Остроменский Михаил Петрович

МОО "Вече", ВПП "Партия Дела", МОО "Альтернатива"

I.

Много верных замечаний и правильного беспокойства в обществе вызывает положение пенсионеров. Довольно о кризисе пенсионной системы в мире, о путях пенсионной реформы рассуждают парламенты и пишут регулярно СМИ. Пенсионер настолько привычен нам, а его проблемы настолько важны и затрагивают интересы каждого из нас, что никто не задаётся вопросом, что это вообще за явление – пенсионеры? Да это крупная социальная группа населения, доля которой в его составе сегодня колеблется от 23 % Японии, 21% в Германии, 20% в РФ и до 13% в США, 7% в Южной Корее. Пенсионеры составляют, например, значимое количество среди туристов, поддерживая эту отрасль экономики. Для их обслуживания созданы хосписы, больницы, дома престарелых, целые специализированные городки к их услугам, огромная часть индустрии медикаментов работает на эту категорию граждан. Пенсионные фонды, в которые аккумулированы их средства – очень заметные игроки на мировом рынке долгосрочных ценных бумаг. Но ведь ещё 150 лет назад о пенсионере, как о массовом явлении, никто и слыхом-то не слыхивал и видом-то его никто не видывал. Само универсальное пенсионное обеспечение было впервые введено в Германии в 1889 году, а в первой четверти ХХ-го века стало широко распространяться по индустриальным странам Старого и Нового Света (в США наверное позже всех в 1935 году). Т.е. все тысячелетия человеческой цивилизации прожили без этого социального слоя и вдруг, откуда ни возьмись…

Давайте попробуем порассуждать об этом и поглядим, куда оно нас заведёт.

В прежние времена, "патриархальные", пока смерч капитализма не втянул в рыночную экономику женщин, доход семьи, в первую очередь, определялся заработком мужчины-мужа. На женщине-жене было домашнее хозяйство и забота о детях. Мы не описываем идиллию, ибо понимаем, что реальность часто вносила в картину жизни свои неприглядные коррективы, но, тем не менее, не вызывает никакого сомнения тот факт, что основная масса производительного труда осуществлялась мужским населением. Именно муж воспринимался и был фактическим кормильцем семьи и до и после рождения детей. Вдовы с детьми, в социально-экономическом плане, относились к низшим и бесперспективным группам общества, могущим рассчитывать что в пропитании, что в устройстве своего будущего исключительно только на милость. Они не могли самостоятельно обеспечить себе средства даже на элементарные повседневные нужды. Появление детей в полной семье, напротив, не подрывало значительно финансовое её благополучие. Ведь уровень жизни сегодня, по рождению, хотя и снижался, но несущественно. Одновременно, перспектива роста дохода в будущем возрастала значительно. Кроме того, ребёнок – это заинтересованный и дешёвый работник уже с семи лет, ценность которого только возрастала с каждым годом и он же – кормилец в будущем. Можно вспомнить тут старинную византийскую притчу о землекопе, который, объясняя базилевсу структуру своих затрат, говорил, что из получаемых им в день 30 фоллов он 10 даёт в долг, сиречь, кормит детей, 10 отдаёт в виде возврата долга, сиречь, кормит родителей и 10 тратит на себя.

И пенсиями в те "времена былинные" обеспечивались лишь те категории граждан, которые, в силу специфики своей работы и службы на государство, не имели возможности завести семью, оставаясь, таким образом, к старости без средств к пропитанию (римские солдаты, офицеры военно-морского флота в ряде стран, часто солдаты-инвалиды и т.п.) или те, кто не мог вести своё хозяйство (учителя, врачи). Прочее население само заботилось о себе и о своей старости, без всяких пенсионов.

Потому введение массового пенсионного обеспечения в период становления т.н. империализма (в терминах В.И. Ленина) было продиктовано отнюдь не заботой о пожилых людях и не гуманизацией общества, а стремлением капитала переложить с себя на государство и на самих работников груз затрат по поддержанию их жизни в период немощи. Ведь тотальное вовлечение женщин в труд на фабриках привело к сокращению количества рождаемых ими детей. Так, в России сокращение количества детей, приходящееся на одну женщину, началось с середины 60-х годов XIX-го века. Что очень точно совпадает с началом широкого распространения капиталистического экономического и социального уклада в стране, распадом крестьянской общины, массовой миграцией крестьян в города.

Такое сокращение числа детей в семьях влекло за собой либо необходимость поднятия уровня заработной платы занятых на фабричном производстве до уровня, который обеспечивал бы им возможность накопить средства на старость (они же детей, что в прежнее время содержали родителей в немощи, в течение жизни не нарожали), либо это бремя заботы и затрат надо было переложить с капитала на кого-нибудь другого.

Первое, увеличение оплаты труда претит самому духу капитализма и подрывает его экономические основы. Оно обессмысливает всеобщее вовлечение в наёмный индустриальный труд женщин. Ведь не затем вытягивали женщин из семьи на фабрику, чтобы всем повышать заработную плату! Впрочем, увеличение "дохода" наёмных работников, произведено было, но по-капиталистически – через массовый кредит, через жизнь в кредит. Т.е. выходило, что работник теперь платил и за то, чтобы ему отдали назад заработанное им ранее.

Второе, т.е. переложение бремени затрат на сторону, напротив, позволяет капиталу не только избавиться от необходимости кормить одиноких, выжатых и немощных, бывших своих работников, но и даёт возможность дополнительно сократить им уровень оплаты труда уже сейчас. Ведь когда работают двое в семье, некоторое понижение зарплаты у каждого не столь заметно, чем когда один работает, а второй находится на иждивении. Да ещё мотивируя понижение оплаты вводом солидарной ответственности наёмных работников друг за друга в виде последующих пенсионных выплат. Иначе, экономия, происходящая сегодня, вся остаётся капиталу, да плюс к этому работник несёт дополнительно затраты на содержание сегодняшних пенсионеров, в надежде, что в его старости такие же затраты будут нести на его содержание новые, более молодые работники. Капитал здесь отошёл в сторону, предоставив самим потерпевшим решать проблемы созданные капиталом.

Более того, при недостатке денег на пенсии в пенсионном фонде государство обычно компенсирует его дефицит. Собственно, обязанности по выплате пенсий постепенно перешли в ведение государства потому, что обеспечить полноценное универсальное пенсионное обеспечение частные пенсионные фонды не в состоянии. Они неминуемо приходят, в таком случае, к разорению. По своей сути, направленные на получение и максимизацию прибыли, частные пенсионные организации не могут нести отложенную длительную ответственность с обязательствами по регулярной выплате. Но опять же, компенсация пенсионному фонду идёт не за счёт капитала, а напротив, занимая у него же деньги под процент. Т.е. платя ему за услугу, которое само же государство и оказывает капиталу – обеспечивает пенсиями граждан в немощи, брошенных капиталом. Тем более, что свободные средства капитала, которые он занимает государству на покрытие дефицита пенсионного фонда, образовываются у него по причине дешевизны рабочей силы. Т.е. капитал, создав проблему, зарабатывает на её решении.

Наиболее близкая аналогия к описанной ситуации – залоговые аукционы середины 90-х в РФ. Тогда, взяв у государства кредит под низкие проценты, ряд "граждан" под залог акций, принадлежащих государству предприятий, дали ему в кредит эти же деньги. Государство кредит, сиречь, свои деньги не вернуло "заимодавцу" в срок, и у счастливых "граждан" остались на руках активы в виде "заводов, газет, пароходов". Та же схема работает, как видим, и уже давно, в области пенсионного обеспечения и массового кредитования физических лиц. А мы-то думали, "наши" либералы изобрели столь замечательный фокус. Увы, "Nihil novi sub sole" — нет ни чего нового под солнцем.

Далее. Ясно, что возвращение женщин от рыночного труда к домашнему хозяйству и воспитанию детей крайне не выгодно капиталу, т.к. уменьшает количество трудовой силы, что приводит не только к сокращению объёма возможного производства, но и к дефициту трудовых ресурсов, а значит, и к росту затрат на заработную плату, а так же уменьшает объем рынка товаров и сокращает потребность в кредите.

Т.о. развитием капитализма были созданы условия, когда молодая семья поставлена перед выбором – отложить или вообще не рожать детей, что, в действительности, наиболее устраивало капитал, либо после рождения ребёнка согласиться сильно уменьшить свои доходы при одновременном росте расходов.

Положение пенсионера, в этом ракурсе, выглядит привлекательней. Он обычно уже не имеет нужды в жилье. У него существенно меньше каждодневные затраты. У него есть накопления. У него, что принципиально важно, есть ежемесячная пенсия, которая, по крайней мере, обеспечивает прожиточный минимум. Часто пенсионеры продолжают теперь ещё и работать. Причём работать за более низкую зарплату, имея регулярные "рентные" платежи в виде пенсии. Тем самым, они больше нагружают рынок труда и ухудшают условия найма для работников, не имеющих пенсий. И выходит, что среди простых людей, рядовых граждан самая хорошо и "зажиточно" живущая категория – работающие пенсионеры (такова ситуация в РФ). Всё это служит дополнительным стимулом для трудоспособных граждан не вступать в брак или, по крайней мере, не заводить детей, тем самым не отвлекая трудовые ресурсы от производства, что в интересах капитала.

Молодая же семья, решившаяся, тем не менее, на ребёнка, вынуждена либо значительно сокращать буквально все свои расходы, либо переходит на частичное иждивение родителей и бабушек с дедушками. Тех самых работающих пенсионеров.

Более того, по рождению ребёнка семья становиться очень уязвимой. Ведь если до того работали оба супруга, то после – только один. Появляются иждивенцы, которые критически нагружают бюджет семьи. При докапиталистической экономике и традиционной семье иждивенцы присутствовали всегда и экономически и психологически семье были привычны и абсорбированы в неё. Появление ребёнка при естественном иждивении жены не могло радикально изменить экономику. Теперь же затраты на обычные нужды не только не уменьшаются, а растут при кардинальном падении доходов. Отец как оставшийся единственный кормилец теперь не имеет возможности искать новую работу и даже менять её. Он вынужден более интенсивно трудиться и меньше предъявлять претензий к уровню оплаты и условиям труда. Семья становится совершенно не мобильна, что при капитализме означает потерю доходов в будущем. В большинстве случаев тормозится карьера матери. Не только от времени, проведённом вне работы при уходе за младенцем, но и в первые три – пять лет по выходу её на работу. Ей почти невозможно поменять место работы, и она вынуждена мириться с низким уровнем оплаты, т.к. матерей с маленькими детьми неохотно берут на работу. Часто матери ищут специально работу с низкими доходами, но с возможностью отвлекаться на уход за ребёнком. Что находится в вопиющем противоречии с сутью капитализма. Следовательно, и здесь ухудшаются перспективы роста доходов семьи в будущем.

Эти потери в доходах, как прямые в виде не получения прежней зарплаты матерью во время беременности и по уходу за ребёнком, так и косвенные, в виде частичной потери дохода отца в период младенчества ребёнка и потери в доходах матери из-за торможения или отказа её от карьеры, семья вынуждена компенсировать через банковские кредиты, которые дополнительно усугубляют финансовое состояние семьи не только сегодня, но и в будущем, а так же кардинальным сокращением количества детей. Один ребёнок на семью становится нормой. Экономически обоснованной нормой. Экономически навязанной нормой.

Заметим, что такое радикальное ухудшение экономических перспектив женщины как работника при рождении ребёнка, заставляет многих из них отказаться от родов вообще или значительно их отложить. В социально-экономическом плане такая женщина становится совершенно не отличимой от мужчины (думается, это один из основных факторов, приведший к такой популярности мужских элементов в женской одежде, возникновения феминистских движений, распространение гендерных теорий и т.п. явлений).

Иначе, капитал стрижет с наёмного работника три шкуры:

1. Уменьшает оплату работникам, т.к. приход на рынок наёмного труда огромной армии женщин, позволил понизить общий уровень оплаты труда из-за обилия рабочей силы. Чему свидетельство неизводимая безработица – характерное свойство капитализма. Это первая шкура.

2. Уменьшив оплату труда, капитал одновременно возложил затраты работников на обеспечение старости на плечи их самих и государства. Дефицит же пенсионного фонда покрывается за счёт займов под проценты государством у капитала средств, сэкономленных капиталом ранее при организации пенсионного обеспечения. Это вторая шкура. Более того, капитал не только существенно экономит на зарплате и даже зарабатывает на этой экономии, но ещё и выставляет себя человеколюбивым, прогрессивным, цивилизованным в сравнении с предшествующими временами.

3. Уменьшив уровень оплаты наёмного труда в целом, капитал вынуждает работников для поддержания их жизни, брать товары в кредит, оплачивая их из своей и так ободранной дважды зарплаты ещё и проценты. Эта третья шкура.

II.

Мы видим насколько всё тесно увязано: следствием вовлечения женщин в наёмный труд имеем сокращение рождаемости, что приводит к необходимости решить вопрос содержания работников в немощи. Он решается созданием массового пенсионного обеспечения. Последнее дополнительно дестимулирует семьи к рождению детей, поскольку это существенно ухудшает их финансовое положение и сегодня и в будущем. Но данная дестимуляция выгодна капиталу, т.к. не отвлекает работников и от производительного труда и от потребления.

Такие перемены приводит к обесцениванию и обессмысливанию самого института семьи. Если нет детей, то нет необходимости и в оформлении брака, можно просто сожительствовать. Семья вырождается сперва в экономический союз двух лиц. Затем ставится вопрос о необходимости пожизненности союза, следом сомнения в значительной его длительность и, наконец, в необходимости официального оформления. Дальнейший, естественный шаг деградации – временный экономический союз двух лиц любого пола. Происходит экономизация смысла семьи. Ведь если семья не создаёт детей, не является воспроизводящей первичной ячейкой общества, то не имеет значения кто в неё включён. Совместно хозяйствовать могут и двое мужчин и две женщины. В "семейных узах" главным становится правовое урегулирования взаимоотношения двух лиц, ведущих общее хозяйство. Заметим, здесь уже не важен не только пол, но и количество, лиц состоящих в такой выродившейся форме брака.

Другими словами, широкое распространение пенсионного обеспечения, явившееся прямым следствием индустриального характера труда при капитализме, влечёт за собой резкое сокращение рождаемости и деградацию семьи. И чем лучше обеспечены пенсионеры со стороны государства, чем лучше организовано пенсионное обеспечение и чем более широко оно распространено, тем меньше будет рождаемость и быстрее будет происходить вырождение семьи, вплоть до полного её исчезновения.

Можно возразить, что такими действиями по сокращению рождаемости, капитал закладывает мину замедленного действия под самого себя, ведь уменьшение рождаемости сначала стабилизирует количество населения, а значит, и рабочих рук, а затем начнётся их сокращение. И то и другое действует во вред, а не на пользу доходности. Причём двояко. Сокращение рабочих рук приводит к росту затрат на оплату труда из-за относительной дефицитности его, одновременно стабилизируется и спрос на товары, а значит и само производство. Весь механизм капиталистической экономики начинает сбоить.

Действительно, описанный процесс вовлечения женщин в наёмный труд и сокращения рождаемости есть процесс с положительной обратной связью. Сам по себе он неустойчив и неминуемо ведёт к разрушению системы. Однако любая система обладает инертностью, которая позволяет ей некоторое время оставаться целостной, не смотря на негативные внутренние метаморфозы и даже разрушение части её элементов.

Сокращение населения до того как начинает чувствоваться дефицит наёмных работников – процесс длительный. Он занимает не мене одного-полутора столетий. На первых порах капитал получает огромный привар, который нарастает и нарастает. И потому капитал, по самой своей природе нацеленный на извлечение сиюминутной прибыли, не озабочен судьбой будущих поколений и своих будущих доходов, не задумывается о последствиях.

Но всё же такой момент наступает. В Японии это стало явным в конце 70-х годов прошлого века, в Европе несколько ранее и вылилось в кризисные явления, в том числе, в стагфляцию, экономическую и социальную нестабильность, другие. Дефицит рабочих рук сперва компенсировался ввозом трудовых ресурсов из третьего мира. Например, в Европе широкое распространение трудовая иммиграция приобрела на рубеже 60-70-х годов ХХ-го века. Символом её стали турецкие кварталы в промышленных городах Германии. В РФ она стала заметной и приобрела системный характер с середины нулевых. В дальнейшем ввоз рабочих рук сменился вывозом производства, имеющего низкую добавленную стоимость и не требующего высококвалифицированного труда, в места с дешёвой рабочей силой.

Иначе, устойчивость капиталистической системы в Европе и США поддерживалась через повышение её инертности путём вовлечения новых источников рабочей силы из стран третьего мира. Но и в государствах новой индустриализации (КНР, Южная Корея, Малайзия, Индонезия) процессы сокращения рождаемости и разрушения семьи пошли тем же путём, что и двумя столетиями ранее в Европе.

Наиболее показателен своей чистотой пример Лаоса, который до конца Вьетнамской войны был чисто сельскохозяйственной страной, полностью лишённой какой-либо фабричной, не то что индустриальной составляющей экономики. Это была изолированная, очень традиционалистская страна, не имеющая никаких существенных и добываемых ранее полезных ископаемых. Не имевшая даже зачатков капиталистических отношений, хоть какого-то значимого количества индустриальных рабочих. Лаос не вёл международную торговлю, ибо ему нечего было предложить вовне. Вся экономика его была внутри и вся она была основана на натуральном хозяйстве. Отмеченные характеристики Лаоса добавляет "чистоту эксперименту" и достоверности выводам. Хотя до того, в течение десятилетий, данный показатель оставался стабильным.

С началом периода индустриализации (вторая половина 80-х годов) и началом переноса в Лаос фабричного производства сразу запустился процесс уменьшения количества детей, рождённых одной женщиной. И сегодня этот показатель в два раза меньше, чем тридцать лет назад (менее трёх, вместо 6,3 в 1985 году), и продолжает падать.

Выше уже приводилась цифра доли пенсионеров в населении Южной Кореи в 7%. Очень низкая для столь промышленно развитой страны, но легко объяснимая, тем, что универсальное всеобщее пенсионное обеспечение там было введено лишь 1988 году. В Германии, Италии и Франции, странах с классической пенсионной системой, являвшихся пионерами в универсальном пенсионом обеспечении, доля пенсионеров соответственно 21, 20 и 17%.

Но ещё более важно, что страны новой индустриализации имеют лишь зачаточную пенсионную систему, которая не только начала создаваться совершенно недавно, но и не охватывает всего трудящегося населения страны, в отличие, например, от РФ.

Часто универсального пенсионного обеспечения в них нет вообще, как в Малайзии. Там ещё отец "Малазийского экономического чуда" Махатхир Мухамад заявил о ненужности этого института, поелику долг каждого малайца обеспечить старость своим родителям и родственникам, тем самым проявляя к ним любовь и уважение. Тогда как пенсии воспитывают беспечность, разлагают трудовую дисциплину и порождают безответственность. Они разрушают родственные связи и отчуждают людей друг от друга, делают их слабыми и зависимыми от обстоятельств. Родители не заботятся о детях, а дети не думают заботиться о родителях.

Конечно, как бы видится предел этому процессу: вовлечение в производство всех женщин (возможно детей) и переход в категорию наёмного работника всего населения планеты. Но для капитала это точно задача пока не сегодняшнего дня. Ещё не освоены до конца Азия, Африка и Латинская Америка, а это 4/5 населения планеты. Не освоены не только как ресурсы рабочих рук, но и как гигантский рынок "товаров в кредит". Правда, по некоторым причинам, обсуждение которых выходит за рамки данной работы, здесь нельзя уж просто строить пропорции с Европой и США, однако произвести оценку вполне возможно.

Но продолжим. Выпадение же доходов капитала от сокращения темпов роста потребления вследствие стабилизации и сокращения населения в промышленно развитых странах компенсировалось всеохватывающим распространением кредитования наёмных работников на потребление.

Сам характер индустриального наёмного узкоспециализированного труда, когда в развитых странах (Япония, Германия, Франция, Дания) до 90% населения получают доходы почти исключительно в виде заработной платы как наёмники, в России доходы от оплаты труда составляют почти 70% доходов населения, и уровни зарплаты таковы, что не позволяют работникам обеспечить себя необходимыми средствами к существованию. Эта проблема решается через массовое кредитование, которое ещё раз позволяет капиталу залезть в кошелёк наёмного работника. А потребность в кредитах для поддержания уровня жизни есть дополнительный фактор, подавляющий желание в рождении детей и разлагающий институт семьи. Кредиты так же способствуют экономизации цели существования семьи. Как мы уже отмечали: что экономизация, что вырождение института семьи способствуют развитию капитала, интересует его, идут ему сегодня на пользу, а значит всемерно поддерживаются оным.

Таким образом, можно утверждать, что вся реальная экономическая ситуация капитализма находится в вопиющем противоречии с основными постулатами рыночной экономики, как её преподают в "школе". Мы видим, что затраты возложены на одних, тогда как доходы получают другие, и это полагается нормой и крайне широко распространено, а не просто есть провалы рынка. Наверное распределение затрат пропорционально доходам, извлекаемых из рыночных операций, и есть настоящий провал рынка, а не наоборот. Экстерналии, в виде получения дополнительных доходов капиталом, который не участвуя ничем в решении многих проблем общества, как раз и созданных самим этим капиталом, есть свойственное, родовое, повседневное явление жизни капиталистического общества. Знаменитый "оптимум по Парето" не только не наблюдается нигде, но даже более того, естественное течение вещей влечёт социум скорее от него, чем к нему.

Следовательно, о какой эффективности рынка и рыночного механизма можно рассуждать, когда мы не имеем критерии этой эффективности, а объявленные таковыми на деле оказываются симулякрами и обманками?

Статья прислана автором по электронной почте