральный штаб смог предвидеть вторжение России в Польшу в сентябре 1939 года.

Армия Японии, потратив много энергии собирая информацию об СССР, старалась использовать добытые сведения в японской политике в Маньчжурии. Японская армия с 1937 года увязла в тягучем военном конфликте с Китаем, и Квантунская Армия опасалась удара в спину от Советов. Вот почему Квантунская Армия уделяла так много внимания СССР. Можно сказать, что японская разведка против Советов была довольно успешной, что подтвердилось в пограничных конфликтах второй половины 1930-х годов, таких как Канчатцу и Чан Фу-Кен. Однако, с началом Тихоокеанской войны в декабре 1941 года мало-помалу стало невозможным для армии Японии сосредотачиваться помимо СССР ещё и на США и Великобритании. И, как следствие, действия японской разведки стали рассеянными и непродуктивными, о чём пишет Кукс.

[1] Alvin Coox, “The anatomy of a small war: the Soviet-Japanese struggle for Changkufeng-Khasan, 1938” (Westport: Greenwood Press, 1977).

[2] Paul W. Doerr, “The Changkufeng / Lake Khasan Incident of 1938: British intelligence on Soviet and Japanese Military Performance”, Intelligence and National Security, (July 1990), p. 187.

[3] James Harris, “Encircled by Enemies: Stalin’s Perceptions of the Capitalist World, 1918-1941”, The Journal of Strategic Studies (June 2007), pp. 531-541.

[4] Saburo Hayashi, “Our intelligence on the USSR.”, NIDS Library.

[5] Yukio Nishihara, Zen Kiroku Harubin Tokumukikan (The Records of the Harbin Special Branch), (Tokyo: Mainichishinbunsya 1980), pp. 144-147.

[6] Security of British and Allied Communications, HW 40/8, PRO.

[7] Matthew E. Lenoe, “Key to the Kirov Murder on the Shelves of Hokkaido University Library.” (http://src-home.slav.hokudai.ac.jp/pdf_seminar/20060317/lenoe.pdf)

[8] Toshijiro Okubo, The Codebreaking on the USSR., NIDS Library.

[9] Saburo Hayashi, Kantogun to Kyokuto Sorengun (The Kwantung Army and the Soviet Army in the Far East), (Tokyo Fuyoshobo 1974), pp. 113-134.

[10] Williamson Murray and Allan Millett, Calculations (New York: The Free Press 1992), p. 298.