О военной реформе (часть 1)

О частях постоянной готовности

Наши гламурно-жёлтые, по большей части, СМИ, на первый план в озвученных планах реформы выдвинули сокращение в 2,5 раза офицерского корпуса. И особливо глумились над генералами, коих урежут с нынешних 1107 до 886.  Между тем на фундаментальные, ключевые решения, коренным образом меняющие облик вооружённых сил, принципы их строительства и боевого применения, мало кто обращает внимание. Например, таким фундаментальным изменением является решение отказаться от системы перманентной мобилизации при вступлении страны в войну. Внешне это решение выражается в том, что резко сокращается количество частей в ВС. Например, в сухопутных войсках количество частей сокращается практически на порядок. Согласно замыслу, озвученному министру, в ВС останутся только части постоянной готовности.

До сих пор существующая система содержания частей и соединений предусматривала их поэтапное вступление в войну. Я называю это «системой одной четверти». То есть по одной четверти от всех частей сухопутных войск содержалось в различной степени готовности. В советской армии из 200 дивизий сухопутных войск примерно 50 дивизий содержались полностью укомплектованными людьми и вооружением (так называемый «штат А»), в готовности вступить в бой в течении нескольких часов. Ещё около 50 дивизий (штата Б) требовали незначительного доукомплектования отмобилизованными солдатами и офицерами, на что им требовалось несколько суток. Примерно 50 дивизий СВ содержалось согласно т.н. «штату В» — именно такие дивизии известны под названием «кадрированых». Наконец, оставшиеся соединения имели т.н. «штат Г» (в них были только штабы и основное вооружение). Отмобилизование и боевое слаживание дивизий штата «В» занимало около двух недель, штата «Г» - в районе месяца. Таким образом, при вступлении страны в войну обеспечивался приток в действующую армию отмобилизованных дивизий в течении месяца примерно равными долями. А дальше, в случае необходимости, уже начиналось формирование новых соединений.

Если известную цифру о наличии танков в СССР (свыше 60 000) разделить на число дивизий (200), то мы получаем 300 танков на дивизию, что есть вполне разумное число. Поэтому критиканство некоторых лиц по этому поводу проистекает от незнания и непонимания. Надо заметить, что основные виды вооружения (танки, артиллерия, стрелковое вооружение) имелись на все 200 дивизий. Но в полном комплекте военного времени (и более-менее современное) вооружение имелось только в дивизиях штатов «А» и «Б». В дивизиях штата «В» и «Г» было значительно устаревшее оружие и техника, и лишь основной номенклатуры. Например, когда в конце 80-х я прибыл в одну из дивизий кадра ПриВО, в танковом полку на вооружении состояли танки Т-54, в разведроте полка – мотоциклы, в мотострелковом батальоне – автомобили ГАЗ-66.

Что такое дивизия кадра? Это примерно 4-5 тысяч единиц только тяжёлого вооружения и техники, которые находятся на длительном хранении (консервации). Содержанием и обслуживанием этой техники занимаются около тысячи военнослужащих, в основном офицеров и прапорщиков, которые служат организационным ядром при отмобилизовании дивизии. Они должны принять, обмундировать, накормить,  около 10 тыс. человек, обеспечить их распределение по частям и подразделениям согласно военно-учётным специальностям. Далее проводится боевая подготовка и боевое слаживание, контрольные занятия и учения, после которых дивизия считается готовой к боевым действиям.  

Сейчас, насколько я понял из сообщений, в СВ хотят оставить только части штатов «А» и «Б». Части кадра будут ликвидированы. Ну а части штата «Г» уже давно превращены в базы хранения вооружения и техники – БХВТ. Недавно в ходе учений «Стабильности - 2008» мы наблюдали частичное отмобилизование и развёртывание на основе БХВТ танковой дивизии ПУрВО. Чудес не бывает: сиё мероприятие заняло около месяца, как и в советские времена. Таким образом, в результате предлагаемой военной реформы наши ВС будут способны вступить в войну наличными силами мирного времени в течении нескольких часов. Но затем наступает длительный, больше месяца, провал в возможностях усиления действующей армии. И только через месяц вероятно поступление новых боеготовых соединений. Практика войн показывает, что в случае неуспеха в начальном периоде войны руководство не ожидает завершения отмобилизования и боевого слаживания, а начинает бросать в бой отмобилизованные ресурсы в виде «пушечного мяса», лишь бы как-то решить текущие проблемы.

Принятое решение о ликвидации частей кадра носит стратегический характер и свидетельствует о том, что у нашего военно-политического руководства серьёзно изменились взгляды на характер военных угроз России, возможность и вероятный сценарий вовлечения страны в масштабную войну, причём без какого-либо формального закрепления новых взглядов в основополагающих документах, например в военной доктрине. Это очень важный сигнал и для наших граждан, и для зарубежных партнёров: Россия ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не планирует конфликтов и не готовится к войнам со своим соседями.

В целом такое решение руководства вполне понятно. В условиях серьёзного ослабления блока НАТО, снижения военной угрозы со стороны Китая и других наших соседей, отсутствия у нашей страны интереса к глобальному противоборству, опасность внезапного развязывания войны обычными средствами пренебрежительно мала. Анализ военных потенциалов «наших партнёров» показывает, что в случае склонности кого-либо к военному решению конфликтных вопросов угрожаемый период будет достаточно большим для того, чтобы успеть отмобилизовать на основе БХВТ новые соединения.

Вывод: решительные меры по сокращению частей кадра и формированию армии мирного времени только из частей постоянной готовности следует признать разумными и своевременными.

О системе вооружений

На фоне повсеместных разговоров о массовом сокращении офицеров, о ликвидации института прапорщиков, о выделении дополнительных миллиардов на военные нужды, практически незамеченной промелькнула заметка о заявлении начальника ГШ генерала Макарова по поводу вооружений. На тему вооружений соблаговолил высказаться и наш президент. Самый главный начальник глубокомысленно заметил, что неплохо бы подумать о строительстве авианосцев. А начальник генштаба пообещал довести к 2012 году долю современных вооружений до 20-30%, а к 2020 году – вовсе до 90%. Естественно, что ни тот, ни другой, не раскрыли, как можно выполнить озвученные задачи. Ведь не царское это дело — в 3,14зде ковыряться: напишут указ-приказ, и всё якобы случиться по ихнему велению. К тому же, что там будет в 20-м году – одному Богу известно. Точно не будет Макарова в начальниках ГШ и весьма вероятно – не будет в главноначальниках Медведева. И спросить, как всегда, будет не с кого.

А мы, человеки не столь высокого полёта, всё же попробуем поковыряться конкретно в означенном вопросе системы вооружений для российской армии. Поищем ответы на два главных вопроса:

1.    -   Какое оружие нужно армии?

2.    -   Откуда нужное оружие возьмётся?

Сразу оговорюсь, что все рассуждения — применительно к строительству и боевому применению сухопутных войск.

Попытка ответа на первый вопрос сразу упирается в проблему определения вероятного противника. Если мы назначим противником США, это один разговор, если евро-НАТО – другой, а если наших южных соседей – то совсем третий вариант получается. Следуя известным рецептам классиков, оставим в стороне намерения, и оценим военные потенциалы наших «вероятных партнёров».

Несомненно, что единственным глобальным игроком на нашем земном шарике пока есть и в ближайшее время будут оставаться США. И независимо от нашего нежелания/желания конфликтовать с ними, конкуренции с этим государством нам не избежать, даже запершись внутри собственных границ. Они сами вломятся куда им надо не мытьём, так катаньем. И здесь единственным реальным пугалом для США является ядерный потенциал ВС РФ. Поэтому никуда не деться от выделения значительных средств на содержание и развитие РВСН, ракетные подводные крейсера стратегического назначения, стратегические бомбардировщики – носители ядерного оружия. Как там будет в перспективе, с учётом бешеных темпов развития новых поколений высокоточного оружия, ориентации США на концепцию быстрого глобального удара, перспектив появления совершенно новых военных технологий – чёрт его знает, но пока и в ближайшие годы остаётся опора на стратегические ядерные силы — СЯС. При этом надо понимать, что в решении региональных  конфликтов, в защите наших интересов вблизи и внутри границ, в обеспечении ближних торговых путей и решении прочих актуальных задач, стратегическое ядерное оружие никакой пользы не приносит. Кто не верит, может ретроспективно взглянуть на историю вопроса расширения НАТО, конфликтов на Кавказе и в Приднестровье, в Югославии и т.д. То есть, наши СЯС – это плата, «налог на независимость» своеобразный: заплатил и спишь, если и не совсем спокойно, то не опасаясь, по крайней мере, что к тебе посреди ночи ворвётся американский ОМОН с проверкой на демократическую вшивость.

Военный потенциал европейских стран НАТО для текущей деятельности нашей страны во всех сферах имеет большое значение. Представим на минутку, что Грузия к моменту конфликта уже была бы членом НАТО. Не думаю, что этот факт заставил бы нас отказаться от военной операции. Ведь в противном случае мы рисковали потерять свой Северный Кавказ или, по меньшей мере, получить там кипящий котёл, который мог похоронить любые перспективы развития страны. Поэтому конфликт с НАТО потенциально возможен. Пока НАТО придвигается к нашим западным границам:  с прибалтийскими странами, Польшей и Норвегией мы уже граничим. Не исключён вариант разборок на тему НАТО на Украине.

Возможность конвертации военного потенциала в конкретные военные операции НАТО уже продемонстрировало в Югославии. И настолько уверилось в своих силах после этой операции, что набралось наглости решать судьбы Афганистана. Однако именно в Афгане были чётко определены нынешние пределы военной мощи НАТО в сухопутных операциях. Реально оценивая натовский потенциал в Европе, необходимо признать, что в настоящее время он не имеет решающего превосходства над возможностями СВ РА. Более того, по некоторым важнейшим параметрам он продолжает либо сокращаться, либо постепенно утрачивать качественное преимущество. Например, количество ОБТ НАТО на европейском ТВД составляет менее 20000, из них лишь половина находиться в частях, остальные – на складах. Из этого числа танков не более 3000 можно отнести к современным (около 1650 «Леопард-2», 130 М1 «Абрамс», 406 «Леклерк», 386 «Челленджер», 200 С1 «Ариете»). При этом общее количество танков планируется снижать и в будущем. Например, к 2014 году "Леклерков" останется всего 234, а в Бельгии от танков вообще отказываются... Аналогичное положение с БМП и БТР, ствольной и реактивной артиллерией, тактическими ракетными системами «земля-земля». Чуть лучше обстоят дела с противотанковыми средствами и вертолётами. Другими словами, оценивая военный потенциал евро-НАТО, можно утверждать, что вполне реально за короткий срок и сравнительно дёшево вывести возможности СВ РФ на такой уровень, чтобы успешно нейтрализовать угрозу сухопутной операции НАТО против нашей страны или её союзников в ближнем зарубежье.

На востоке России мы имеем в соседях страну с чудовищными людскими ресурсами и мощной экономикой. Пока уровень её научно-технологического развития не позволяет с достаточной эффективностью реализовать эти ресурсы в военном потенциале. Однако он нарастает быстрыми темпами, существенно превосходя темпы развития ВС РФ. По некоторым оценкам, Китай сейчас ежегодно производит 250-300 танков современного уровня. Новые и модернизированные образцы вооружения появляются каждый год с завидной регулярностью. Перманентное перевооружение идёт параллельно процессам сокращения ВС и улучшения боевой выучки. В обозримый период времени китайский военный потенциал определённо превзойдет российский, с неизбежной перспективой увеличения разрыва. Такие тенденции однозначно переводят Китай в ранг глобальной мировой державы. Соответственно, с нашей стороны задачи сдерживания глобальной державы переходят практически целиком к стратегическим ядерным силам. В этих условиях СВ могут решать локальные задачи на театре, пользуясь местными особенностями: ограниченным числом операционных направлений, их малой ёмкостью, трудностями в обеспечении крупных ударных группировок противника. Однако даже такие ограниченные задачи потребуют серьёзного наращивания возможностей СВ РФ в целом, и особенно группировки войск в ДВО и ЗабВО.

Наконец, ещё одна категория наших партнёров — это ближайшие постсоветские соседи на юге и западе. Здесь, в смысле развития военных потенциалов, ничего сногсшибательного не происходит, и в перспективе произойти вряд ли сможет. Да, «спонсоры» могут потратить миллиард «бакинских» на армию Грузии, но для создания военной силы, реально угрожающей РФ, требуются затраты на два порядка больше. Даже США на это не способны, а европейская часть НАТО – тем более.

Подводя итог, приходим к следующим выводам:

- ни у одного из «партнёров» по отдельности и даже их атлантического союза, сейчас не имеется катастрофического для нас превосходства в военном потенциале;

- для наращивания возможностей СВ РФ до уровня, исключающего решающее доминирование «партнёров», нет острой необходимости срочного массового перевооружения на новейшие образцы ВВТ;

- необходимую и достаточную степень наращивания боевых возможностей СВ РФ вполне можно обеспечить мероприятиями по модернизации существующих базовых образцов ВВТ с постепенным вводом в строй ограниченного числа новейших комплексов вооружения;

- необходимо вести интенсивную разработку и срочно переходить к серийному производству современных боеприпасов, систем навигации, наблюдения, разведки и РЭБ, управления и связи, боевого, технического и тылового обеспечения, войскового снаряжения;

- особое внимание следует уделить 100% использованию боевых возможностей имеющегося комплекта ВВТ, для чего необходимо пересмотреть нормы технического и тылового обеспечения в мирное время, значительно увеличить расходы на боевую подготовку, активно разрабатывать и внедрять современные средства индивидуального, группового обучения и боевого слаживания.

Для примера рассмотрим ситуацию с новым танком «объект 195». Эта машина разрабатывается как комплекс новейшего вооружения, способный уничтожать подвижные наземные цели с любым уровнем защиты (как в пределах прямой видимости, так, частично, и загоризонтно) в любое время суток при любом состоянии погоды, обеспечивая своему экипажу недостижимый прежде уровень защиты. Однако, если прямо сейчас принять этот танк на вооружение и начать его поставку в войска, это будет бесполезная трата денег. В своём нынешнем состоянии армия не способна использовать потенциал этой машины и наполовину. Даже для повседневной эксплуатации, не говоря о боевом применении, новый танк требует совсем другого уровня обучения экипажей, совсем другой системы технического и тылового обеспечения, развёртывания производства не только танка, но и огромной номенклатуры сопряжённых с ним единиц снабжения: от боеприпасов до электронных компонентов. Полноценное использование возможностей танка в бою требует внедрения в войска автоматизированных систем управления и разведки, способных создать информационно-разведывательное поле для общевойсковых подразделений. Требуется иметь рядом с танком всю номенклатуру машин на его базе, с адекватным уровнем защиты и аналогичным интерфейсом взаимодействия с боевыми системами. Пока эти комплексы управления, огневой поддержки и обеспечения не готовы к производству и поставке в войска, отправлять «голый» танк в имеющиеся батальоны и бригады нет никакого смысла. Нужен хотя бы один бригадный комплект новейшей техники и средств обеспечения, чтобы танк стал реальной боевой силой, серьёзно повышающей возможности СВ РА.

В нынешних условиях перевооружение нашей армии надо начинать не со стороны новых танков, артиллерии и РСЗО, а со стороны обеспечения имеющихся  систем вооружения новейшими боеприпасами, средствами автоматизации и связи, разведки и наблюдения. Руководство годами разговоры разговаривает о новых средствах связи тактического звена, об автоматизации управления, о новых средствах тактической разведки, о тепловизионных приборах наблюдения и управления огнём, и так далее, и тому подобное. Болтовня многолетняя, не имеющая никакого видимого влияния на реальные действия войск в поле, в чём все в очередной раз убедились в августе сего года в Южной Осетии. При этом годами не решаются и другие вопиющие проблемы, касающиеся глубины и эффективности модернизации БТТ, пробелов в защите БТТ, полного провала с боеприпасами для танков и артиллерии… Стало уже общим местом, что при сопоставимых военных бюджетах другие страны (Индия, например) умудряются закупать в разы больше современного вооружения , чем наша родная армия.

И здесь мы плавно переходим к вопросу номер два: а если завтра вдруг дадут необходимые деньги, блокируют «попилы» и «откаты», сможет ли наша промышленность дать армии требуемое вооружение? К сожалению, ответ пока весьма грустный: нет, не сможет. Причём, что касается базовых платформ (танков, БМП, БТР, артиллерии, РСЗО) – вопрос пока ещё решаемый положительно за счёт модернизации производств (если взяться за него немедленно), найма и обучения кадров. Что же касается первоочередных потребностей, изложенных выше (боеприпасы, навигация, связь, комплектующие и т.д.) то здесь ситуация по многим параметрам просто аховая. Технологии либо уже безвозвратно утрачены, либо у нас их никогда и не было. Я не специалист по экономике и промпроизводству, поэтому не знаю рецептов, как решать эту проблему. Предположу, что надо скупать инновационные фирмы, технологии и современные заводы за рубежом, какие-то изделия просто там заказывать. Не уверен, что это поможет, не специалист в этих делах. Но абсолютно уверен, что эта задача — из числа первоочередных, она даже важнее реформирования собственно армии.

О людях военного сословия

Перехожу к самой неблагодарной теме: о людях военного сословия. Теме неблагодарной, во-первых, потому, что сам когда-то относился к этой категории и мне трудно быть объективным (хотя буду сильно стараться J). Во-вторых, неблагодарной теме потому, что когда реформа задевает личные интересы сотен тысяч людей, трудно сдержать эмоции и придерживаться аналитического взгляда на вещи. Между тем, у меня есть и некоторые предпосылки для объективной точки зрения: уволился давно, ещё сравнительно молодым человеком (в 43 года), по собственному желанию, вопреки тогдашнему законодательству, успел на гражданке подиректороствовать издательством, поработать в разных медийных структурах и коммерческих проектах. Не имею коммерческих и иных связей ни с минобороны, ни с ВПК, ни с разными союзами офицеров и т.д (за исключением, естественно, личных контактов с  друзьями и товарищами).

Мой первый тезис возможно покажется слишком жёстким, но он вполне объективен: ни у меня лично, ни у большинства нашего населения нет ни капли сочувствия к нынешнему положению генералов, офицеров и прапорщиков нашей армии. Они сами заслужили такое положение своими поступками и по своей воле. Меня нисколько не трогают ни «плач Ярославны»  о низком денежном довольствии, ни стенания об отсутствии жилья, ни крики о тяжёлых условиях службы, ни дежурные высказывания о низком престиже офицерской профессии… Мой ответ на все перечисленные жалобы один: «Не нравиться – увольняйтесь. Не увольняетесь? Значит, ваше положение вас устраивает – служите, чёрт возьми, без вселенских стонов!» Законодательство не предусматривает для военнослужащих никаких иных форм протеста, кроме одной – увольнения (по истечению срока контракта или по несоблюдению его условий).

Кое-кто из нынешней молодёжи в это не верит, но в советское время офицер ДЕЙСТВИТЕЛЬНО был государственным рабом вообще БЕЗ ПРАВА УВОЛЬНЕНИЯ ПО СОБСТВЕННОМУ ЖЕЛАНИЮ. Он имел за своё поражение в правах определённые льготы: зарплату (начальный оклад 90 у инженера и 220 у лейтенанта  -командира взвода),  неденежные льготы (проезд, квартплата и т.д), перспективу получить жильё под финиш службы. Тем не менее, по своим юридическим правам он был если не рабом, то крепостным – точно, без права судебного обжалования решений начальства, без права иметь узаконенные выходные и т.д. Однако народ и в советские времена считать умел. Поэтому, например, при моём поступлении в 1971 году в Казанское высшее танковое командное Краснознамённое училище конкурс составлял 9-10 человек на место. Советского офицера могли уволить по здоровью , по сокращению штатов, по возрасту, по несоответствию (по этой статье пришлось увольняться мне), но не по собственному желанию! Сейчас эта возможность у офицера есть. И те, кто не желает, как осёл за морковкой на удочке, годами бежать за обещаниями «высокой зарплаты», «выполнения жилищной программы», «льгот и преимуществ», давным-давно уволились и нашли своё место в обычной гражданской жизни. Вообще уважающие своё личное достоинство люди не позволяют себя обманывать и реагируют на армейский лохотрон адекватно. Среди уволившихся досрочно в знак несогласия со своим положением в армии и военной политикой руководства есть как известные люди (например генералы Родионов, Воробьёв, Николаев и другие), так и многие десятки тысяч безвестных обычных полковников, подполковников, майоров – специалистов высокой квалификации. Мне откровенно не нравится, что сейчас профессия офицера считается занятием лузера. Я горжусь тем, что был советским офицером и горжусь тем, что военная квалификация моя и моих товарищей нашла подтверждение в гражданской жизни.

Им на смену пришли те, кто, во-первых, готов терпеть обманы и унижения, а во-вторых, боится не найти себе место на гражданке в силу низкой квалификации и не самых лучших личных данных. В итоге за 15 лет отечественной «военной реформы» качество офицерского корпуса в целом катастрофически упало по сравнению даже с советскими временами. Как оправдание обычно вспоминают слова о «воинском долге…», «есть такая профессия – Родину защищать…» и тому подобные. Господа! Проснитесь! Вы разве видите в одном строю с вами сыновей чиновников и олигархов? Пора уже перестать быть «полезным идиотом» и осознать своё реальное место в этой действительности. Я допускаю жизненность лозунга о «защите Родины» в единственном случае — если для госчиновника обязательным условием принятия на госслужбу (независимо от пола!) будет «армейский ценз» сроком два-три года, и не на солдатской, а на управленческой должности, связанной с ответственностью за людей и технику. Ну а пока, за ваше уничижительное терпение, получайте, господа офицеры, резкое сокращение штатов и досрочное увольнение в запас свыше 100 000 человек.

Второй мой тезис прост до безобразия: содержать такую ораву неквалифицированных офицеров в армии более невозможно. Давайте попробуем решить бизнес-задачку. Назначают вас директором предприятия, в котором бесследно исчезают крупные суммы корпоративного бюджета, численность персонала заметно больше, чем у конкурентов, а производительность труда в разы меньше, на должностях завхозов, секретуток и операторов ПК сидят солидные дяди, народу в офисе как бы не меньше, чем в цехах, а оборудование устарело и годами не меняется, несмотря на серьёзные средства, выделенные для этих целей… Что в этом случае должен делать директор? Все бизнес-учебники однозначно предлагают провести санацию предприятия с тем, чтобы встать хотя бы вровень с конкурентами. Наше государство ровно также конкурирует в мире с другими странами, а армия – это одна из важнейших «производственных площадок» государства. Ну нельзя дальше откладывать санацию! Конкуренты не простят! Нафиг нам (народу и государству) «содержать» на работе многотысячные массы военно-офисного планктона низкой квалификации, офицеров -бухгалтеров и офицеров-дирижёров, офицеров-квартирмейстеров и офицеров-строителей? Можно долго спорить о необходимости офицеров-юристов и потребном количестве должностей офицеров-медиков, можно не соглашаться с цифрами и пропорциями в новой конфигурации офицерского корпуса, предложенной министром обороны, но нельзя не согласиться с его главным тезисом: терпеть нынешнее положение дальше невозможно! На мой взгляд, пора вспомнить сталинский лозунг: «Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Выскажу такую мысль: сейчас для нашей армии критически важно не перевооружение на новую технику, а резкое улучшение квалификации военачальников всех рангов и качества управления в цепочке от взвода до министерства обороны. Ведь объективно оценивая результаты, следует признать вопиющую некомпетентность во всех звеньях управления в первой и второй чеченских компаниях, серьёзнейшие недостатки управления и планирования в юго-осетинской операции, в планировании строительства и боевого применения родов войск и видов ВС, оснащении их ВВТ и так далее, и тому подобное. А некоторые управленческие решения заставляют подозревать не только некомпетентность и низкую квалификацию, но и чего похуже, вроде сращивания коммерческих и служебных интересов.

Единственные, кому я искренне сочувствую в данной ситуации – это военные пенсионеры (и вовсе не потому, что сам отношусь к этой категории – я пока вполне успешно работаю). Они, в отличие от действующих офицеров, уже разменяли свои годы и здоровье на обеспечение интересов государства и общества. И опять государство нагло их кидает и обманывает. Напомню, что для возвращения самых вопиющих долгов военным пенсионерам понадобилось личное вмешательство президента Путина (причём вернули далеко не всё), а для восстановления их законных прав на пенсию за счёт их же отчислений  в ПФ – решение Конституционного суда! А если вспомнить «монетизацию льгот», в ходе которой военных пенсионеров государство кинуло, как напёрсточник лоха…

Так и в ходе нынешних реформ финансистами при явном попустительстве господина Сердюкова придуман «финт ушами»: денежное довольствие офицерам поднимают за счёт разного рода надбавок, коэффициентов, премий и прочих обходных манёвров, лишь бы не повышать оклады по званию и должности и, тем самым, не увеличивать пенсии. Примерно также поступают в херовых фирмах: часть зарплаты платят «чёрным налом», в конвертах, и с этих сумм не идут отчисления в пенсионный фонд. Минобороны и минфин уподобились именно таким фирмам. Вот генерал Макаров озвучил, что к 12 году лейтенант будет получать 70 тыр. Означает ли это, что пенсия полковника будет к тому же сроку хотя бы 40 тыр.? Да хрен вам, товарищ полковник! Вы ж не в «Блэквотерс» служили, а в Российской армии! У действующих военных есть хотя бы куда отступать: уволиться и зарабатывать себе на жизнь. А военный пенсионер не может бросить в морду чиновникам нищенскую пенсию и потребовать вернуть назад его годы, поезд уже ушёл. Этих людей, вынесших на своих плечах многолетний груз настоящей военной службы, мне по человечески жаль.

Уроки сорок первого 2008

Момент, выбранный для начала радикального переформатирования наших вооружённых сил, на первый взгляд выбран совершенно произвольно, и даже более того – не совсем удачно в свете экономических затруднений. Внешне российская армия вроде бы выглядит вполне успешной: стратеги летают аж в Латинскую Америку, моряки покоряют просторы западной Атлантики, РВСН пускает ракеты точно в цель, сухопутные войска практически в одиночку за пять суток завалили грузинскую армию и даже ВВС периодически рапортуют об очередных достижениях. Масштабные пиаровские акции вокруг учений «Стабильность», «Центр» и прочих формируют публичную картинку мощных, боеспособных, полностью боеготовых вооружённых сил. Почему же вдруг, почти в начале президентского срока человека, бесконечно далёкого от проблем армии, понадобилось срочно изменять фундаментальные основы строительства, функционирования в мирное время и боевого применения ВС?

Как мне кажется, ответ кроется в коренных недостатках текущего состояния ВС, вскрытых в ходе юго-осетинской операции. Провалы в важнейших показателях боеспособности нашей армии очевидны для специалиста, даже не имеющего доступ к закрытой информации. Эти недостатки оказались настолько вопиющи, что переполнили чашу терпения высшего военно-политического руководства нашей страны. По всем признакам, озвученные министром обороны радикальные реформы планировалось проводить последовательно, не торопясь, с распределением основных мероприятий в период после 2012 года, то есть при новом «старом» президенте. Однако «дежавю», испытанное в августе 2008 года нынешним премьер-министром, которому в бытность президентом в 2000 году пришлось организовать оборону Дагестана и подавление сепаратистов, заставило его немедленно запустить процесс «перезагрузки» наших ВС. И причина здесь в том, что в 2008 недочёты оказались ровно теми же, что и в 2000. Более того, анализ показывает, что по качественному соотношению некоторых ключевых параметров наша армия принципиально скатилась к уровню 1941 года, серьёзно уступая вероятным «партнёрам» по важнейшим показателям боеспособности.

1. 1.    Разведка. Август 2008 год продемонстрировал провал разведки на всех уровнях: от стратегического до тактического. На общем, военно-политическом уровне, было очевидно, что грузинское руководство взяло курс на силовое решение проблем Южной Осетии и Абхазии. Но стратегической разведке не удалось вскрыть сроки проведения операции и очерёдность решения задач, не удалось просчитать степень согласования усилий и уровень поддержки Грузии со стороны США и НАТО. Оперативная разведка не вскрыла сосредоточение ударных группировок, состав и районы развёртывания современных средств ПВО, не имела достоверных данных о вооружении грузинской армии, о резервах. Тактическая разведка пропустила начало операции, не смогла обеспечить необходимую полноту и оперативность данных для огневого поражения и радиоэлектронного подавления противника, тактического манёвра наших войск. В 2008 году почти полностью повторился сценарий 1941 (и 2000) года! Было понятно, что воевать будем, но неизвестно когда точно и с какой группировкой. Вступали в бой по частям, прямо с марша. Очевидно, что начало войны стало для нас неожиданным. И эта внезапность поразила нашего премьер-министра, как я понимаю, до глубины души. Равнодушная реакция президента США на информацию со стороны нашего премьера об этой «внезапной войне», по сути, решила судьбу наших военных реформ: проводить их надо немедленно, срочно, пока об нас мимоходом не вытерли ноги!


2. 2.    Управление. Управление ВС на стратегическом, оперативном и тактическом уровне не удовлетворяет современным требованиям. На стратегическом уровне потребовались почти сутки, чтобы организовать надлежащую оперативную работу и взаимодействие видов ВС. В начальный период операции высшее руководство зачастую не имело достоверных данных не только о противнике, но и о своих войсках. При численности центрального аппарата МО свыше 20 тысяч непосредственных исполнителей явно не хватало. На оперативном уровне была допущена временная потеря управления войсками со стороны командования и штаба 58 армии, командующий войсками и штаб СКВО сами руководили боевыми действиями. Непосредственное управление на поле боя со стороны командира и штаба 19 мотострелковой дивизии, командиров полков, столкнулось с проблемами вызванными горными условиями местности, применением средств РЭБ противником, сопряжением средств связи приданных и взаимодействующих частей и т.д.


3. Штатные средства связи частей и соединений не всегда позволяли организовать управление разнородными силами и средствами, сведёнными по факту в единые группировки. В таких условиях не могло быть и речи о создании единого разведывательно-информационного поля. Управление войсками осуществлялось по старинке, с существенным запаздыванием реакции на события, с задержкой и даже потерей данных в различных звеньях управления.


4. 3.    Боеготовность. Как показала практика, использование батальонных тактических групп в качестве своеобразных передовых отрядов, административно объединяющих дежурные силы и средства полков и дивизии, в целом себя не оправдало. Получалось так, что при выигрыше во времени в несколько часов, реальная численность мотострелковых, танковых, артиллерийских подразделений вступавших в бой передовых БТГ составляла в среднем 50-70% от штатного состава. Мотострелковый взвод, как правило, имел 15-18 активных штыков, танковая рота насчитывала 5-7 танков, артиллерийская батарея — 3-4 САУ. БТГ не имели запасов боеприпасов, ГСМ, продовольствия для самостоятельного ведения боя в течении периода времени, диктуемого обстановкой.


5. В некоторых случаях отмечалась приостановка выполнения боевых задач из-за необходимости пополнения запасов. Возникали серьёзные проблемы с техническим, медицинским, инженерным обеспечением (особенно с водоснабжением). При наращивании усилий не всегда удавалось ввести главные силы полка на направлении действий его БТГ, что вызывало определённые трудности в управлении и обеспечении подразделений на обособленных направлениях.


6. Квалификация офицеров, прапорщиков и сержантов, их навыки по организации боя, управлении подразделениями и частями в бою оказались на низком уровне. Манёвр силами и средствами применялся в ограниченных масштабах, особенно на уровне мелких подразделений. Огневое поражение противника осуществлялось зачастую разрозненно, с большим временем реакции, с неизвестным результатом. Средства РЭБ применялись в ограниченных масштабах, задачи РЭБ выполнялись лишь частично.


7. 4.    Взаимодействие. Вновь возникли серьёзные проблемы с организацией и поддержанием непрерывного взаимодействия, прежде всего с авиацией, в том числе с армейской. ГБУ от авиации появились в боевых порядках с большой задержкой, взаимное опознавание и обозначение войск и авиации проходило с проблемами. Армейская авиация появилась над полем боя в необходимом масштабе лишь на третьи сутки. Негативно сказалось отсутствие штатных авианаводчиков в общевойсковых подразделениях, а также современных средств целеуказания и наведения авиации.


8. Командиры и штабы не всегда справлялись с согласованием действий всех сил и средств, действующих в их зоне ответственности. Отмечены случаи поражения войск «дружественным» огнём. Многочисленность и разнородность номенклатуры ВВТ, штатного состава и реальных боевых возможностей подразделений родов войск и видов ВС создало такой «винегрет» в районе боевых действий, упорядочить который было практически невозможно. Опять пошедшие в дело недоброй памяти «сводные» формирования крайне затрудняли организацию взаимодействия в ходе выполнения боевых задач.


9. Таким образом, высшее руководство страны во время юго-осетинского конфликта воочию ощутило устарелость нашей армии, её слабую приспособленность к решению задач современной войны. Честь и хвала солдатам и офицерам, которые просто смяли врага превосходящей огневой мощью, своей решимостью и отвагой. Но и плата за успех оказалось недопустимо велика. На мой взгляд, несколько самолётов и почти семь десятков человеческих жизней — это слишком много для армии современного типа в конфликте такого масштаба. Конечно, это уже не «чеченский» уровень потерь, но и от приемлемого уровня он пока слишком далёк. То, что задача по принуждению к миру в принципе решена, отнюдь не свидетельствует о том, что можно почивать на лаврах. Наоборот, руководство страны посчитало, что всплывшие в ходе операции проблемы требуют безотлагательного решения. И в этом его следует поддержать. Будет больно и трудно, но деваться некуда – армия нуждается в срочном переформатировании.