Межкорейское обострение, наложенное на тот образ Северной Кореи, который существует в массовом сознании вообще, породило весьма распространенное настроение категории "Не пора ли закрыть этот надоедливый и одиозный режим? Скорее бы он лопнул, две Кореи бы объединились, и на всём Дальнем Востоке наступили бы мир и спокойствие".

Сторонники такого подхода (в том числе, экс-президент РК Ли Мён Бак) исходят из представления о том, что объединенная страна будет полным аналогом нынешнего Юга. Как сказал по этому поводу Ли Мён Бак, "то кхын Тэхан мингук" (перевод: "Еще большая Республика Корея"). С таким же уровнем экономического процветания, с таким же уровнем личной безопасности (в том числе, для иностранцев), с таким же уровнем развития гражданского общества и гражданских свобод. Последствия объединения они представляют себе приблизительно по аналогии с объединением Германии, где все обошлось, вроде бы, без серьезных происшествий. Достаточно будет провести серию реформ, установить свои порядки и репрессировать несогласных. Чаяния страдающего под гнетом диктаторского режима народа, наконец, сбудутся, а угнетавшая его прослойка понесет заслуженное наказание.

К сожалению, такого не будет. Представим себе, что в обозримом будущем (в результате данного обострения или через пару-тройку лет) объединение (а точнее – поглощение Севера Югом) действительно происходит, и посмотрим на те блоки проблем, с которыми столкнется объединившаяся Корея.

Сразу же заметим, что германский вариант здесь не релевантен. Во-первых, ГДР входила в первую десятку экономик Европы, а разрыв между экономиками Севера и Юга очень велик. Во-вторых, между ГДР и ФРГ не было трехлетней войны, которая задела каждую семью. Эта тень исторического прошлого, которая подкреплялась идеологическим противостоянием "холодной войны", была и остается серьезным препятствием, но сегодня к нему добавляются минимум четыре группы рисков, понимание которых заставляет с осторожностью относиться к идее объединения, особенно – в ближайшем будущем.

Первый и самый очевидный блок – экономические трудности. Освоение Северной Кореи так, чтобы она не стала для Юга только источником дешевой рабочей силы, займет много времени. Потребуется большой комплекс усилий хотя бы для создания там работающей транспортной инфраструктуры. По выкладкам американских экономистов, опубликованным в журнале "Wall Street Journal" в начале 2000-х, объединение страны  будет стоить 1,5 триллиона долларов, что составляло валовой национальный продукт  РК за три года.   Современные расчеты говорят уже о двух-пяти триллионах, и тоже исходя из того, что все случится мирно. Если же брать в расчет сценарии с гражданскими войнами,  расходы будут заоблачными.

Дополнительное бремя даже в 2 трлн. долларов страна не вынесет, и неясно, сколько еще лет потребуется для того, чтобы подобную сумму можно было выделить из бюджета Юга без серьезных внутренних потрясений и резкого снижения уровня жизни, не говоря уже о больших суммах. Ли Мен Бак пытался решить грядущие финансовые проблемы за счет введения специального налога, предложенного им публично в августе 2010 г., но эта инициатива встретила протесты общества, и пришлось "отыграть назад". 

Это значит также, что при внезапном объединении указанный объем расходов ляжет на экономику РК очень тяжелым бременем вне зависимости от того, будет ли Южная Корея платить за все сама или будет вынуждена прибегнуть к помощи внешних кредиторов, имея шанс влезть в не менее серьезное долговое ярмо, чем во время "эры МВФ" или Южной Кореи до прихода к власти военных, когда до 40 % доходной части бюджета составляла американская помощь. Об экономическом росте и проектах, направленных на повышение уровня жизни населения, можно будет забыть и, возможно, надолго. Хорошо, если уровень жизни южан просто не будет расти. Падение – вариант более реальный.

Между тем, в Южной Корее только-только начала меняться экономическая политика и взят курс на построение социального государства. Это первая попытка в Восточной Азии построить шведскую модель: расширение бесплатной медицины, ввод бесплатного дошкольного образования и 50-процентное снижение расходов на образование остальных ступеней, развитие государственной пенсионной системы и даже необычная для РК оплата сверхурочных. Это весьма серьезные затраты, требующие повышения налогов, но в случае внезапного объединения либо они будут свернуты, потому что нужно будет осваивать Север, либо продолжены, а Север будут финансировать по остаточному принципу.

Будут ли корпорации РК реанимировать промышленность КНДР  для своих целей? Наиболее вероятно развитие ситуации по германскому варианту, когда северокорейскую рабочую силу будут использовать на южнокорейских предприятиях. При этом, скорее всего, на неквалифицированных работах.  Так вполне может образоваться замкнутый круг, когда из-за экономических проблем рабочая сила перемещается в более развитые части страны, а её недостаток  в отстающих регионах ещё более затрудняет их экономическое развитие.

Незавидное положение остатков промышленности КНДР будет связано с еще одним фактором: часть расходов "счета за единство" неизбежно принимают на себя крупные концерны, но подобные расходы приемлемы для них только в том случае, если в результате они не получают  себе конкурентов за свои же деньги. Поэтому промышленность "новоприсоединённых земель" будет частью приобретена, частью просто остановлена новыми владельцами. Ситуация, когда заводы и фабрики будут закрыты, а вместо них будут открыты супермаркеты, будет мало способствовать национальному единению.

Но чем меньше будут вложения в Север, тем больше будет проблем социально-психологических, относящихся ко второй группе. Эти проблемы связаны с тем, как северокорейцы будут интегрироваться в поглотившее их страну общество.

С увеличением контактов  стало виднее, что на Севере и Юге, возможно, живут разные корейцы, и  ментальность жителей Севера очень сильно отличается от ментальности жителей Юга. Отличаются они и по особенностям языка, - де-факто на Севере и Юге сформировалось самостоятельные варианты литературного языка, что очень серьёзно увеличивает взаимонепонимание. Если верить экс-президенту РК Ким Дэ Чжуну, во время саммита в Пхеньяне в 2000 г. он и Ким Чен Ир понимали друг друга примерно на 80 %.

Более того, даже по росту и виду из-за определённого недоедания на Севере и европейской пищи на Юге северные и южные корейцы довольно разительно отличаются друг от друга внешне, отчего южане уже не воспринимают северян как "полностью своих". А ведь даже краткое разделение на две страны вместе с традиционными и повсеместно существовавшими региональными отличиями приводит к тому, что разделение на "мы" и "они" сразу не исчезает. Более того, это разделение будет подстегиваться трудностями адаптации и тем, что региональные различия между Севером и Югом  глубже, чем, скажем, традиционный южнокорейский регионализм.

Грядущие проблемы хорошо иллюстрируются целой серией материалов, посвященных тому, как адаптируются к современным южнокорейским реалиям те представители КНДР, которым удалось попасть  на Юг. Многие сложности вызваны непривычным для них укладом жизни. Это незнание в "местном" объеме английского и иероглифики, неумение обращаться с южнокорейским оборудованием любого вида, отсутствие требующегося в условиях Юга уровня и качества образования. Как правило, бывшие северокорейцы оказываются на низших ступенях общественной лестницы. По данным корейских социологов, среднемесячный доход семьи перебежчиков был почти в три раза ниже дохода средней южнокорейской семьи. Быть женатым на беженке с Севера непрестижно, и сам этот факт скрывается.

Беженцев при этом упрекают в лени и лживости, особенно – перебежчиков, которые часто активно лгут для того, чтобы повысить свой статус, и готовы изобретать любые мифы, чтобы доказать свою ценность (последнее понятно, т. к. перебежчиков все больше и в среднем отношение к ним все хуже). Северокорейским рабочим приписывают менталитет совковых работяг, которым нужен постоянный присмотр, указывают на их склонность к агрессии и желание решать проблемы силой.

Выходцы с Севера жалуются на дискриминацию, на то, что к ним относятся как к гражданам второго сорта,  на сложности с трудоустройством и стремятся покинуть РК в поисках "еще более лучшей доли". Согласно исследованию, проведенному в сентябре 2004 г.  газетой "Сеге ильбо" среди 100 перебежчиков, находящихся в Южной Корее, 69 % опрошенных сообщили, что хотят уехать за границу. Более того, 33 % респондентов заявили, что вернулись бы и обратно в Северную Корею, будь у них такая возможность. Живущие на Юге северяне считают, что южане "эгоцентричны, корыстны, холодны и  высокомерны к бедным и неудачливым".  "Север живет бедно. Но насколько он беден, настолько же и внимательны его люди друг к другу. Там нет здешнего бессердечия".

Того, что делается для адаптации беженцев к современной жизни, недостаточно даже для нынешней ситуации. Вопрос – как пойдут процессы после того, как сходные трудности будет испытывать треть населения объединенной страны?

Скажется это и на уровне личной безопасности. Если треть населения страны будут составлять люди с иным менталитетом, привыкшие выживать любой ценой и при этом оказавшиеся в нише "корейцев второго сорта", то типичная для современного Сеула картина, когда на скамейке в парке модно оставить ноутбук и вернуться за ним через два часа, станет фантастикой.

В следующей статье буду рассмотрены таке проблемы, связанные с возможным объединением двух государств, как социально-политические и внешнеполитические.

Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН – специально для Интернет-журнала "Новое Восточное Обозрение".

Третьей группой проблем может быть названа социально-политическая. Она касается тех категорий населения Северной Кореи, которые точно не впишутся в новый миропорядок, и речь идет отнюдь не о малой группе номенклатуры, которая разбежится или будет люстрирована. А практически обо всём "среднем классе": военные, инженеры, врачи, учителя и т. п. Именно этот слой в наибольшей степени пострадает от последствий смены режима, поскольку конкурировать с аналогичным социальным слоем Юга он не сможет, да никто этого и не даст.

В случае объединения все эти люди окажутся выброшенными на обочину. Чиновники  - потому что они служили старому режиму, а новый придет со своими кадрами – созданные еще в 1950-е "органы управления северными провинциями" никто не отменял, и чиновники там готовятся вплоть до уровня ректора вуза. Военные – потому что 4-ая по величине армия в мире вряд ли будет кому-то нужна (потому что они не знают современную военную технику). Инженеры и врачи – м. б. потому что они работают с технологиями в лучшем случае 30-летней давности и не знакомы с компьютерной грамотой и английским языком (добавим, что это, в основном, люди старшего поколения, которым вообще переучиваться тяжело в силу их возраста). Практически все состоятельные люди (те самые новые корейские бизнесмены)  также - либо выходцы из нынешней политической элиты, либо с ней связаны, и в случае объединения с Южной Кореей их бизнес рухнет.

Даже если  смена режима НЕ будет сопровождаться охотой на ведьм и сведением счетов, проблемы остаются. Хотя материальное положение северокорейцев улучшится, оно а) улучшится не настолько, чтобы желания совпали с возможностями (те, кто "ждал перемен", рассчитывают на то, что при новой системе все бонусы старой останутся с ними, и, не получив ожидаемого, начинают за него бороться); б) неминуемо будет сочетаться с превращением северян в народ второго сорта или сдвигом их на социальное дно. При этом  по уровню развития демократии (общие свободы, социальные программы, роль и место профсоюзов и т. п.) Южной Корее очень далеко до Западной Германии. Ведь к объединению восточных немцев во многом толкнуло представление о достаточной защищенности масс на Западе. 

Осложняют задачу и  клише "холодной войны". Если, как в случае с Германией, речь будет идти об объединении на идеологической и экономической базе одной из сторон, инерционные тенденции в пропаганде могут сформироваться в полновесный комплекс победителя и побеждённого со всеми его последствиями для общества уже единой страны. Но между немецкими государствами не было братоубийственной войны, которую очень хорошо помнит старшее поколение и на Севере, и на Юге, подсознательно воспринимая другую сторону как врага. Северокорейцы, которые участвовали в войне, абсолютно справедливой с их точки зрения, безусловно,  будут куда более жестко противостоять попыткам Юга навязать им свой образ жизни и тем более выдвигать претензии к ним  как к агрессорам.

С поправкой на разницу в менталитетах это закладывает в общество объединенной Кореи структурную мину небывалой силы, тем более что пропаганда КНДР не работает уж совсем вхолостую. Даже если большинство населения сменит свои взгляды, какое-то количество "истинно верующих" все равно останется, и их будет довольно много. Такое меньшинство способно воспринимать ситуацию как предательство и оккупацию, особенно если вместо примирения и забвения прошлого новая власть все-таки начнет "охоту на ведьм", опираясь на Закон о национальной безопасности, который очень четко говорит о том, что надо делать с членами антигосударственной организации, незаконно захватившей и удерживавшей пять северных провинций (что в случае, если консерваторы будут у власти, более чем вероятно).

В результате мы "наконец" можем получить чучхейских террористов со всем, что к этому прилагается и с учетом того, что последние годы КНА готовилась именно к партизанской/диверсионной войне. Добавим к этому, что в указанную выше страту входит прослойка специалистов достаточного уровня, теоретически  способных  "собрать бомбу на заказ". Пока существует КНДР,  они заняты делом, и целый комплекс моральных и материальных мотиваций удерживает их от работы "на чужого дядю".  Но если Северная Корея прекратит свое существование, эти люди утратят свой привилегированный статус. Рациональным выходом для них в такой ситуации будет бегство за рубеж и поиск спонсора, либо участие в террористической деятельности дома.

Большинство, конечно, уйдет не в террористы, а в криминалитет, который будет способен создать преступные группы, распространенные по всему региону и,  вследствие своего прошлого и полученной боевой и психологической подготовки, способные  оказаться серьезным конкурентом Триаде, якудза и российским браткам. Как отметил один из моих отечественных респондентов, "если они появятся у нас, точно выгонят кавказцев со всего Дальнего Востока России, а, возможно, и из Сибири". 

Сочетание роста социального напряжения, появления криминала и неиллюзорной террористической угрозы естественно приведет к закручиванию гаек. Государство станет куда более полицейским. А с учетом того, что в РК и сегодня за скачивание северокорейской музыки можно получить условный срок, регистрация в интернете проходит по паспорту, а супружеская измена, если не ошибаюсь, еще считается уголовным преступлением, мы можем быстро вернуться к 1990-м годам с полицейскими пытками, преследованием гражданских активистов, разгоном студенческих и профсоюзных демонстраций и т. п.

Последняя группа проблем – внешнеполитические. Они связаны как с тем, какие карты будут разыграны для решения внутриполитических проблем и насколько зависимой окажется объединенная страна от внешнего воздействия.

Первая часть внешнеполитических проблем связана с тем, что американские войска из "увеличенной РК" никуда не денутся. Более того, если объединение случится как итог военного конфликта с участием США, они распространят свое присутствие и на север, выйдя на китайскую и российскую границы, существенно увеличив свое военное присутствие, которое и сегодня, в основном, направлено против России и Китая. Только в этом случае позиции Америки в регионе существенно упрочатся. Корейский полуостров не случайно называют мостом в Китай, и понятно, как такое изменение скажется на региональной геополитике. Интересы и Китая, и России существенно пострадают.

Сюда же потенциальная зависимость от кредиторов объединения, при том, что РФ в этом списке точно не будет.

Вторая часть внешнеполитических проблем будет связана с тем, как "Большой Сеул" будет решать все те свои внутренние проблемы, о которых мы говорили ранее. Поиск внешнего врага и использование националистической карты – весьма соблазнительное искушение, тем более что национализм - единственное, что точно связывает северян и южан. Поэтому стоит ожидать роста "мелкодержавного шовинизма", при помощи которого националисты пытаются компенсировать разницу между желаемым и действительным положением страны на международной арене.

Уже сегодня внутри РК наблюдается ограниченное поощрение тех, кто говорит о территориальных претензиях Кореи к ее соседям, а в перспективе – об объявлении корейскими землями Маньчжурии и Приморья. Несмотря на то, что с точки зрения логики и международного права они выглядят как  требование "вернуть России Аляску", в Корее они воспринимаются как значительно менее маргинальные.

Именно потому тема специфического поведения и территориальных претензий к соседям со стороны объединенной Кореи кажется мне весьма вероятной. Здесь современная Россия может оказаться более лакомой мишенью, чем Китай. Можно и вспомнить мифы об извечной русской угрозе Корее, и возложить на Советский Союз (и его правопреемника – Россию) всю ответственность за раскол страны, создание КНДР и Корейскую войну, и начать выдвигать территориальные претензии: древнекорейское государство Когурё и условно корейское государство Бохай простирались и на территорию российского Приморья за тысячи лет до того, как туда пришли русские – отдайте, это наше!

Заметим, что все эти проблемы мы описывали, исходя из самого благоприятного сценария, при котором если военный конфликт и был, то закончился он быстро и относительно безболезненно. А если нет, то просто напомню, что при неблагоприятной розе ветров радиоактивное облако от уничтоженных северокорейских ядерных объектов достигнет Владивостока примерно через два часа. Остальное, в том числе и внутриполитические последствия для России, пусть аудитория представит себе сама.

Резюмируя: объединение Кореи может быть разным, и последствия его – тоже разными, не случайно с конца 1990-х и до Ли Мён Бака позиция Сеула в этом вопросе сводилась к следующему: "мир (причем под словом "мир" понимался скорее статус-кво) важнее объединения", которое непременно наступит, но не сейчас. Даже "немецкий вариант" приводили в пример  в другом контексте, вспоминая существование рядом двух  таких государств с общим языком и очень близкой культурой, как Германия и Австрия.

А у  объединенной Кореи  проблем  будет  гораздо  больше,  чем  полагают  те,  кто  считает  этот  сценарий  хэппи-эндом.  Как сказал один из преподавателей Центра Исследований Безопасности в АТР (США), если объединение произойдет сейчас, то через 50 лет после этого Объединенная Корея, конечно,  может стать державой уровня Китая или Японии, однако для этого она должна благополучно пережить первые 5-10 лет, что будет чрезвычайно накладно.

И главное, новая страна совсем не будет той Республикой Корея, которую мы знаем, а комплекс связанных с ней региональных проблем (в том числе, затрагивающих Россию) может оказаться не менее острым, чем нынешние, связанные с КНДР. Только решать их будет гораздо труднее.

Так, может быть, лучше придерживаться статус-кво?

Константин Асмолов, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН – специально для Интернет-журнала "Новое Восточное Обозрение".