Global Research, февраль 2010

Хотя пресса всего мира уделяет сейчас основное внимание Греции (а также Испании, Ирландии и Португалии) как наиболее неспокойному району еврозоны, гораздо более серьезный, более разрушительный и ужасный кризис, разворачивающийся в пост-советских экономиках, планирующих присоединиться к еврозоне, как-то избежал широкого освещения в прессе.

Нет сомнений, что эта ситуация замалчивается потому, что опыт стран Балтии является обвинительным актом разрушительному ужасу неолиберализма и европейской политике, которая в отношении этих стран была не такой, как было обещано. Им не помогали развиваться по западно-европейскому образцу, но развивали в качестве колоний, экспортных и банковских рынков, лишали экономического "жирка", квалифицированной рабочей силы, и, безусловно, недвижимого имущества и производств, всего того, что было ими унаследовано от советской эпохи.

Латвия переживает одну из самых крупных экономических депрессий в мире. И это не только экономический, но демографический кризис. Падение ВВП на 25,5 процентов в течение последних двух лет (почти 20 процентов из этого — только за последний год) уже является худшим двухлетним показателем в мире. МВФ в своих оптимистических прогнозах предполагает дальнейшее 4-х процентное падение, это означает, что латышский экономический крах превзойдет американскую Великую Депрессию. Плохие новости на этом не заканчиваются. МВФ прогнозирует, что в 2009 году мы увидим общий дефицит основного капитала и финансового платежного баланса в размере 4,2 млрд. евро, а в 2010 году порядка 1,5 млрд. евро или 9 процентов от ВВП будет выведено из страны.

Кроме того, правительство Латвии стремительно наращивает долги. С 7,9 процента ВВП в 2007 году, по прогнозам, долг Латвии достигнет 74 процентов от ВВП в этом году, и, предположительно, стабилизируется на уровне 89 процентов в 2014 году, согласно оптимистическому сценарию МВФ. Это отбросит страну далеко за пределы приемлемой государственной задолженности, оговоренной Маастрихтским соглашением для введения евро. Тем не менее, планы вступления в еврозону были главным предлогом Центрального Банка Латвии для введения болезненных мер жесткой экономии и искусственной поддержки своей валюты. Поддержка валюты сожгла валютные резервы страны, которые в другом случае могли бы быть инвестированы в экономику.

До сих пор никто на Западе не спрашивает, почему Латвию постигла такая судьба, столь характерная для других стран Балтии и постсоветских государств, но только чуть более экстремальная. Почти двадцать лет назад, в 1991 году, эти страны вышли из СССР и получили свободу, поэтому советская система вряд ли может быть названа исключительной причиной их проблем. Не может быть единственной причиной и простая коррупция, как следствие позднесоветского периода распада. Все предстает в усиленной, гипертрофированной форме клептократии, которая предоставила такую богатую поживу для западных банкиров и инвесторов. Западные неолибералы — вот кто "финансиализировал" (financialized) эти страны при помощи "дружественных бизнесу реформ", как громко заявляли Всемирный банк, Вашингтон и Брюссель.

Хотелось бы снизить уровень коррупции (а кому еще Запад может доверять?), но значительное ее сокращение, возможно, только улучшило бы состояние дел до уровня дороги Эстонии в евродолговую кабалу. Эти соседние балтийские страны почти одинаково пострадали от драматической безработицы, снижения темпов роста, ухудшения норм в области здравоохранения и эмиграции. Все это произошло по контрасту с положением в Скандинавии и Финляндии.

Джозеф Стиглиц, Джеймс Тобин и другие публичные экономисты принялись объяснять общественности Запада, что во вводимой после развала СССР западными продавцами идеологии "финансиализации" есть что-то в корне неправильное. Неолиберальная экономика, безусловно, это не тот путь, по которому шла Западная Европа после Второй мировой войны. Это был эксперимент, репетиция которого была проведена "мальчиками из Чикаго" в Чили под угрозой применения оружия. В Латвии советники были из Джорджтауна, но идея была той же самой – ликвидировать существующее правительство и заменить его "своими" политиками.

Для постсоветского пространства был применен тот же жестокий эксперимент. Идея состояла в том, чтобы предоставить западным банкам, финансовым инвесторам и экономистам якобы "свободного рынка" ("якобы", потому что они раздавали государственную собственность свободно, не облагая налогами, придавая новый смысл термину "бесплатный сыр") полную свободу действий в большинстве стран советского блока для создания экономик "с нуля". И как оказалось впоследствии, все модели были похожи друг на друга, как две капли воды. Имена экономических советников были разными, но большинство из них пришли и были финансируемы из Вашингтона, Всемирного банка и Европейского союза. И поскольку спонсорами происходившего являлись финансовые институты Запада, то вряд ли следует удивляться тому, что они пришли с моделями, работающими в их собственных финансовых интересах.

Это была ситуация, с которой ни одно демократическое правительство Запада не сталкивалось за всю свою историю. Государственные предприятия были переданы доверенным лицам, обязанным быстро распродать их западным инвесторам и местным олигархам, которые должны были переместить свои деньги в безопасные оффшоры "западного рая". В довершение всего местные налоговые системы были заточены так, чтобы вывести два основных источника финансов западных банков – недвижимость и естественные инфраструктурные монополии — из-под местного налогообложения. Это позволило выплачивать полученные в виде дохода от недвижимости и монопольного ценообразования деньги западным банкам в качестве процентов, а не использовать их в качестве внутренней налоговой базы для восстановления экономики этих стран.

В Советском Союзе практически не было коммерческих банков. Вместо того, чтобы помогать этим странам создавать местные банки, Западная Европа поручила собственным банкам создавать средства и кредитовать эти страны с номинированием процентов в евро и других твердых валютах. Таким образом, была нарушена главная аксиома финансирования: никогда не номинировать свои долги в твердой валюте, когда ваши доходы выражены в более "мягкой". Но как и в случае с Исландией, Европа обещала помочь этим странам вступить в Еврозону на сравнительно хороших условиях. "Реформы" состояли в том, чтобы научить переносить налоговую нагрузку с бизнеса и недвижимости (основных клиентов банков) на трудящихся. И не только в виде фиксированного подоходного налога, но и фиксированного "социального" налога, чтобы каждый платил за социальное обеспечение и здравоохранение в момент обращения, а не финансировался из общего бюджета за счет повышения налогов.

В отличие от Запада там не было введено никаких существенных налогов на собственность. Это обязывало правительства облагать налогом труд и промышленность. В отличие от Запада не было и прогрессивного налога на богатство. В большинстве случаев в Латвии налог на труд был эквивалентен 59 процентам по плоской шкале. (Главы Американских комитетов Конгресса и их лоббисты могут только мечтать о таких карательных налогах на труд, этаком "бесплатном сыре" для своего основного источника финансирования!) В этой ситуации европейцам нечего было опасаться тех стран, которые остаются зонами tax free, почти не имеют налога на собственность, обременяют труд налогами, имеют низкую стоимость жилья и низкую стоимость долга. Эти страны были отравлены с самого начала. Именно это делает их такими "свободнорыночными" и "дружественными бизнесу" с точки зрения западных экономических ортодоксов сегодняшнего дня.

Не имея полномочий облагать налогом недвижимость и другое имущество или даже вводить прогрессивный налог на богатство, правительства были вынуждены возложить все налоговое бремя на труд и промышленность. Эта философия "просачивания благ сверху вниз" (утверждение, что выгоды монополий совпадают с выгодами мелких предпринимателей и потребителей, например, при вливании денег в частный сектор, снижают налоговые отчисления, стимулируя тем самым инвестиции, и на этой основе увеличивая доходы потребителей — прим. переводчика) резко подняла стоимость труда и капитала, делая промышленность и сельское хозяйство неолиберализированных экономик настолько дорогостоящими, что они стали неконкурентоспособными по сравнению со "старой Европой". По сути, постсоветские экономики были превращены в экспортные зоны для промышленности и банков старой Европы.

Западная Европа разработала защиту для своей промышленности и трудящихся, перекладывая на других стоимость аренды земли и других доходов, которые не имеют прямого отношения к необходимым издержкам производства. Постсоветские экономики "освободили" от налогов эти доходы, подлежащие выплате западноевропейским банкам. Эти страны, не имевшие долгов в 1991 году, затем были загружены задолженностью, номинированной не в своих собственных денежных единицах, но в твердой валюте. Западные банковские кредиты не использовались для увеличения вложений в основной капитал, государственные инвестиции и повышение уровня жизни. Большая часть этих кредитов обеспечивалась, в основном, за счет имеющихся активов, унаследованных от советского периода. На самом деле взлетели темпы строительства недвижимости, но большая часть ее к нынешнему моменту стала обесцененным капиталом. И теперь западные банки требуют, чтобы Латвия и страны Балтии платили по счетам, в еще большей степени вводя новые неолиберальные "реформы", которые угрожают выдавить еще больше рабочих рук за рубеж по мере того, как балтийские экономики будут сжиматься, а бедность расти.

Подобная ситуация — правящая клептократия наверху и сидящая в долгах рабочая сила (слабо или совсем не организованная профсоюзами) — и является превозносимой "бизнес-дружественной" моделью, которой должен подражать остальной мир. Постсоветские экономики явно "слаборазвиты", имеют безнадежно высокую стоимость производства и, в целом, не в состоянии конкурировать, при прочих равных условиях, со своими западными соседями.

В результате, похоже, что этот экономический эксперимент сошел с ума, превратился в антиутопию, жертв которой сейчас и обвиняют во всем. Неолиберальная идеология "просачивания благ сверху вниз" (похоже, она готовится к применению в Европе и Северной Америке под аккомпанемент такой же оптимистичной риторики) оказалась настолько экономически разрушительной, что ее можно сравнить только с военной оккупацией. Так что нам пора начинать беспокоится о том, что страны Балтии могут оказаться генеральной репетицией того, что мы скоро увидим в Соединенных Штатах.

Значение слова "реформа" в настоящее время приобретает негативный оттенок в Балтии, как это уже случилось в России. Оно теперь означает возврат к феодальной зависимости. Но если раньше шведские и германские феодалы правили своими латвийскими усадьбами в силу права собственности на землю, то в настоящее время они контролируют Балтию за счет своих валютных ипотечных кредитов под залог недвижимости в стране. Долговой пеонаж заменил прямое крепостное право. Залоговая стоимость недвижимости значительно превышает фактические рыночные цены на нее, которые упали на 50-70 процентов в прошлом году (в зависимости от типа жилья), и намного превышает возможности латышских домовладельцев платить по долгам. Объемы валютных долгов гораздо больше того, что эти страны могут получить от экспорта промышленных и сельскохозяйственных продуктов своего производства в Европу (которая вряд ли захочет принять этот импорт) или другие регионы мира, где демократические правительства взяли на себя обязательство защищать свои рабочие места, а не избавляться от них и подвергать свои страны беспрецедентным программам жесткой экономии во имя "свободных рынков".

Прошло несколько десятилетий с тех пор, как широкой общественности были представлены ценности нового неолиберального порядка, а их последствия уже стали катастрофой, если не преступлением против человечности. Экономического роста нет. Постсоветские активы были попросту обременены задолженностью. Нужно отметить, что Западная Европа после Второй Мировой войны развивалась совсем не так, да и Китай тоже, если говорить о современности. Все эти страны следовали по классическому пути: защищали отечественную промышленность, вкладывали государственные деньги в инфраструктуру, использовали прогрессивное налогообложение, финансировали здравоохранения и охрану труда, юридически запрещали инсайдерские торговые операции и растаскивание общественного имущества, т. е. делали все, что предается анафеме неолиберальной идеологией свободного рынка.

Речь идет об основополагающих допущениях мирового экономического порядка. В основе нынешнего кризиса экономической политики и теории лежат все забытые исходные условия и основные понятия классической политической экономии. Джордж Сорос, профессор Стиглиц и другие говорят о глобальной экономике, как о казино (играя в котором, Сорос, безусловно, разбогател), в котором финансы не имеют никакого отношения к процессу создания материальных благ. Финансовый сектор предъявляет чрезмерные, даже невыносимые требования к реальной экономике товаров и услуг.

Озабоченность классических экономистов вызывало существование особо привилегированных рантье и владельцев собственности, доходы которых, де-факто, приводили к налоговой нагрузке на экономику, в данном случае, путем генерации дополнительного долга. Классические экономисты признавали необходимость подчинить финансовую сферу потребностям реального сектора экономики. Это была философия, которой руководствовались США в процессе принятия банковского регулирования в 30-е годы, а Западная Европа и Япония - в 50-70-е годы для стимулирования капиталовложений в производство. Не проверив способность финансового сектора к ограничению невоздержанности в биржевой игре, в 80-х годах Соединенные Штаты отменили регулирование. За 25 лет, с 1982 по 2007, доля прибылей финансового сектора в общей прибыли США после уплаты налогов выросла с величины чуть менее 5 процентов до беспрецедентных 41 процента. Фактически, эта "игра с нулевой суммой" являлась дополнительным "налогом" на экономику.

Наряду с финансовой реструктуризацией одним из основных орудий из классического набора инструментов является налоговая политика. Ее цель — поощрить работу и создание материальных благ, а также собрать "бесплатный сыр", производимый "внешними" социальными экономиками, используя их в качестве естественного объекта налогообложения. Такая налоговая политика имела достоинства снижения нагрузки на доходы от производственной деятельности (зарплата и прибыль). Земля рассматривалась в качестве подарка природы, не содержащего производственных затрат (и, следовательно, себестоимости). Но вместо того, чтобы сделать ее естественной налоговой базой, правительства разрешили банкам обременить ее долгом, преобразовав рост арендной платы в источник для оплаты процентов. Результатом (в классической терминологии) стал денежный налог на общество (доход, который общество должно было собирать и инвестировать в экономическую и социальную инфраструктуру, чтобы сделать себя богаче). Альтернативой было бы обложение налогом земли и промышленного капитала. И то, от чего отказались налоговые инспектора, сейчас собирают банки в форме растущей цены за участки земли – цена, за которую покупатели платят процент по закладной.

Находясь в рамках классической экономики, можно было предвидеть проблемы Латвии. Отсутствие ограничений в финансовой сфере, регулирования монопольного ценообразования и протекционистских мер в промышленности, а также приватизация общественного достояния, создание "экономики поборов" и налоговая политика, которая ведет к обнищанию трудящихся и даже промышленного капитала, вознаграждает спекулянтов. Именно поэтому Латвия не увидела экономического развития. Достигнута была только (под громкие аплодисменты Запада) готовность набрать огромные долги для дотирования своего экономического бедствия. В Латвии слишком мало промышленности, слишком мало современного сельского хозяйства, а частный долг составляет более 9 млрд. латов. И этот долг грозит переместиться на баланс государства, как это произошло в США при спасении банков.

Если бы возврат этого долга можно было пролонгировать до того момента, когда латвийская экономика достаточно разовьется, это было бы приемлемо. Но средства использовались, в основном, непродуктивно, разгоняя цены на землю и потребление предметов роскоши, опуская Латвию до состояния, близкого к крепостной зависимости. Как сказала бы Сара Пэйлин: "hopey-change thing"(пышный лозунг времен выборов 2008 года:"надежд и перемен" — прим. переводчика). Банк Латвии предполагает, что дно кризиса достигнуто! Экспорт наконец-то начал расти, но экономика все еще находится в отчаянном положении. Если нынешние тенденции сохранятся, то не останется латышей, которые смогут увидеть экономическое возрождение. Безработица по-прежнему составляет более 22 процентов. Десятки тысяч людей покинули страну, и еще десятки тысяч приняли решение не иметь детей. Это естественная реакция на загрузку страны миллиардами латов государственных и частных долгов. Латвия сейчас весьма далека от траектории приближения к западному уровню благосостояния, и нет никакого выхода из нынешней регрессивной налоговой политики и антитрудового, антииндустриального и антисельскохозяйственного неолиберализма, навязанного в принудительном порядке Брюсселем в качестве условия спасения Центрального Банка Латвии для того, чтобы он мог расплатиться со шведскими банками, которые выдали такие непродуктивные и паразитарные кредиты.

Альберт Эйнштейн говорил, что "безумие - это делать одно и то же снова и снова и ожидать совсем других результатов". Латвия следует саморазрушительному, антиправительственному, антитрудовому, антипромышленному, антисельскохозяйственному "прозападному" Вашингтонскому консенсусу на протяжении почти 20 лет, а результат все хуже и хуже. Задача сегодняшего дня — переставить экономику Латвии с неолиберальных рельсов на неокрепостные. Можно предположить, что выбранный путь будет соответствовать проторенному в 19 веке классическими экономистами, работами которых руководствовались процветающие сегодня страны Запада и Восточной Азии. Но он потребует смены экономической философии, более того, он потребует смены правительства.

Вопрос в том, как отреагирует на это Запад. Признает ли он свою ошибку? Или будет начисто отрицать свою вину и дальше? Симптомы не являются многообещающими. Запад говорит, что трудящиеся были разорены недостаточно, промышленность еще недостаточно разрушена, а экономика пациента еще не сдала достаточно крови.

Если Вашингтон и Брюссель поступают так со странами Балтии, представьте, что они собираются делать со своим населением!

Перевод: Арвид Хоглунд, специально для сайта "Война и Мир"