Государственный надзор становится всеобъемлющим. Со времени катастрофы 9/11, наши телефоны могут несанкционировано прослушиваться. Наше общение посредством электронной почты и интернет операции могут быть отслежены. Полиция может получить доступ к информации о нашем местоположении при помощи GPS через смартфоны без соответствующего разрешения. Ритейлеры фиксируют наши покупательские привычки в мельчайших подробностях. Видимо, целью исследования наших покупок является определить, когда клиент забеременел, чтобы и далее использовать специальные способы маркетинга.

А теперь появятся еще и беспилотные летательные аппараты-разведчики. Конгресс недавно принял законопроект, который открывает дорогу широкому применению беспилотных летательных аппаратов-разведчиков на территории США. До нынешнего времени беспилотники имели сравнительно неширокую сферу использования: они ассоциировались лишь с нашими незаконными войнами в Пакистане и Йемене, но скоро они станут привычными и внутри страны. Здесь их будут использовать не только сотрудники правоохранительных органов и пограничной охраны, но и в области коммерции, недвижимости, развлечений и, например, журналисты. Один такой БПЛА был представлен в Интернете, он был назван "колибри". Как следует из названия, он мал, быстр и очень мобилен. На популярном видео показано как дрон "колибри" влетает в здание и летит по коридору, передавая все, что видит. Представьте себе его возможности.

Каков же эффект от потери приватности личной жизни? Как это изменяет наше поведение? Поскольку, безусловно, мы склонны вести себя иначе, когда чувствуем, что мы не одни или за нами наблюдают. Какой же будет наша личная жизнь, когда намного большая чем сейчас ее часть станет публичным достоянием?

В своей книге "Надзирать и наказывать", французский философ Мишель Фуко утверждает, что постоянное наблюдение оказывает разрушительное воздействие. Это является тонкой формой угнетения. Когда мы чувствуем, что за нами следят, мы стараемся больше контролировать свое поведение, и скорее всего, стараемся соответствовать тому, как мы считаем, наблюдающие хотят или ожидают от нас. Некоторые из ястребов говорят, что это хорошо: если вы не делаете ничего плохого, почему вы должны бояться "колибри"? Но все не так просто.

Постоянное наблюдение, которое имел ввиду Фуко, может быть своего рода пыткой (это открытие было сделано создателями тюрем XIX века). Оно также идеально подходит для авторитарной власти, поскольку является очень эффективной формой довления: власти не нужно физически принуждать людей вести себя определенным образом, наблюдающий глаз как бы вставлен внутрь человека, и он сам следит за собой. Наблюдение позволяет власти оставаться анонимной. Фуко говорит, что это особенно разрушительно. Вы не знаете точно, почему за вами следят, что именно от вас ожидают, и это, в конечном счете, вызывает своего рода паранойю, когда вы не уверены и робки во всем, что вы делаете.

Кроме того, Фуко предполагает, что постоянное наблюдение, широко распространенное в обществе, готовит почву для открытых политических репрессий, потому что уменьшает нашу сопротивляемость нарушению прав.

Эта мысль пришла мне в голову после недавнего решения Верховного суда (принятого с минимальным перевесом в один голос), признать право тюремного начальства проводить полный досмотр любого, попадающего в тюремное учреждение, каким бы незначительным правонарушение ни было. В этом случае человек подвергался обыску с полным раздеванием в случае ареста за неоплаченный штраф, хотя на самом деле арест был ошибкой, штраф уже был оплачен, но Верховный суд защитил право его полного досмотра в любом случае. Очевидно, что это подрывает понятие презумпции невиновности и жестоко оскорбляет наше человеческое достоинство. Но такое возмутительное вторжение в частную жизнь и пренебрежение человеческим достоинством становится все более приемлемым, поскольку мы постепенно привыкаем к их все более и более более широкому распространению.

Политическая проблема, связанная с подобным наблюдением очевидна, и мы обязаны озаботиться тем, чтобы признать это. Политическая власть получает все больший доступ к деталям нашей жизни, которые при попадании плохие руки могут нанести нам реальный вред. Единственным подобием защиты для нас является то, что власть имущие, которые собирают всю эту информацию, клянутся нам, что не будут делать с ней ничего предосудительного. Что касается нового Закона о полномочиях для целей национальной обороны (National Defense Authorization Act), который дает президентской власти полномочия задерживать на неопределенное время или даже убивать граждан США, подозреваемых в причастности к террористическим организациям, то Обама пытался развеять опасения, заявив, что его администрация будет использовать рассудительность и здравый смысл при применении этих полномочий. А как насчет последующих администраций? Наши отцы-основатели были очень обеспокоены созданием правительства, которое было бы непроницаемым для коррупции, которую могли бы привнести в него отдельные должностные лица, имеющие подобные недостатки. Но "Война с террором" сделала нас уязвимыми именно с этой стороны.

Что, пожалуй, является самым замечательным во всем этом, так это отсутствие, в значительной степени, широкого возмущения растущим государственным надзором. На самом деле, мы прыгаем с головой в новые технологии, которые позволяют за нами наблюдать. Американский союз борьбы за гражданские свободы (ACLU) похож на глас вопиющего в пустыне, крича об угрозе гражданским правам, но мы слишком заняты покупками в интернет-магазинах, обменом интимными личными данными в Facebook, публикацией в Tweetter наших самых глубоких откровений.

Когда я поднимаю эти вопросы в общении с моими студентами, некоторые считают их чересчур паническими. Большинство из них остается равнодушным. Когда я недавно настоял на обсуждении этого вопроса, один студент сказал, что им было всего по 10 лет, когда после атаки 9/11 был принят Патриотический акт. Кроме того, они половину своей жизни пользуются интернетом, электронной почтой и смартфонами, а значит не знают ничего другого. Иными словами, государственный надзор является нормой для них.

И на сегодняшний день им известен только доброжелательный, или по крайней мере, безобидный надзор. Означает ли это, что они доверяют власти, так много знающей о них и имеющей возможность сделать так много с этими знаниями? Когда я задаю этот вопрос, ответ почти всегда отрицательный. Они очень мало доверяют существующей власти, и это мнение разделяет весь спектр населения. Так что же происходит? Почему же мы даем так много информации (и в конечном итоге возможности влиять на нас) властям, которым у нас так мало доверия?

Есть целый ряд факторов, работающих в этом случае. С одной стороны можно сказать, что мы просто ленивы или слишком очарованы новыми технологиями, чтобы беспокоиться о том, кто за нами следит и зачем. С другой стороны, как утверждает социолог Бостонского колледжа Джульетта Шор (Juliet Schor), мы являемся обществом, которое в большой степени страдает от "недостатка времени": мы работаем много часов, вынуждены перемещаться на большие расстояния, возим наших детей на бесчисленные дополнительные занятия и в нашем безумии привыкли полагаться на многочисленные удобства, предлагаемые новыми технологиями, которые помогают нам соблюдать наш безумный график. В целом, эти новые средства массовой информации настолько интегрированы в нашу жизнь, что мы просто не можем себе представить жизнь без них. Они дают нам уже привычный уровень удобств, таких, каких мы никогда прежде не знали. И когда для получения какого либо удобства нам нужно сделать общим достоянием прямо пропорциональное количество личной информации, мы сдаемся.

В основе всего этого, однако, лежит то, что я обдумывал некоторое время. Как общество, мы упустили из виду значимость частной жизни и то, что она важна для достижения свободы и демократии. Мы с готовностью отказались от нашей частной жизни в надежде, что наша свобода все-таки остается в результате нетронутой. Действительно, в войне с террором отказ от конфиденциальности кажется легкой жертвой, особенно когда взамен вы получаете чудесные удобства все новых средств массовой информации. Но свобода без частной жизни, как указывает Фуко, вообще не является свободой.

Чем больше за нами наблюдают, как он утверждает, тем мы становимся менее свободными, уникальными, причудливыми и порой эксцентричными людьми. Надзор оказывает скрытое давление. Под постоянным надзором, мы более склонны подчиняться, стараемся задавать меньше неприятных социальных вопросов, которые могли бы привлечь внимание к нам и огорчить кого-то (интересно кого?). Мы в меньшей степени склонны развивать свои собственные идеи, обдумывать их, проверять их в общении с другими, придерживаться принципов и отстаивать свое мнение. Мы становимся более осторожны, реже действуем "на авось" и реже ведем себя рискованно. Но демократия требует творческого, независимого и бесстрашного индивидуализма.

Не имеет смысла останавливать технический прогресс, прогресс, который стал развиваться пугающе быстро в эпоху цифровых технологий. Тем не менее, это само по себе не может служить оправданием безропотному приятию того, что беспилотники "колибри" будут беспрепятственно летать на наших улицах и в наших районах. Беспилотные аппараты-разведчики, без сомнения, придут в нашу жизнь, но мы в свою очередь, должны контролировать этот процесс и тех, кто при их помощи наблюдает за нами. Это произойдет тогда, когда мы вспомним, что право на личную жизнь является одним из важнейших, неотъемлемых и необсуждаемых прав, что авторы нашей Конституции, (когда-то, в очень давние времена, когда подобных технологий не было) очень хорошо понимали.

Перевод: Арвид Хоглунд, специально для сайта "Война и Мир"