К национальным особенностям Японии, определяющим формирование ее взглядов на проведение политики национальной безопасности, относится прежде всего гомогенность и закрытость японского общества, что определилось длительным, почти трехстолетним (вплоть до середины XIX века) периодом ее самоизоляции. Гомогенность не способствует преодолению закрытости общества и выражается в самоидентификации японцев как частичек единого государства (“одна нация – одно сердце (иккоку –иссин)”). Кроме того, в сознании японского общества закрепилась традиция оценки окружения страны сквозь призму “японоцентричности”.

Японский социум ориентирован на непосредственное реагирование на изменения в окружающей среде. Если на Западе цели задаются заранее и механизмы определяются необходимостью их достижения, то японские структуры не формулируют цели жестко. Цели не задаются извне, а гибко формулируются в рамках текущего контекста.

Организация японского общества как автономно распределенной иерархической системы, значительно отличающаяся от европейского общества как линейной суммы самостоятельных индивидов, накладывает заметный отпечаток и на процесс принятия решений. Решение, разрабатываемое несколькими автономными группами, вырабатывается при лидировании одной из них, наиболее подготовленной. Этот метод получил название “увязывание корней”, т.е. согласование деталей до принятия решения.

Необходимо отметить, что по представлению японцев “никто не может служить двум хозяевам”. Именно поэтому, выбирая между великими державами, Япония предпочитает однозначно ориентироваться на США, и имеет гораздо более прохладные связи с Россией и Китаем.

Перечисленные японские национальные особенности в некоторой степени проясняют, почему концепции национальной безопасности Японии в основном отражают лишь изменения, происходящие на международной арене, и варианты наиболее оптимального приспособления страны к этим изменениям. Т.е., это стратегии “ситуативной рефлексии и приспособления”.

Япония, так же как и США, рассматривает себя преимущественно островной страной, развитие которой связано с морской геополитической ориентацией. Если рассматривать геополитические устремления Японии в исторической ретроспективе, то можно выделить три, свойственные ей модели.

“Панъяпонизм”. Данная модель предусматривает для Японии глобальную экономическую и военно-стратегическую роль. Она предусматривает единоличное доминирование страны в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), совместный с другими великими державами контроль энергоресурсов Ближнего Востока и глобальную экономическую конкуренцию и вовлеченность во все значимые для Японии международные проблемы.

“Азияцентризм”. Он предусматривает географическое ограничение активности Японии Азиатско-Тихоокеанским регионом при исключительной концентрации на нем. Данная модель была использована Японией между двумя мировыми войнами и во время Второй мировой войны. Пространство АТР, согласно этой модели, организуется японскими геостратегами в виде концентрических кругов. Первый из них образует территория собственно метрополии, защита которой представляется жизненным интересом страны. Второй круг образуют побережье континентального Китая, Корейский п-ов, Приморье и о. Сахалин. Третий круг формируют территории государств АСЕАН и Индокитай, а также океанические акватории от побережья Индии до Гавайских островов.

“Совместный азияцентризм”. Данная модель определяет геополитическое видение роли Японии на настоящем этапе, в условиях тесного военно-политического взаимодействия с США и ограниченности силовых инструментов национальной мощи. В военном плане она может быть охарактеризована как частично-изоляционистская, а в целом - регионалистская.

Серьезный отпечаток на роль институциональной организации Японии в процессах обеспечения национальной безопасности наложила послевоенная американская оккупация и, далее, в период холодной войны, – союзнические отношения с Соединенными Штатами.

Япония формально является монархическим государством во главе с императором, который является “символом государства и единства народа”. Либерально-демократическая партия Японии (ЛДП), традиционно опиралась на большинство в парламенте и формировала однопартийное правительство, являясь правящей, вплоть до начала 1990-х гг. Премьер-министр Японии, как правило, один из лидеров ЛДП, лишь формально руководит, но не определяет общую политику кабинета. Он докладывает парламенту об общем состоянии внешних сношений (ст. 72 конституции Японии). Реальное руководство внешней и оборонной политикой находится в руках кабинета (ст.73). При этом официальная доктрина Японии состоит в том, что общая политика вырабатывается всеми членами кабинета, что подтверждает существование традиции “увязывания корней” в процессе выработки ключевых решений в области национальной безопасности страны.

В период холодной войны ощущение перманентной внешней угрозы со стороны СССР компенсировалось тесным военно-политическим союзом с США, конституция ограничивала использование силовых инструментов для проведения политики национальной безопасности, а доминирование ЛДП в политической системе фактически исключало межпартийную борьбу по вопросам национальной безопасности. Роль исполнительной власти, прежде всего кабинета, МИД, Управления национальной обороны (УНО) и министерства внешней торговли и промышленности сводилась к управлению взаимоотношениями с США в области безопасности и обороны.

Среди органов исполнительной власти ведущее место в формулировании и планировании в области безопасности занимает МИД. И, поскольку члены парламента традиционно не проявляют интереса к вопросам обороны и безопасности, МИД имеет относительную свободу в управлении этими вопросами. Военная безопасность находится в ведении УНО, которое, хотя и возглавляется государственным министром, не является органом на уровне кабинета. Кроме того, рассмотрение вопросов национальной безопасности возложено на Национальный совет безопасности (НСБ), который не является постоянным исполнительным, а лишь консультативным органом ведущих министров кабинета.

При такой институциональной системе взгляды на национальные интересы и цели Японии формировались в основном главами и идеологами различных фракций Либерально-демократической партии (ЛДП), опиравшихся в своих концептуальных построениях на гаккай (политико-академический комплекс, тесно связанный с властью). Эти взгляды и находили свое отражение в официальных позициях страны по пришествии к власти того или иного функционера ЛДП.

После окончания холодной войны институциональная система Японии начала давать заметные сбои в формулировании и формировании политики национальной безопасности. Это было связано с тем, что реальная внешняя угроза фактически перестала существовать (СССР распался, а Россия, по мнению самих же японцев, Союзу – не ровня). Последовавшая деидеологизация внешней политики после холодной войны ослабила правящую ЛДП. Институционально слабые и достаточно часто меняющиеся кабинеты (ранее, при полной поддержке в обществе союза с США, справлявшиеся с проведением политики национальной безопасности) не успевают отслеживать ситуацию на международной арене.

В настоящее время ситуация с формированием основ политики национальной безопасности сходна с тем американским вариантом, когда отсутствует серьезная внешняя угроза. Текущие обоснования политики национальной безопасности Японии носят беспорядочный и ситуативный характер и отражают представления определенной группы правящих кругов при отсутствии общенациональной платформы.

После окончания второй мировой войны в Японии, находящейся под американской оккупацией, были распущены вооруженные силы, проведена земельная реформа, реорганизованы прежние монополистические концерны (дзайбацу), приняты антимонополистические законы. Начиная с 1947 г. была проведена конституционная реформа и осуществлен переход к системе парламентской демократии. Япония отказалась также от применения военной силы как средства разрешения международных проблем. В 1951 г. заключение Сан-Францискского мирного договора восстановило суверенитет Японии. Одновременное заключение Японо-американского договора о гарантиях безопасности, по которому страна стала союзником США и предоставила им право создавать на своей территории военные базы и содержать неограниченную группировку передового присутствия, фактически заложило основы концепции национальной безопасности Японии, получившей наименование доктрины Ёсида.

Доктрина Ёсида (по имени премьер-министра Японии и председателя Либеральной партии в 1946-1954 гг.) заложила магистральное направление послевоенной политики национальной безопасности Японии, предусматривающее ускоренное экономическое развитие, резкое ограничение военных расходов и тесный союз с США. Это была доктрина экономического национализма (практического национализма), основной целью которой было развитие японской экономики под американским ядерным зонтиком.

Доктрина Ёсида оставалась в основе проведения политики безопасности кабинетов Хатояма (1954–1956), Исибаси (1956–1957), Киси (1957–1960), Икэда (1960 – 1964) и Сато (1964 –1972). За это время Японии удалось добиться колоссального экономического прогресса (в 1968 г. страна заняла 2-е место в капиталистическом мире по объему промышленного производства), перезаключить в 1960 г. договор о безопасности с США на более равноправной основе. Большую выгоду извлекла Япония, фактически оставшаяся в стороне от борьбы “двух систем”, от войны США в Корее (около 13 млрд. долл.) и во Вьетнаме. Кроме того, в период 60-х гг. значительно возрос военный потенциал страны, нацеленный на сдерживание СССР и Китая от экспансии в АТР. Так, в ходе выполнения первого (1957–1961) и второго (1962–1966) планов обороны с опорой на военно-техническую помощь США были заново созданы значительные сухопутные силы (5 полевых армий и 13 дивизий), а также основы оборонной промышленности. Выполнение третьего плана обороны (1967–1971) фактически позволило создать современные ВМС. В целом, доктрина Ёсида являлась основой для проведения классического варианта политики национальной безопасности.

Основной геополитической моделью Японии в период действия доктрины Ёсида стало сочетание “Совместного азияцентризма” (в военно-политической сфере) и чистого “азияцентризма” в экономической сфере. Японский “азияцентризм” развивался на пути различных вариантов создания “Тихоокеанского объединения” при лидирующей экономической и политической роли Японии. Эта идея была сформулирована еще в начале ХХ века как “великая восточно-азиатская сфера процветания”, в центре которой находились Японские острова – “метрополия” – вокруг которых в форме концентрических кругов образовывались “северное и южное пространства”, богатые минеральным сырьем. Во время второй мировой войны именно это видение лежало в основе стратегических планов ведения войны на Тихом океане.

В соответствии с идеями формирования подконтрольного Японии “тихоокеанского сообщества” были разработаны региональные доктрины “Тихоокеанского объединения” (автор И.Коно, 1959 г.), Тихоокеанской зоны свободной торговли (1965 г.), “Пан-Азии” (доктрина премьер-министра Э.Сато, 1969 г.). Большинство этих доктрин основывались на т.н. “азиатском национализме” и даже на антиамериканизме (особенно доктрина “Пан-Азии” Э.Сато). Тем не менее, “зона мира и стабильности” для Японии в 60-е гг. была ограничена регионом Дальнего Востока.

В начале 70-х гг. доктрина Ёсида трансформируется в классическую доктрину национальных интересов, состоявшую из внутрисоциального (общественная безопасность), военного (национальная безопасность) и внешнеполитического (мир и стабильность во всем мире) компонентов. Этой доктрины придерживались правительства Сато (с 1970 по 1972), Танаки (1972–1974), Мики (1974–1976) и Фукуда (1976–1978).

В этот период основной целью политики национальной безопасности Японии стало приведение ее внешнеполитической роли в мире в соответствие с ее экономическим потенциалом. Достижение данной цели планировалось осуществить через решение трех задач: содействие развитию рыночных демократий в мире; обеспечение стратегического баланса между капитализмом и социализмом; вклад в стабильные экономические и политические отношения между Севером и Югом, в особенности в Азии.

Решение этих задач означало смену Японией геополитической модели и ее трансформацию в “пан-японскую” модель, сочетающуюся с чистым “азияцентризмом”. В экономическом плане в период кабинета Мики была разработана “Стратегия Японии к XXI веку”, ориентированная на создание Тихоокеанского сообщества как субсистемы глобальной экономической системы. Данная идея была развита в т.н. “доктрине Фукуда” (Манила, 1977 г.), носившей ярко выраженную региональную (азиатскую) ориентацию и предполагавшей отказ Японии от попыток стать военной державой, развитие конструктивных связей с АСЕАН и содействие сотрудничеству государств Юго-Восточной Азии. На этот раз “зона мира и стабильности” по японским взглядам включала весь АТР.

В военно-политическом плане впервые в 1968 г. Э.Сато были сформулированы “три безъядерных принципа”: “не производить, не хранить и не ввозить ядерное оружие”, которые не были оформлены в нормативном плане. В отношении СССР и Китая проводилась политика “дипломатии равных расстояний”, которая в период кабинета Фукуда была заменена на “динамичное балансирование”, учитывающее напряженность в советско-китайских отношениях. В результате был заключен договор о Дружбе и сотрудничестве между Японией и Китаем (1978 г.). Кроме того, по выполнению четвертого плана обороны ВС Японии превзошли по боевой мощи прежнюю императорскую армию и заняли первое место среди ВС государств АТР. Япония получила также развитую оборонную промышленность. В 1976 г. планы обороны были заменены основной программой национальной обороны, рассчитанной до 1990 г. Эта программа исходила из разрядки во взаимоотношениях Восток–Запад, улучшения отношений с Китаем и сохранения статус-кво на Корейском полуострове. Она предусматривала тесное взаимодействие с США по вопросам национальной обороны, поддержание боеготовых сил самообороны для отражения ограниченной агрессии и формирование “базовых сил самообороны” как основы полномасштабной милитаризации в чрезвычайных условиях.

В условиях нового обострения противостояния по линии СССР – Запад в Японии впервые была разработана доктрина “комплексного обеспечения национальной безопасности” (КОНБ). Разработка этого документа проводилась МИД, МВТП, УНО, рядом НИИ и группами ad hoc по заданию кабинета Охиры в 1979 – 1980 гг. Национальная доктрина Японии в рамках КОНБ основывалась на принципах “глобальности” и “неделимости” безопасности “свободного мира” перед лицом советской угрозы. Эта доктрина была выдержана в либерально-идеалистическом духе и фактически стояла “на вооружении” весь период 80-х гг. КОНБ состояла из трех компонентов. На первый план была поставлена политическая безопасность, основывающаяся на концепции “трехсторонности” и формирования большого треугольника “США–Япония–Европа”, который для Азии дополняется малым треугольником “США–Япония–Китай”. Другими словами, Япония “расширяла” “зону мира и стабильности”, присоединяя к АТР еще США и Западную Европу.

В экономическом плане основной целью выдвигалась необходимость решения противоречий Запад-Восток и Север-Юг. В практическом плане это означало, что Япония будет стремиться к улучшению международной экономики в виде внешней помощи, перераспределения долгов и вклада в международные институты, ориентируясь на содействие американской политике. В военном плане сохранилась жесткая ориентация на совместную с США оборону Японских островов, кроме того вводилась т.н. 1000-мильная зона обороны. С 1980 г. текущие планы обороны были переименованы в среднесрочные программы, направленные на создание “базовых сил обороны”.

При правительстве Охиры получили дальнейшее развитие идеи Тихоокеанского сообщества. Однако было подчеркнуто, что это более декларация, нежели конкретная политическая или экономическая программа. Премьер-министры Судзуки (1980–1982) и Накасоне (1982–1987), хотя и придерживались идеи о необходимости сообщества, но перекладывали ответственность за его формирование на государства АСЕАН и частные предпринимательские структуры, чтобы не спровоцировать роста антияпонских настроений в АТР.

Если в период кабинета Охира КОНБ носила более экономический уклон, то Судзуки политизировал эту доктрину, а Накасоне сделал упор на военно-политические аспекты и рост военной мощи Японии.

Доктрина КОНБ исчерпала себя к началу 90-х гг. и с распадом СССР, основной угрозы Японии. Часто сменяющие друг друга кабинеты (Такесита (1987–1989), Кайфу (1989–1991), Миядзава (1991–1993), Хосокава (1993–1994), Мураяма (1994–1995), Хасимото (1995–1998), Обути (наст.вр.)), а также кризис правящей ЛДП обусловили не только отсутствие целостной концепции национальной безопасности, но и ситуативность и субъективность определения роли Японии в мире. Эти факторы обусловили фактическое копирование японскими официальными институтами стратегий национальной безопасности США в 90-е гг.

Ярким примером такого копирования стала т.н. “доктрина Кайфу”, основанная на американской доктрине нового мирового порядка Дж.Буша. Согласно “доктрине Кайфу” Япония ставит следующие цели: гарантировать мир и безопасность; уважать свободу и демократию; обеспечить безопасность и процветание в мире в рамках открытой рыночной экономики; защитить окружающую среду и гуманитарные стандарты; обеспечить стабильные международные отношения на основе диалога и сотрудничества.

В добавление к перечисленным целям у Миядзава добавились цели большего сотрудничества со странами АСЕАН и более активной роли Японии в формировании мира и безопасности в Восточной Азии. Правительство Мураяма сформировало концепцию национальной безопасности, базирующуюся на универсальных ценностях “демократии, свободы и уважения прав человека”, к которым “примыкают” три “столпа” политики национальной безопасности: японо-американские отношения; укрепление отношений с АТР; участие в решении глобальных проблем (нераспространение оружия массового поражения, гуманитарная помощь и т.д.).

Относительную стройность приобрела концепция национальной безопасности премьер-министра Р.Хасимото. Политика национальной безопасности в трактовке его кабинета опирается на “фундаментальные ценности и идеалы: свободу, демократию и рынок”. Миссия Японии сформулирована как “выполнение творческой роли в создании нового международного порядка”, что предполагает глобализацию политики Японии, направленной на достижение стабильности во всем мире, развитие развивающихся стран, благосостояние каждого гражданина глобального общества. Основными принципами внешнего поведения Японии выступают: три неядерных принципа; отказ от милитаризации; открытость; глобализация и взаимозависимость.

Геополитическая модель Японии становится в чистом виде “пан-японской”, о чем свидетельствуют основные направления двусторонних приоритетов: США, как основной партнер и союзник Японии; АТР в целом как растущий регион будущего; Корейский полуостров и его стабильность; Китай, как великая держава будущего; Россия как оккупант “северных территорий”; Европа, как глобальный центр мирового развития.

В 90-е гг. произошли также и некоторые изменения в японских взглядах на оборонную безопасность. С 1991 по 1995 гг. происходит постепенное размывание России как основной угрозы для Японии. Ее место занимает Корейский полуостров и Китай, а также проблемы нераспространения ядерного оружия и прочие транснациональные угрозы.

Во второй половине 90-х гг. происходит дальнейшее расширение задач Сил самообороны (ССО) Японии. В 1992 году парламент страны одобрил право Японии посылать подразделения ССО за пределы страны под эгидой ООН. В 1995 г. при Хасимото была сформулирована новая (9-я) среднесрочная программа строительства “базовых сил обороны” и Новые основные направления программы национальной обороны (военная доктрина). С 1996 г. зона ответственности японо-американского договора впервые вышла за 1000-мильную границу, распространившись фактически на весь АТР.

Таким образом, анализ концепций национальной безопасности Японии позволил выявить как бы четыре основных этапа в ее формулировании. При этом, наблюдались две основные тенденции в эволюции концепций национальной безопасности. Во-первых, это “ползучая” глобализация роли Японии в мире, а во-вторых, – постепенная автономизация ее в рамках союза с США. При этом, чем более Япония видит себя глобальной державой, тем меньше консервативных и реалистических аспектов остается в ее доктрине национальных интересов.

Необходимо также отметить, что основная роль, которую исполняла Япония во внешнем мире была роль “бесплатного наездника США” в военно-стратегическом плане и роль их младшего партнера в политическом и экономическом планах. При этом в настоящее время наблюдается тенденция постепенного отказа Японии от роли “младшего партнера” в сфере как экономики, так и политики. Страна пытается занять место лидера не только на уровне Азиатско-Тихоокеанского региона, но и на глобальном уровне.

Рассмотрение концепций национальной безопасности Японии позволяет сделать также ряд заключений относительно перспектив их формирования в XXI веке. В целом, альтернативы КНБ Японии будут образовываться в двух главных аспектах.

1. Сохранение опоры на союз с США или отказ от него.
2. Проведение односторонней, самостоятельной политики глобального уровня, либо ориентация на взаимодействие с главными центрами экономической мощи (трехсторонность), либо проведение преимущественно региональной политики.

Альтернатив КНБ, получающихся на пересечении различных аспектов, шесть. Они поддерживаются теми или иными политическими или экономическими элитами страны.

1. Пан-японизм. Он ассоциируется с правыми или националистическими кругами в стране (представителями фракций ЛДП Ватанабэ (ум. в 1995 г.), Р.Хасимото, Одзава и др.), ориентирующимися на превращение Японии в “нормальную” державу. Это наиболее влиятельная альтернатива во время обострения американо-японских отношений. Пан-японизм предполагает отказ от 9-ой статьи конституции страны и массированное наращивание военного потенциала, вплоть до приобретения ядерного статуса и самостоятельной военной роли в мире. Данная концепция строится на идеологии первенства специфической японской культуры, предполагающей скорый крах либеральных западных ценностей.

2. “Новые реалисты”. Они придерживаются сходных с пан-японистами взглядов. Однако, не спешат разрывать связи с США, а считают необходимым повысить роль Японии в обеспечении международной безопасности и развитии регионального сотрудничества. В основе их программы лежит тезис о необходимости пересмотра конституции с позиции “ответственного пацифизма”, приобретения достаточной военной мощи и расширения числа своих союзников. К числу “новых реалистов” относится группа, возглавляемая Я.Накасонэ.

“Новые реалисты” и “пан-японисты” определяют т.н. “голлистское крыло” взглядов на роль Японии в XXI веке.

3. Современные традиционалисты, сторонники совместного с США глобального гегемонизма, фактически отстаивают доктрину Ёсида в ее современной трактовке. По их взглядам, Япония должна придерживаться умеренной международной роли с приоритетом торгово-финансовых интересов. Основным идеологическим бастионом сторонников этой концепции выступает министерство внешней торговли и промышленности, руководители которого видят основу эффективной дипломатии в финансовых результатах. В международном распределении ролей Япония должна остаться “бесплатным наездником США” при обеспечении оборонной безопасности. В настоящее время это - доминирующая точка зрения японского истеблишмента, считающего необходимым отстаивать место Японии в Западном мире.

4. Сторонники концепции “глобальной невоенной державы” в целом ориентируются на военный нейтралитет Японии с сохранением дружественных связей с США и увеличение роли Японии в Западном мире. При этом они во многом сходятся со сторонниками совместного глобального гегемонизма, но на более паритетных началах как с США, так и с Западной Европой. Т.е. Япония могла бы разделить с США бремя глобальной ответственности. Основные сторонники данной модели КНБ относятся к Социалистической партии Японии.

5. Концепция совместного регионального гегемонизма основывается на тесном союзе с США и прочих направлениях деятельности в рамках обновленной доктрины Ёсида, действие которой распространяется только на АТР. При этом признается необходимость дальнейшего развития американоцентричной системы безопасности АТР, в рамках которой Япония лидировала бы совместно с США.

6.“Неоазияцентризм”. Имеет ярко выраженную японоцентричность с региональным уклоном. В основе “неоазияцентризма” лежит положение о том, что все региональные структуры формируются на основе сравнительного превосходства, то есть АТР должен стать японоцентричным. Сторонники этой концепции представлены прежде всего деловыми кругами страны, бизнес которых ориентирован на Восточную Азию. Они придерживаются культурологического подхода и идеи о доминировании “японской” культуры в Азии. При этом подчеркивается близость японской и других азиатских культур, что является предпосылкой широкого азиатского объединения, отторгающего чуждые ценности западного мира.

При этом предполагается либо полное японское лидерство в регионе без всякой опоры на союз с США, либо разделенное лидерство с Китаем через втягивание последнего в многосторонние системы безопасности в АТР. Другим направлением “неоазияцентризма” является более тесное сближение с государствами АСЕАН, ориентированное на создание в регионе силы, балансирующей усиление Китая.

Фактически безальтернативная ориентация Японии на США и исполнение роли “младшего партнера” или даже “бесплатного наездника” очень сходна с позицией Франции. Как в японском, так и во французском случаях широкая националистическая риторика служит прикрытием неспособности обеих стран играть "роль Соединенных Штатов" в своих регионах и необходимости следовать в кильватере американской глобальной политики.