Остроменский М.П. МОО "Вече", группа "Альтернатива" "… и познайте истину, и истина сделает вас свободными" Св. Ев. от Иоанна, 8: 32 Введение. Свобода как феномен "Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" Св. Ев. От Матфея 6:21 1. Не оспаривая расхожую сентенцию о том, что более всего человечество пролило своей крови в борьбе за религиозные убеждения, можно с уверенностью добавить, что не меньше оно пролило крови и в борьбе за свободу. Однако, как не определили окончательную истину в вопросах веры война и насилие, так и ни самой свободы, ни, тем более, счастья, которое виделось следствием приобретения оной, человечество не нажило. Более того, под знаменем свободы зачастую устанавливалась настоящая деспотия, во сто раз худшая, чем прежняя (Франция, 18 век) или же воцарялся хаос, в котором существовал только один вид "свободы" - "свобода" насилия (Ливия, 21 век). Но несмотря на огромный негативный опыт, сам образ "свободы", "свободной жизни" продолжает мучить душу человека и сердце его не ослабеваемым магическим притяжением. Настоящий текст есть слабая попытка автора разобраться в понятии "свобода", уяснить для себя, что же это такое – "свобода", уловить - почему столь часто люди, идя к столь светлому образу, оказываются в столь страшном месте… Начать, казалось бы, надо с определения термина "свобода". Произвести, так сказать, его дефиницию. Ведь рассматриваемое понятие и каждому хорошо известно, и одновременно каждый вкладывает в него свой сугубый смысл. Следствием разномыслия является затуманивание этой универсалии до последней степени. Но мы не будем с первых шагов пытаться строго определять понятие "свободы" и не станем вообще углубляться в разбор разных вариантов определения, коих насчитывается более 100. Понятие это столь глубоко и столь знакомо каждому, что любое определение его будет либо недостаточно, либо избыточно. По крайней мере, оно точно не будет в состоянии удовлетворить практически никого, кроме, может быть, самого автора такого определения. Мы же с вами попробуем исследовать с разных сторон логос "свободы" через проявление его в последствиях воздействий оного на человека и на общество. Т.о. постепенно, сам собой, приобретёт рельефность, отчётливость, ясность и наполнится конкретным содержанием сам феномен – свобода.
2. У Б. Спинозы в его "Этике" есть замечательная метафора свободы, где она сравнивалась со свободным падением (метафора сия в обыденном сознании усилена до аналогии, у Спинозы - это лишь иллюстрация момента, совсем никак не отражающая суть его взглядов на этот феномен). Итак, вот если тело падает в безвоздушном пространстве, не встречая сопротивления, то оно свободно. При этом сила тяжести уподоблялась желаниям человеческим, которые увлекают его к претворению их в жизнь, а достижение предметом Земли есть удовлетворение человеком своих желаний. В приведённой метафоре для нас важны два момента: во-первых, наличие желаний как побудителей, необходимых для явления свободы в бытии. К ним мы вернёмся чуть позже. Во-вторых, возникает вопрос – а свободен ли в действительности тут человек? Ведь свободно падающий камень отнюдь не свободен. Он полностью во власти и прихоти желания - притяжения. Именно оно однозначно определяет здесь поведение человека и его участь. А вот, к примеру, свободно падающее тело находящееся на орбите? Тело бесконечно долго падает и не может никак достичь Земли. Не есть ли сиё – аналогия стремящегося к удовлетворению своего желания и так его не могущего удовлетворить индивида?… Где здесь свобода? Она превращается в дурную и даже бессмысленную бесконечность. Как не старайся, желания всё одно не насыщаемы. Чем не великолепная иллюстрация общества потребления! Или другой пример, другая метафора-аналогия: "свободно" парящее перо. Со стороны создаётся впечатление лёгкости его бытия. Оно парит. Оно "свободно" летит. Оно не подвластно даже притяжению, что так фатально для падающего камня… Однако, разве перо само решает куда направить свой путь? Разве оно хозяин своей судьбы? Разве у него есть цель? Разве оно свободно? Вы хотите такой свободы? А именно такую свободу сегодня предлагают сделать мерой, раскрепостив инстинкты, сдерживаемые нормами и правилами общества и государства! Не более ли свободен самолёт ( Позже я наткнулся на подобную аналогию у Д.А. Леонтьева в его книге "Очерк психологии личности". – прим.авт.), который в состоянии преодолевать силу тяжести, т.е. свои желания. Быть в состоянии препятствовать им, не следовать им, одолевать их. Да, самолёту требуются огромные собственные усилия, затраты энергии, опыт пилота, он вынужден испытывать перегрузки, и необходимо огромное напряжение всего организма. Но в отличие от "свободно" падающего камня или "свободно" парящего пера у самолёта действительно появляется огромное количество степеней свободы! Им определяемых, им задаваемых, им выбираемых. Настоящей свободы! И если в первых аналогиях человек мог лишь слепо, рабски следовать за желаниями, то теперь он не только в состоянии их удовлетворить и даже быстрее чем ранее. Перед человеком открываются широкое, в действительности бесконечное поле желаний, ранее бывших не только недоступными, но даже не осознаваемыми им! Рассмотренные нами метафоры-аналогии подвели нас к сути феномена свободы: к её тесной связи с разумом и с желанием. Понятно, что только через желания проявляется свобода, ибо желания есть предшественник действий, а "свобода" - это способность самовольно быть: действовать или бездействовать. Согласно, например, Ф. Шеллингу быть свободным - это "действовать в соответствии со своей собственной сущностью, когда мотивы действий не определяются ничем иным кроме самой этой сущностью". Заметим, что если же я ничего не желаю, то я и не действую. Точнее, я не способен к самовольному свободному действию. Важно, что в этом случае я не могу заявить и о своей свободе от желания как такового, ибо само желание, а значит, и свобода мною выведены здесь из области моей рефлексии. Желания принимаются мною как данность, приравниваются к силам природы и никак не обусловлены моей сущностью. Впрочем свобода требует для себя не того простого желания, к удовлетворению которого человек стремится по причине естественного или спонтанного возникновения его, например: голода или полового влечения; а особого желания, именно: желания получить свободу. Для того чтобы такое желание появилось и было полноценным, оно должно быть отрефлексированно на личностном уровне. Если этого сделано не будет, то свобода станет неотличима от обычного инстинктивного влечения, к каковому, в таком случае, постепенно сведутся все желания субъекта. Рефлексия же чего-либо необходимо предполагает осознанную мыслительную деятельность. Откуда следует, что свобода диктует предварительное наличие разума и сознания для своего осуществления. Причём сознания уже оформленного или поднявшегося, выросшего до личности. Иначе, начало свободы в её желании, в хотении её получить. Именно свободу. Далее, в осознанном следовании к свободе как к цели, к её достижению, добыванию. В этом и состоит коренное отличие свободы от прочих желаний. Она не есть следствие простого хотения, оно не спонтанное движение, отправление органических, инстинктивных надобностей. Она получается борением, осознанным волевым целенаправленным действием. Но к личности как к единственному носителю свободы нас может привести и другой путь. А именно, ответ на вопрос: "Какова цель получения свободы?" Мы поняли, что свобода есть специфическое желание, обязательно требующее для своего исполнения осознанных волевых действий. Но какую потребность личности может удовлетворять свобода как желание? Зачем личности свобода? Может ли она обойтись без этого вовсе не однозначного и достаточно обременительного божественного дара? Обязательными атрибутами личности можно назвать возможность её ставить себе самой цели, обусловленные исключительно её собственной природой, и организовывать разумные действия по их достижению, здесь определяющее значение имеет наличие (в идеале – преобладание) нравственных критериев при выборе цели и способах её достижения. Отсутствие же свободы означает не обязательно подчинённость чьей либо воле, очевидно, что предопределённость и заданность поступков и действий какими-либо внешними объективными законами уже говорит об отсутствии свободы. Но подчинённость объективным законам не нуждается в нравственности, а следовательно, отсутствие свободы хотя бы как потенции не даёт нам даже помыслить такую категорию как личность. С другой стороны свобода чего-либо вне личности означает только то, что это нечто, обладающее свободой, может действовать, исходя из самой ею генерируемой цели, не связываясь, по крайней мере, в постановке этой цели ни с внешними законами, ни с чужой сознательной волею, ни с обстоятельствами, т.е. беря во внимание исключительно свою природу и свои интересы. Но, как мы отмечали ранее, свобода без осознания и без желания её достижения совершенно не отличима от ординарного инстинктивного поведения актора. А коли это нечто будет в состоянии осознавать, рефлексировать свою потребность в свободе, то оно для этого должно будет создать и отрефлексировать и понятие нравственности, и понятие Другого и, в действительности, как мы увидим в третьей части данного трактата, понятия добра и зла. Т.е. это нечто с неизбежностью должно быть личностью! Следовательно представить свободу вне личности, как и личность вне свободы невозможно. Свобода есть атрибут только и исключительно личности, а личность, без свободы суть – оксюморон. Кажется очевидным, что "свобода" как характеристика человеческого Духа, как естественное свойство личности имеет проявления и внутри самого человека – в виде значимого атрибута аттестующего личность, так и вовне – описывая определённые взаимоотношения между личностью и соседствующими ему акторами общественной жизни. Причём и то и другое, как мы понимаем, относится собственно к самой личности, а не к комплексу окружающих её иных личностей или к обществу в целом. Т.о. предварительно мы установили, что свобода может быть понята только в отношении личности, что, более того, свобода становится насущной лишь через осознание личностью потребности в ней, и что свобода проявляется в связи с деятельностью личности направленной на достижение собственных желаний, а именно, специфического желания – свободы. Рассмотрим теперь как проявляется свобода вне личности, вне человека, в его взаимоотношениях с другими, затем внутри самой личности и, наконец в третьей части, в третьей книге нашего трактата, изучим плоды свободы. Так сказать, результат явлений этого феномена в мире.
Книга первая. Внешняя свобода человека.
"Я не связал тебя, брат, и не заповедь дал тебе, но совет: Поступи же как хочешь" Преп. Варсонофий Великий
3. "Внешняя свобода" человека в несколько утрированном виде есть "субъективное право". Её проявления традиционно видят как экономические свободы, политические свободы, социальные свободы и т.д. Основная характерная особенность "внешней свободы" есть её явленность для других и её направленность на других. Она есть требование личности к организации внешнего мира определённым образом. Если нет "других", то нет и "внешней свободы" в том смысле, что нет предмета и цели "внешней свободы", не на кого её направить. Тогда ты свободен просто по факту отсутствия конкуренции. Как Робинзон Крузо на необитаемом острове. Для нас важнейшим будет тот момент, что "внешняя свобода", по своей сути, требует ограничений. Иначе, считается общим местом то, что безграничной "внешней свободы" не может существовать. Или, точнее, её нельзя допустить (о чём позже). Общественный характер формирования личности, её социализации и последующей жизни предопределяет необходимость наложения на её "внешнюю свободу", только и проявляющуюся во взаимоотношении с внешними акторами, некоторых ограничений. При этом в большинстве случаев эти ущемления есть не собственные его, человека, самостоятельно принятые осознанные ограничения, а данные ему извне и которым он вынужден подчиниться под угрозой санкций. В противном случае его "свободные действия", выходящие за рамки установленных без его ведома границ, быстро будут пресечены, а сам он лишится даже той "внешней свободы", какой мог пользоваться ранее как член общества. Т.о. "внешняя свобода" это скорее дозволенная в обществе нарративная автономия действий, допустимая степень самоволия, разрешённая необусловленность и неподвластность поступков человека обстоятельствам общественного его бытия. Итак, для постулирования "внешней свободы" необходимо наличие независимо от индивида заданных границ. Только таким образом, через установление безотносительных частным особенностям границ, может быть понята и определена позитивным образом "внешняя свобода". Без установления границ мы не в состоянии будем ничего сказать о т.н. "внешней свободе": ни о её наличии, ни о её отсутствии, ни определить её степень. Отчего же возникает потребность в границах, в пределах "внешней свободы"? Такие объективно необходимые ограничения "внешней свободы" как обосновал, например, Т. Гоббс в "Левиафане", следуют из неспособности людей самостоятельно, без учреждения экзогенных правил и без помощи внешней независимой сторонней силы установить мирное существование друг с другом. Иными словами, человек не в состоянии самостоятельно сдержать разумным образом свои страсти (читай свою вольную деятельность, свободное отправление своих желаний) и потому передаёт определение степени его свободы, это первородное своё право, например, государству. Более того, по сути, здесь от человека требуется полностью отказаться от самовольного определения границ своих действий или иначе - отказаться от своей свободы. Понятно, что границы могут смещаться в результате борьбы и последующего согласия на их новое конкретное местонахождение. Однако, в общем случае, эти границы даются индивиду имманентно – от рождения. Например, как гражданину определённого государства, члену какой-либо социальной или национальной группы, общины, класса, касты, пола. Но если "внешняя свобода" требует границ, полностью от них зависит и определена местом их установления, то можно утверждать, что "внешняя свобода" не имеет собственного, вне границ, содержания. Сами границы – есть содержание "внешней свободы". Но границы – это условность, предмет договора (можно назвать его "общественным договором", если хочется, не суть важно), и проведена граница может быть везде. Но в таком случае почему именно здесь заканчивается свобода и начинается несвобода? Где проходит настоящая граница свободы? И вообще, существует ли эта граница? Чем она обусловлена и почему теперь в этом месте, а не в том? Что важнее для границы: традиция, ощущение, мода, договорённости последнего времени… Внешняя свобода без границ – сродни воде вне сосуда, она не имеет формы, растекается по щелям, уходит в песок, испаряется и становится не пригодной для пользования по назначению. И здесь мы встречаем ещё одно важное противоречие, а именно между собственно якобы присущей человеку от рождения свободой, понимаемой как самовольные действия опосредованные только самой личностью, и необходимостью ограничения этой присущей ему (примордиальной) свободой посредством навязанных извне человеку правил, границ, устанавливающих её пределы. Для пользы самого человека, естественно. Эта яркая контрадикция позволила, например, анархистам (Прудону, Штирнеру, Бакунину и др.) провозгласить, что все законы есть зло, ибо они позволяют лицемерно и ханжески порабощать человека и грабить его, прикрываясь необходимостью внешне ограничить свободу для его же блага. На этом основании они отвергали государственное законодательство и само государство как таковое как инструмент порабощения человека, лишения его природой и Богом данной свободы. И с этой стороны анархизм логически опровергнут быть не может и не был. Впрочем, не только анархисты, но и любой здраво и последовательно рассуждающий человек, рассматривая пару "свобода и внешний закон", чувствует явное нарушение гармонии в предоставлении первенства закону (на что впервые указал ещё Конфуций). Наше чувство справедливости будет не удовлетворено. Недаром люди столь часто желают изменения законов, навязанных им от рождения государством или обществом. Они требуют более справедливых законов, которые сами хотят установить, и начинают за это борьбу. Порою страстную и кровавую. Люди видят расширение своей свободы в послаблении запретов, уменьшения области их применения, более строгой и тщательной регламентации законодательных ограничений, их грамотного и глубокого обоснования и щепетильного исполнения. И так из века век, из поколения в поколение идёт бесконечная борьба за химеру границ "внешней свободы"! Но последовательно пройдённый путь ослабления пут накладываемых обществом на "внешнюю свободу" личности приведёт её в ад без всякой свободы. Ну, так пройдём же туда.
4. И тут важны два момента. На первом мы остановимся кратко, а второму посвятим больше места. Во-первых, поскольку, как мы определили, собственного содержания вне границ "внешняя свобода" не имеет, то с расширением этих границ вплоть до их полной перспективной диссипации она лишается самостоятельного содержания, а значит, и значения. Из этого вытекает, что теперь любое состояние общества может быть определено как свободное или, наоборот, как несвободное. Чему мы имеем сегодня уже массу примеров. Во-вторых, полагание свободы по большей части в её внешнем проявлении и хуже того, в освобождении человека только от тех внешних границ, которые установлены обществом и, по сути, являются проекциями внутренних его, человека как личности, табу, т.е. по существу производя отказ от "внутренней свободы" (к этому подробнее мы вернёмся в следующей статье), ведёт современного человека к его главной проблеме – зацикленности на самом себе, замыкании всего мира на самого себя, погружённости исключительно в самого себя, в своё "Я". Начинает доминировать и культивироваться мнение о себе как о чём-то исключительном по своей значимости (по Ф. Шеллингу, когда своеволие начинает ставить себя выше всемирной или всеобщей воли). Так вот, отвергая и то, что вне его сейчас, и понижая ценность того, что вне было раньше или будет в будущем, т.е. всего того, что его окружает, из чего он вырос и что будет окружать его и что, по его мнению, не является им, современный человек обнаруживает в себе только пустоту. Выясняется, что там ничего нет вне того, что когда-то было обусловлено социумом, но отброшено. Пустота-то там внутри была конечно всегда, но она оформлялась всем комплексом личных и общественных связей и отношений (гипотеза do kamo, см. А. Дугина "Структурная социология"), которые современный человек в гордыне своей отверг. Отказываясь от окружающего как от цензурирующего и не зависимого от его "Я" современный человек, лишаясь опоры, естественно проваливается внутрь себя, где встречает это "ничто". Даже скорее, просто отсутствие чего-либо. Отсутствие конца, границ, времени, пространства… Встречает просто отсутствие. Бога он изгнал раньше, но теперь он изгнал нематериальное вообще. И человека объемлет страх. Эту пустоту, не имея столпа ни внутри, ни вовне, ибо он его сам сокрушил, изгнал, извёл, избыл (по Юнгу) в себе, человек в страхе пытается завалить, заполнить чем-нибудь ему представляющимся надёжным. Таковым оказываются единственное, что остаётся, единственное, что осознаётся и как-то ещё рефлексируется - материальные вещи. Отсюда современное всё увеличивающееся желание поглощать и потреблять (вспомним третьего кадавра проф. Выбегалло в повести Стругацких "Понедельник начинается в субботу"). При этом человек не в силах ни насытится, ни остановиться. Насытиться невозможно, потому что завалить экзистенциальную внутреннюю пустоту материальными вещами не представляется возможным. Остановка же в потреблении означает необходимость заглянуть в глаза своему страху, увидеть и признать пустоту внутри себя и… умереть. Но смерть ведь естественна, не правда ли? Оно и ничего вроде бы… умереть-то. Ничего для христианина или там буддиста, но смерть видится материалистическому агностико-атеистическому уму современного человека чем-то абсолютно ужасным и до невозможности запредельным. Это стоикам удавалось противостоять внутренней пустоте и страху смерти посредством созидания внутреннего совершенства, но никак не современному человеку, не желающему ни внутренних трудов, ни внешних ограничений без явного прибытка в своей мошне. И поиски бесконечной свободы благополучно завершились непрерывным страданием. Страданием, в отличие от буддийской парадигмы, не имеющего ни выхода, ни конца, ни смысла. Но вот ещё вопрос – что тут страдает? Личность? Но страдание здесь не осмысливается! Тут страдание извода. Тем оно и мучительнее, как мучительно страдание немого, который не в силах хоть частично избыть свой страх и боль в крике! Впрочем, тут даже и этого нет, поскольку современный человек просто страдает, но не понимает ни этого состояния, ни его причины, ни кошмара собственного "ничто". Он просто боится и прячется… Борьба современного человека за "внешнюю свободу" т.о. превращается в борьбу со смертью. Не со страхом смерти борется современный человек, ибо это слишком сильно и требует огромного мужества, ведь тогда всё происходит всерьёз и внутри его самого, а борется непосредственно с самой смертью. Такая борьба похожа на борьбу муравья со слоном, последний, правда, об этом не в курсе. Борьба со смертью есть всегда борьба со временем. Последнее с ростом "внешней свободы" начинает катастрофически убывать, схлопываясь в точку "сейчас", в текущий момент. Без прошлого и будущего. Ergo, человек становится слаб, немощен, слезлив, глуп, недалёк, суетлив, мелочен, пуглив, легковерен и суеверен. Он растворяется в окружающих вещах, отдаётся в рабство им. Он прячется за окружающее материальное, поскольку нематериального у человека уже нет. Ни вне, ни внутри. А значит, и кроме его тела у такого существа нет ни-че-го! Исключительность и особенность современного человека, столь пестуемая СМИ и современным общественным сознанием, следствием своим являет полную элиминацию "Я". Этого пресловутого современного человека, по сути, как такового нет. Единственная действительно бытующая исключительность современного человека – истончение его Бытия, полная потеря им своей сущности, его прогрессирующий переход из сущего в не-сущее. Одним из примечательных следствий страха "ничто", страха встречи с do kamo оказывается забывание прошлого, точнее, смешение прошлого, настоящего и будущего. Почему вырастают совершенно невозможные воспоминания о будущем и совершенно невероятные сооружённые конструкции прошлого (о чём писал Хайдеггер мысля о страхе). Прошлое забывается. На его месте водружается искусственный бред, воспринимаемый как самая что ни на есть бытовавшая реальность ("новая хронология" Фоменко и Носовского, велесово язычество, теория существования Тартарии, захват Земли рептилоидами и т.д.). Затем как следствие избытия прошлого будущее начинает терять какие-либо связи с реальностью, превращаясь в химеру. Там становится возможным вообще всё. Человек погружается в морок дурного мифа. Дурного, поскольку это не обычный миф, полный жизни и реальности, а миф больной фантазии. Без правил и целостности. Причём фантазии, которая сама совершенно не уверена в своём существовании. 5. Мы же ведём все наши рассуждения к тому, что "внешняя свобода" никак не может быть названа свободой. Хотите – это границы проявления самоволия человека в социуме, но никак не свобода. Тем более присущая ему как личности от рождения. Ранее мы об этом высказывались, здесь конкретизируем. С нашей точки зрения, непротиворечивое понимание свободы возможно выстроить только на основе понимания её как следование своим собственным осознанным и лишь внутренне обусловленным целям. Такой подход вытекает и из понимания свободы Плотином, из философии Б. Спинозы и И. Канта. В применении к человеку это означает, что человек свободен, если действия его обусловлены только его природой и не зависят более ни от чего. Но природа здесь не должна пониматься как исполнение желаний и страстей, спонтанно возникающих в человеке. В этом случае он не свободен, поскольку тогда зависит только от плотской своей материальной части, от неосознанной, инстинктивной. От части, самой порабощённой законами материального мира и ограниченной только гетерономной этикой. Человек как личность есть в первую и основную очередь существо, обладающее разумом, сознанием и, как следствие, автономной этикой (с некоторыми оговорками, о чём в следующей книге). Осознанное подчинение своей природе совсем не есть программируемость этой природой, ведь (рассуждая вслед за Плотином), если мы подчинены только своей собственной природе и наши действия ни чем не обусловлены и не направляемы извне, то разве мы не свободны? Если все мотивы наших действий суть внутренние, собственные, нами осознанные, отрефлексированные, понятые и принятые нами как разумным существом, то какое иное большее основание свободы мы можем иметь… или даже помыслить? Т.е. теперь мы понимаем, что не можем говорить о "внешней свободе" как о полноценной свободе, да и вообще как о свободе… Согласившись с этим, мы избавляемся от противоречивых и в высшей степени странных и неестественных рассуждений Локка, Гоббса, Милля и иже с ними о том, что с одной стороны человек во всём и от рождения и даже Богом наделён свободой, а с другой он обязан принять навязанные извне традиционные властные отношения и ограничения его свободы, к которым он не имеет ровно никакого отношения, но которые в силу неспособности своей удерживать желания свои в узде он обязан принимать как должное и как благо для себя. Вопрос, зачем вообще, в этой связи, свобода дана человеку, как-то обходится всеми подобными авторами стороной. Вот, например, читаем у Д.С. Милля в его знаменитом труде "О свободе": "Только такая свобода и заслуживает названия свободы, когда мы можем совершенно свободно стремиться к достижению того, что считаем для себя благом, и стремиться теми путями, какие признаем за лучшие, – с тем только ограничением, чтобы наши действия не лишали других людей их блага или не препятствовали бы другим людям в их стремлениях к его достижению." Понять, как можно стремиться к чему-либо как угодно и посредством чего угодно, но при этом не мешать другим стремиться к чему угодно им, этим другим, как угодно и посредством чего им угодно, решительно не представляется возможным. Нелепица? Оксюморон? Нет, друзья, это либерализм! Но коли "внешняя свобода" не есть свобода в собственном её смысле, то согласитесь, и вся т.н. борьба за "внешнюю свободу" (собраний, слова, и пр.) есть, в действительности, не борьба за свободу, а либо в лучшем случае, борьба за конкретные социальные и политические или экономические права, либо борьба за раздвижение границ дозволенного, либо элементарная борьба за власть, за место у кормушки. И в этой связи крайне показателен пример раннего христианства, который мы рассмотрим во второй книге нашего трактата. Теперь же продолжим. Но права - это не свобода. Права есть результат компромисса и логики. Они есть сегодняшний результат вчерашнего действия, производная от современного состояния общества. Права никак не отнесёшь к естественному, изначально присущему, существенному атрибуту личности, коим является свобода. И без которой и сама личность определима быть не может. Более того, права подразумевают обязанности и без оных начинают являть из себя положительную обратную связь требований со стороны отдельных групп и индивидов к обезличенному обществу. Система начинает терять устойчивость и управляемость и идёт вразнос. Все хотят получать права, и никто не хочет платить обязанностями. Такая система обречена на гибель, ибо лишается скрепляющих её связей. Общество начинает разваливаться, сперва на группы, потом на индивидов. Все требуют себе всё и по праву и прямо сейчас и обещают чего-нибудь за это потом да и то надо ещё посмотреть… Более того, права, по своему естеству, историчны, привязаны к месту, текучи, изменяемы, иллюзорны. Свобода – неотъемлема, вечна, присуща, дана от века, неизменяема, естественна, имманентна и сущностна. Потому и не имеют глубокого смысла, очень противоречивы классические либеральные определения свободы Локка или Монтескье, где она приравнивается к праву делать всё, что не запрещено законом. Здесь нам могут возразить: "Вы утверждаете, что нет "внешней свободы", что она иллюзия? Таким образом, вы призываете смириться с бесчинствами и насилием, с притеснениями и гонениями, с рабством!?" Позвольте, а где я заявлял о том, что надобно с этим мириться? Как говорит буддийская мудрость – давайте отвечать на вопрос, а не говорить по поводу. Я лишь утверждаю, что "внешняя свобода" не есть свобода. Она, "внешняя свобода", если уж на то пошло, вообще не есть! Она вообще не стоит внимания человечества за своей вторичностью. А все подобные возражения на данное моё утверждение суть вульгарный разговор "по поводу", затуманивающий суть и не продвигающий нас к пониманию феномена свободы ни на шаг. Зададимся лучше конкретным вопросом по делу: "Откуда происходит эта, всеми усматриваемая, необходимость стороннего ограничения "внешней свободы" личности?" Как утверждается, свобода суть осмысленное достижение человеком удовлетворения возникающих у него желаний наиболее удобными и естественными для него путями. Начиная движение к данной цели, человек, поскольку обременён тленным телом, встречает самые разнообразные препятствия к удовлетворению своих желаний. В том числе и других людей как самих по себе, так и в их действиях, направленных к исполнению их собственных желаний. Беды тут две: ограниченность ресурсов и неизвестность объёма и насущности в потребности исполнения желаний друг у друга. Далее возможны несколько вариантов развития событий. По причине недостаточности информации и ресурсов вероятна конфронтация: другой человек воспринимается как не просто досадная помеха в исполнении желания, а как злонамеренно или, по крайней мере, случайно могущий существенно ограничить размер и даже поставить под вопрос саму возможность удовлетворения собственных желаний. Происходит естественное столкновение интересов людей на почве борьбы за ресурсы, необходимые для достижения каждым собственных целей. Возможен другой вариант, когда люди сами способны договориться о распределении ресурсов и строго следуют достигнутой договорённости. Третий вариант – укрощение своих желаний, уменьшение запросов, сокращение потребностей до размера, когда столкновение становится не нужным. Конечно, в жизнь воплощаются не чистые, а смешанные исходы. Обычный человек объят желаниями и страстями. Он не в состоянии их контролировать, наоборот, они манипулируют им. Потому и требуется наложение на это несовершенное своеволие человеков государственных и общественных вериг, дабы уберечь их от худшего, чем оковы – алчного истребления себе подобных и себя самого в безумной жажде утоления желания. Возвратившись к Гоббсу, мы прочтём, что для того, чтобы жизнь людей не превратилась в войну всех против всех, необходимо ограничить их "внешнюю свободу", передав функции определения её размера и функции наблюдения за соблюдением условий на установленной границе государю или государству. Мы видим, что "внешняя свобода" опосредована в первую очередь не самим человеком, а окружающим его миром. "Внешняя свобода" есть результат борьбы человека с внешним миром, ему не подвластным, неизвестным и по сути, бесконечно более сильным… "Внешняя свобода" есть квинтэссенция жажды контроля человеком внешней среды. Это такая прометеевская песня, прометеевский идеал, прометеевское стремление. Но с другой стороны, мы видим, что противостояние между отдельными личностями в борьбе за ресурсы, потребные для исполнения желаний, не является обязательным и неизбежным. Главная проблема здесь в неспособности людей самостоятельно договориться и далее следовать своим договорённостям длительное время в изменяющихся условиях, в не желании умерить свои аппетиты, в области потребностей и т.д. Следовательно, проблема эта, в действительности, не внешняя, а сугубо внутренняя. Решение же в современном обществе предлагается в основном исключительно внешнее под тем соусом, что внутреннее – дело исключительно самой личности и вообще контролю не поддаётся, ибо "темна душа". Из всего сказанного можно сделать следующие выводы: "Внешняя свобода" собственного содержания вне границ этой свободы, устанавливаемых случайным образом, не имеет. Границы и только они полностью определяют то, что называется и что подразумевается под "внешней свободой". Поскольку границы "внешней свободы" устанавливаются извне личности и с самой личностью никаким образом не связаны, то для установления этих границ потребности в нравственности и/или морали не имеется. То, что называется "внешней свободой" не является ни необходимым, ни достаточным условием бытия личности. "Внешняя свобода", по сути, есть борьба за формальное равенство условий, а не за свободу. "Внешняя свобода" определяет рамки ваших свободных действий, в которых ни вам, никому другому препятствия со стороны общества и государства чиниться не должно. Следовательно, никакой "внешней свободы" нет, и мы называем "политическую" или "социальную свободу" свободой лишь по недоразумению или вследствие самообмана.
Итак, "внешняя свобода" иллюзорна. Хорошо же, но что нам тогда остаётся? О! Остаётся главное - драгоценный алмаз, истинный Дар Божий - Внутренняя свобода или свобода Духа! Прислано автором по электронной почте Маленький трактат о свободе (2) |
