Первая часть: Маленький трактат о свободе

Остроменский М.П.

МОО "Вече", "Альтернатива"

"Ведь воля наша не была бы волей, не будь она в нашей власти.

Ну а если она в нашей власти, то она у нас – свободна."

блаж. Августин

Книга вторая. Свобода духа

"Знай себя и будет с тебя."

преп. Амвросий Оптинский

1.

В первой статье [1] мы, разбирая логос "свобода", пришли к выводу, что свобода для своей явленности требует наличия специфического желания, а именно – желания свободы. При том такого специфического желания, которое не опосредуется обычными природными инстинктами. Следовательно, свобода может быть атрибутом только того существа, которое обладает разумом способным к саморефлексии, другими словами, свобода - атрибут личности.

Затем, рассматривая "внешнюю свободу", под которой обычно понимают свободу слова, собраний, вероисповедания и т. п., мы установили, что таковую нельзя считать свободой в том смысле, что она как бы представляет собой необходимый и даже неотъемлемый атрибут личности. "Внешняя свобода" есть требование личности к организации социума определённым, наиболее устраивающим личность образом, и только в этом смысле с ней связана. Вышеназванные "свободы" однозначно определяются границами и вне границ их нельзя помыслить. Эти границы и составляют содержание "внешней свободы". Но поскольку границы, по сути, есть условность, они есть предмет переговоров и торга, есть результат исторического развития социума и вне конкретного социума не имеют смысла, то и говорить о свободе такого рода как безусловно присущему личности свойстве бессмысленно. Если не более того! В категорической форме мы заявили, что "внешней свободы" как свободы вообще не существует. Это нонсенс, дань традиции, нелепица, бессмыслица и оксюморон. А борьба за "внешнюю свободу" - это лишь борьба за формальное равенство условий и к свободе ни имеет никакого отношения. Здесь нет места личности. Таким образом, мы поняли ещё и то, что "внешняя свобода" не нуждается в нравственности и морали.

В этой связи можно вспомнить другую сторону "внешней свободы" - столь любимую либералами "свободу возможностей" или "возможность делать что-либо", которую они противопоставляют одновременно и равенству как таковому, понимаемому в коммунистическом или социальном плане, и любым ограничениям, компенсирующим априорные неравенства возможностей различных людей, т.е. тому, что можно обозначить как "быть способным делать что-либо". Постулируется, например, отсутствие запретов, ограничений и преференций на учёбу или лечение граждан с одновременной защитой платности всех услуг, т.к. таковая естественно следует из либеральной парадигмы Laissez-faire.

Обратимся в этой связи к Г. Спенсеру и прочтём у него в "Надлежащей сфере государственного управления" замечательное место: "Отсутствие бесплатной системы публичных школ не наносит ущерба свободе любого ребёнка получать образование и развивать свои способности, даже если его родители не способны оплачивать школьные расходы". Понятно, что большая часть населения при таком подходе будет иметь лишь декларативную возможность получить лечение или образование, но в реальности никогда не в силах будет этим воспользоваться за отсутствием средств. Тем не менее, такого рода "внешняя свобода" почему-то объявляется невесть каким достижением и даже доказывается, что именно только такая свобода и есть свобода в собственном её натуральном виде.

Далее нами показано, что сведение свободы к одной лишь "свободе внешней" и как результат этого – центрирование мира на "Я" человека влечёт личность к постепенной элиминации этого самого "Я", истончение которого современный человек пытается компенсировать направлением внимания на максимизацию в удовлетворении своих материальных потребностей. Возникает положительная обратная связь. Сосредоточение внимания человека и его желаний на материальном, плотском, сиюминутном для уравновешивания происходящего забывания духовного воспоследует к ещё большему отстранению, закрытию духовного и к росту зависимости от материального.

Поэтому можно утверждать, что "внешняя свобода", как бы её не называли и как бы ей не поклонялись, с очевидностью, не в состоянии оправдать возлагаемые на неё надежды. Она суррогат свободы, что мы и показали в первой части работы. Она - не путь к совершенству. Но ведь "внешняя свобода" и не может быть совершенной, ибо она вторична и есть производная от внутренней свободы. Она дериват от свободы и способности обращения со своими желаниями и порождаемыми теми страстями. "Внешняя свобода" не может ни появиться, ни существовать сама по себе, вне связи её с внутренней свободой.

Итак, совершенной свободы можно достичь только внутри себя. Но как? И что это такое – совершенная свобода?

2.

Теперь вполне определённо можно положить, что источник свободы располагается внутри самого человека, конкретнее - в его личности. Но к этому мы ещё вернёмся. Здесь нам необходимо лишь согласиться, и в этом мы не одиноки, а имеется в целом довольно стройное единомыслие основной массы философов и социологов, что без личности говорить о свободе не имеет смысла, ибо не ясно – чего тогда и свобода?

Т.о. свобода неоспоримо признаётся неотъемлемым агрегатом личности. Но свобода начинает отличаться от инстинкта только после того, как она если и не отрефлексирована, то хотя бы становится осознаваема. Иначе, только существо наделённое разумом может стать свободным. А коли разум есть непременное условие свободы (о чём мы так же говорили в первой части), то как результат этого можно заключить, что одним из непременных следствий свободы является осознание личностью последствий своих действий. Если же кто-либо не в состоянии осознавать эти последствия, то невозможно говорить о нём как о личности и, следовательно, не встаёт вопрос и о его свободе. Ведь без личности свобода становится не различима от инстинкта.

Ценность свободы т.о. определима только в отношении личности. Существо, не являющееся личностью либо являющееся неполноценной личностью, станет конечно испытывать дискомфорт или страдание из-за невозможности исполнить возникающие в нём желания и удовлетворить потребности, возбудившие эти желания. Но свобода как таковая, свобода в потенции не имеет и не может иметь для такого существа какой-либо ценности, поскольку его действия здесь суть неуправляемый голый инстинкт сродни половому влечению во время гона.

В таком поведении нет принципиальной разницы между действиями амёбы, стремящейся убежать из кислотной среды, действиями слабоумного, мучающегося от заключения в сумасшедшем доме или поведением тетерева на токовище. Все эти действия интенсивны и целенаправленны, но не осознаваемы, не контролируемы сознанием, не отрефлексированы. Они направлены к уменьшению страдания или к удовлетворения желания, но не к свободе, как это часто ошибочно понимается. Исчезает раздражитель, например, проходит время полового влечения, регламентированное инстинктом, который запускается и останавливается извне ежегодными климатическими изменениями, и исчезает у такого актора потребность в "свободе". В таких случаях для существ важна не возможность или невозможность когда-либо исполнить желание и даже не само желание, как таковое, а только потребность в его достижении сию минуту, сразу после появления оного. Нет ни рассуждения, ни осознания его необходимости или цели такого порыва. Действия здесь вообще не связаны с желанием, как таковым, есть только голое инстинктивное стремление – удовлетворить голод, половое влечение, избегнуть опасности. Такой актор не рефлексирует возможность или потребность в достижении цели сейчас, в будущем или вообще абстрактно, вне конкретного беспокоящего его сегодня желания.

Интересно, что при смене внешних условий, например, закончился период спаривания, цель – продолжение рода - может либо исчезнуть вовсе, либо замениться даже на противоположную – убийство детёнышей, каннибализм новорождённых и т.д. Или происходит полное забвение желания и всего с ним связанного, объекта желания в том числе. Забвение до такой степени, что если ранее актор и о жизни своей не думал, пробиваясь к этому объекту, то теперь, хоть тот и стал доступен для него, равнодушен к нему совершенно. Видим, в таком случае сама цель для актора вообще не имела самостоятельного смысла вне контекста инстинкта. Он идёт к удовлетворению желания прямо. Оно должно быть погашено здесь и сейчас – принцип жизни неразумного, не рефлексирующего, а значит и не свободного существа. Можно назвать его – аффектирующее существо.

И правда, у всех народов мира, считается, что тот, кто не в состоянии отвечать за свои поступки по причине не осознания им последствий оных, не является полноценной личностью. К таковым относятся слабоумные, дети и не прошедшие инициации члены общества, по статусу относимые к детям, иногда немощные старики. Все эти категории людей выведены за общую область социума, над ними признаётся необходимым установить патронат как естественное следствие их неполной разумности. Им отказывается в способности быть личностями, ответственными и свободными.

Но из этого факта имеется побочное, но важное для нас следствие. А именно, если человек не могущий предвидеть свои действия, иначе, не могущий действовать разумно, не есть свободный, то по причине объективной невозможности любого человека предсказать и предвидеть все последствия своих внешних действий нельзя быть по настоящему свободным вне себя. Это ещё один аргумент в пользу нашего утверждения о принципиально не устранимой неполноценности "внешней свободы". Данная неопределённость в последствиях действий человека так же оправдывает, задаёт необходимость сторонней регламентации границ самостоятельных его действий и постулирует требование внешнего контроля поведения человека обществом и государством. Поскольку мы до конца никогда не знаем к чему они, наши действия, приведут, постольку над нами надо установить патронат, ибо мы не являемся, с этой точки зрения, "полноценными" личностями, способными отвечать за все последствия своих поступков.

Заметим, что чем инфантильнее тип личности считается нормой в обществе, тем большую заботу о себе он предполагает со стороны социума и государства. Что сегодня и происходит, когда вместе с ростом "внешней свободы" наблюдается расширение зоны контроля над личностью и его углубления. Например, внедрение "ювенальной юстиции" - яркий пример такого изменения в социуме, когда публичным и подверженным внешнему контролю становится то, что испокон века составляло очень интимный и закрытый процесс внутри семьи. Аналогичные тенденции демонстрирует ширящееся социальное нормирование сексуальных перверсий, когда уже на международном уровне слышны требования к обязательной "манифестации", публичной "свободной демонстрации" сексуальных предпочтений неестественного характера как критерий цивилизованности общества и государства.

В отличие от "внешней свободы" внутренняя свобода есть полностью достояние и состояние личности. Только она, сама личность, там хозяин. Все последствия внутренней свободы контролируемы и определимы и относимы к самой личности и и вовне не исходят, ни извне не наблюдаемы и не ревизируемы, иначе как единственно свободным волением этой личности.

Внутренняя свобода, в отличие от внешней, безгранична и беспричинна, она в воле только самого человека, ибо является самоуправной способностью личности действовать, сообразуясь исключительно внутренними своими мотивами, опосредованными её, личности, естеством.

Для своего явления внутренняя свобода не требует понятия "граница". Поскольку что есть граница внутри человека и кто в состоянии её там установить? И с кем граница? И чего граница? Личность есть территория самовольного её, личности, действия и только такого действия и только так она определима и представима. Для распознавания внутренней свободы нет необходимости в другом. Внутри ему нет места, а значит и нет даже потенциальной возможности для конкуренции. Так зачем границы внутри? Что они там?

Именно к внутренней свободе в полной мере относимы все те определения (восходящее ещё к Плотину), которые говорят, что свобода есть способность осознанно поступать по правилам, определяемым исключительно внутренней природой существа. Человек же здесь самовольно устанавливает внутри себя не границы своих или чужих возможностей (ибо свои беспредельны, а чужие не действенны), а пределы своих дерзновений. И свобода эта человеческая распространяется до того, что личность в состоянии взлететь до высоты обожения или, напротив, упасть до того, что ад исторгнет её из себя…

Следовательно, внутренняя свобода для своего возникновения и существования не нуждается не только в другом, но и вообще во внешнем относительно самого человека бытии. Оно может как иметь место, так и не иметь место. На свободу воления личности это никак сказаться не в состоянии, поскольку лишь природа самой свободной личности определяет её поведение.

Но что значит – действовать согласно собственной своей природе? Это значит, во-первых, по крайней мере, что источник, причина и ресурс действия, источник, причина и ресурс свободы подвластны только и исключительно воле человека. Ведь реальность любого влияния, не подвластного воле личности, умаляет её свободу, устанавливает её предел, вводит границы. А это значит, что размещаться такой источник может только и исключительно в самом человеке. Во-вторых, даже если вы контролируете это всё, вы ещё должны контролировать самого себя. Контроль себя состоит из двух частей – осознание этой необходимости и собственно сам контроль, способность и возможность его осуществления. Эта часть подразумевает в первую очередь управление своими страстями. Управление страстями происходит от способности контроля над желаниями, как проистекающими от естественных потребностей организма (голод, жажда, половое влечение, сохранение жизни и т.п.), так и от социальной сущности личности. В последнее входят желания признания, власти, отнесения к определённой социальной или этнической группе, исполнения какой-либо значимой роли в обществе и т.д.

Т.о. свобода зиждется на способности осознанного контроля личности над всем комплексом своих желаний, которые суть контроль над потребностями. Не можете вы этого делать – не можете быть свободным человеком. Ибо в таком случае не вы сами определяете свои действия, а делают это ваши потребности, которые производят желания, из которых рождаются страсти. Последние и захватывают личность, диктуя ей всё вплоть до ценностей. Потребности, особенно материальные, с очевидностью не находятся и не могут находиться под контролем личности в достаточной мере, следовательно тот, кто контролирует источники удовлетворения потребностей в состоянии контролировать и того, кто не смог обуздать потребности-страсти, поставив их под надзор собственной воли.

Значит, свобода предполагает для своей явленности укрощение материальных и духовных желаний, полное подчинение их воле и разуму личности.

3.

Требования явленности свободы в миру – необходимость личностью осознавать её, осмыслить её, отрефлексировать её - ставит нас перед интересным и далеко идущим заключением о том, что свобода возможна только в условиях разумения насущности контроля. Причём контроля не со стороны самой личности, как это не парадоксально и как это не противоречит предшествующим нашим рассуждениям. Иначе, свобода как ценность открывается только тому, кто не имеет её и осознаёт это. Т.е. надо приобрести свободу, понять это и потерять ее снова. Причём абсолютное знание свободы может развернуться только перед тем, кто абсолютно лишён свободы и постиг это. Не зная крайностей, мы не постигнем середины, в которой и собственно размещена крайность в смысле полноты и качества рассматриваемой сущности.

Здесь можно привести ту аналогию, что понять, что такое боль можно только её испытав. Объяснить это невозможно, представить, не прочувствовав предварительно, тоже. Постижение приходит одновременно с самой болью. И чем полнее и значительнее ощущение было испытано, тем больше знания (осознания) в душе человека этого феномена. После чего уже нет потребности в воображении и стороннем объяснении. Достаточно воспоминаний и рефлексии.

Так и свобода – ценность и надобность её может быть понята и принята, если она отрефлексированна, осознана. До конца эта процедура может быть пройдена только через понимание ценности свободы при её обретении, осознании жизненной потребности в ней при сравнении с её прежним отсутствием, а затем утери её. Теоретически свободу нельзя ни любить, ни понять, ни постигнуть, только и исключительно пропустив её через себя посредством опыта.

Следовательно, абсолютно может быть свободен тот, кто осознанно и добровольно стал абсолютно несвободен. Иначе, в одном из опытных ключей: по своей воле предался в волю другого. В этом, например, видит путь к совершенству, даруемому постижением свободы, религиозный аскетизм, в первую очередь христианский. Так согласно христианскому практическому учению, один из вернейших способов снискания внутренней духовной свободы монахом – полное подчинение им воли своей воле духовного отца. Обязательное смирение себя. Смирение до того, что и себя считает за ничто. Смирение - это царский путь к укрощению своих страстей, желаний и научение регулировки потребностей, сведение их к минимально необходимым для исполнения воления личности и, как следствие, доступ к дороге ведущей к свободе. По сути, это единственный путь. Тесные врата, но врата к свободе.

Как его пройти, путь этот? Требования к достижению свободы выходят уж больно выдающиеся.

"А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных." (Св. Ев. от Матф. 5:44,45) и далее: "Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный." (Св. Ев. от Матф. 5:48). Ну, собственно вся Нагорная проповедь есть описание пути личности к совершенной внутренней свободе. А христианство, особенно раннее, является образцом борьбы человека за свободу внутреннюю, духовную, истинную при полном равнодушии к свободе внешней, иллюзорной. Именно поэтому оно было столь гонимо, ибо равнодушно взирало на славу царей и на силу сильных. Оно знало и указывало настоящий путь к свободе, где ни герои, ни знатные, богатые, ни властью наделённые не имели за собой ни какой привилегии и славы. Слава бралась свободными силою, духом их.

На этом же пути мы находим решение проблемы внутренней пустоты современного человека, понимающего свободу только как свободу скорейшего и полнейшего удовлетворения телесных желаний своих, отмеченную нами в первой статье. Человек, полностью контролирующий свои желания, являясь абсолютно свободным внутри себя, становится и абсолютно устойчивым, абсолютно бесстрашным. Он сам заполняет своей свободой всю пустоту do kamo, так что не нуждается более во внешних социальных поддержках для оформления своего "Я" (таково было стремление христианских подвижников в пустыни, удалённые скиты, леса и безлюдье). С момента постановки под контроль человеком своих желаний и производных от них страстей он становится свободным, полностью свободным, истинно свободным, абсолютно и совершенно свободным.

Я понимаю, что представленные выводы и указанные решения отдают лицемерием и законно будет возражение: "Врач исцели сперва себя сам!". Но размер статьи и сугубая её тема, увы, не позволяет большего. Потому прошу, если не принять, то снизойти… Да и то ли ещё будет далее. А пока продолжим.

4.

Теперь видим, что свобода - очень энергетически затратный атрибут личности. Она требует ежеминутной о себе заботы, внимания и постоянных значительных усилий со стороны подвизающегося. Но откуда может взяться такой масштаб в человеке? Что может быть источником сил в свободе?

Совершенно понятно, что эту энергию не могут предоставить инстинкты. Последние более мешают свободе, чем помогают. Они требуют от человека отдельного внимания к себе и строго неослабного контроля за собой, в противном случае порабощают человека, отнимают силы, потребные для движения к свободе. Они энергетически ненасытны, они отнимают всё время, претендуют на всю жизнь человека. Они присваивают будущее, волю и собственно саму свободу.

Это явно не эмоции. При всей значимости и мощи их, для эмоций необходимо наличие причины, часто внешней, с исчезновением которой сходят на нет и эмоции. Они сами гаснут, паля энергию, породившую их. Эмоции суть сжигатели сил и энергии, но никак не источник оных. Свобода же требует для себя такого же бесконечного и безграничного источника, как и она сама – не имеющая предела ни во времени, ни в пространстве… Эмоции же, как бы не были велики, полностью могут рассеяться с момента исчезновения причины своего появления.

Источник мы не найдём и в воле, хотя значение оной в достижении свободы невозможно переоценить. Но одна лишь воля иссушивает свободу, омертвляет её, лишает жизни. Одна воля – да, способна привести человека к "свободе", но что эта будет за свобода? Свобода беззакония, самочиния, самоуправства.

Не подойдёт и разум. Последний имеет врождённый порок; сам по себе разум, без особых уз, через знание ведёт к гордыни. Ну, а гордыня не совместима со свободой. Гордыня подчиняет человека, и тот начинает действовать не по своей разумной природе, не самовольно, а исключительно движимый страстью гордыни, питая её, испепеляя в ней свою жизнь и волю и, наконец, сам разум. Более того, для существования разума необходимо его выделение из окружающего, необходимо противопоставление. По крайней мере, продуктам разума. А противопоставление вводит понятие границы, что само по себе предопределяет необходимость внешнего независимого контроля и лишает свободу её сути. С этим мы разбирались в предыдущей статье.

Но, тем не менее, такой источник энергии имеется у человека, в противном случае и самой свободы не было бы. И такой источник есть только у человека, единственного из тварного сущего. Он не связан ни с эмоциями, ни с инстинктами, ни с интеллектом. Он есть – Любовь.

Любовь не нуждается ни в каких внешних источниках энергии. Она сама есть бесконечная воплощённая энергия, она наполняет светом и мощью и жизнью не только тело, но и душу, и всё вокруг преобразует, и возрождает и она даёт, даёт, даёт… Не иссякает и не кончается.

Любовь не нуждается ни в причинах для себя, ни в предметах, на которые она должна быть направлена, ни в побудительных мотивах для своего возникновения или длительности. Она может быть направлена на всё что угодно: на материальное и нематериальное, на сущее и не-сущее, на себя и на другого. Она и направлена сразу на всё, на весь мир.

Любовь не нуждается в границах, разделении и выделении. Напротив, она сносит все границы, объединяя всё своим всеохватывающим действием. Одновременно оставляя каждому его собственные характерные свойства и особенности. Объединенные любовью акторы нераздельны, но они не объединены во что-то среднее и не перемешаны, они не объединены в систему, они не лишаются своих собственных, только им присущих черт, они не сливаются.

Любовь не имеет и не нуждается ни во временных, ни в пространственных границах. Любовь единственное, что в состоянии заполнить собою всё. Только любовь способна существовать вечно. В Китае при выражении очень большой любви говорят: "Я буду любить тебя 10 000 лет!". По сути говоря – любить бесконечно долго. Но разве 10 000 лет для любви это много? Ведь даже в несовершенном человеческом обличии она удобно остаётся столь же значимой и мощной, и определяющей, и всё собой наполняющей, и всему дающую жизнь уже после смерти предмета любви, когда тот становится недосягаем физически. Экзистенционально же он остаётся столь же близок, как и был при жизни.

Любовь не требует своего конца. Именно любовь не позволяет свободе окуклить личность, замкнуть её на самоё себя, ибо для любви мало вечности и бесконечности, мало "Я".

Прочтём знаменитый гимн Любви Апостола Павла: "Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится." (1-й Кор. 13:4-8, выделено нами) и станет ясно, что свободу человек если и способен получить, то только через Любовь.

5.

Мне опять зададут вопрос о том, что я, предлагая чрезмерно большие требования к свободе, таким образом, отсекаю от обычного человека эту свободу. Мол, я выдвигаю неприемлемые и невозможные условия. Надо проще и доступнее. Так мы отрезаем всем путь к свободе, никто не будет к ней стремиться. Все удовлетворятся какими-то побочными паллиативными решениями. Которые и решениями-то не являются, если уж серьёзно… Да и вообще. Кто тогда свободен? И нет у нас свободных людей… И что в таком разе нет и надежды? И покориться злу? Сложить ручки, глядя на несправедливость?

Постойте, постойте, постойте уважаемые мои оппоненты. Опять начинаются разговоры по поводу, а не по сути? Разве ж где-то у меня есть хоть строка, хоть слово о том, что свобода это так – журавль в небе? Да и не журавль вовсе, а облако какое-то, гонимое ветром… Вот оно красиво и белоснежно и оп… нет его. Развеяно. Я спокойно рассуждал о свободе. О свободе как неотъемлемом атрибуте личности! Неотъемлемом! Таком атрибуте, без которого и представить себе и помыслить личность нельзя! Свобода она одновременно и дар человеку, и необходимость понуждения себя для проявления её. Разве для альпиниста не стоит достижение вершины горы – огромного труда её покорения? Разве не стоит победа спортсмена "ада" тренировок и титанических усилий на самих соревнованиях? Разве не стоит ваша жизнь – Свободы?

Сделаем выводы по этой книге:

– Свобода - это не следование желаниям, не стремление его удовлетворить скорейшим образом, а способность самовольно определить малейшие движения души, т.е. не поддаваться страсти. Не желание ведает человеком, а сам он определяет какое, когда, в каком объёме и каким образом желание удовлетворить, да и само желание возникает только по воле человека.

– Для превращения свободы в настоящую ценность необходимо не только её приобретение и осознание этого, но по-настоящему принять её можно только потеряв. Или отдав. Осознано. Абсолютное знание свободы открывается только тому, кто абсолютно её лишён по своей воле.

– Только любовь есть основание и исток свободы, ибо только любовь не имеет пределов, границ пространства и времени… И только любовь даёт достаточно ресурсов для явленности свободы миру. "Свобода - это способ жизни, присущий любви" (И.А. Ильин)

– Из всего вышеизложенного можно заключить что, по сути, свобода - это столь же внеестественное или сверхъестественное явление, как и любовь. Ни та, ни другая не выводима рационально и умственно. Слишком сложный атрибут личности – свобода, слишком много он требует от человека, слишком много даёт ресурсов и сил и слишком большое необходимо умение и способности для управления свободой, чтобы это было просто результатом какой-то естественной эволюции.

– Совершенная свобода возможна. Это свобода духа человеческого, приобретаемая любовью. Она не даётся человеку, а только берётся им силою. Силою укрощения своих страстей. И плотских и душевных.

Ну хорошо, свободы внешней нет, достижение свободы внутренней трудно, ежели вообще возможно. Может ну её эту свободу? На что она нам? Бремя, да и только… Да нет, дамы и господа, увы, товарищи, свобода это такой дар, что и отказаться от него не можем и нести кажется тяжело… Кажется…

Так каковы они дары свободы? Рассмотрим в третьей части нашего маленького трактата.

Статья прислана автором по электронной почте.