("Der Spiegel", Германия) Дирк Курбьювайт Праведный гнев в адрес власти, глухой к народу, нынче в Германии не в почете, – спасибо Ангеле Меркель. Она слышит всех. И делает все, чтобы одно из главных чаяний нашего времени сбылось: граждане участвуют в принятии решений. Прямая демократия в действии. Сегодня немцы живут в условиях самой что ни на есть прямой демократии за последние почти 2400 лет, минувшие с той поры, когда жители греческих полисов регулярно собирались обсудить государственные дела. Особых затрат сил и времени от них не требуется: канцлер улавливает настроения народа и действует соответственно. Более комфортный режим правления едва ли возможен.
Ангела Меркель на посту канцлера вот уже шестой год. Со временем начинаешь понимать, как она управляет страной, пора бы уже определиться и с "девизом" ее правления. Сомнения здесь неуместны: это "мягкое канцлерство".
"У нас представительная демократия", – сказала она в четверг 7 апреля где-то между 16 и 17 часами берлинского времени. Это вполне в духе Основного закона: на выборах граждане отдают голоса политикам, которые в остальное время управляют страной. Но Меркель этого правила не придерживается. Втайне от всех она установила прямую демократию, естественным следствием чего и явилось "мягкое канцлерство".
Жесткая позиция канцлера не всегда во благо. В условиях демократии политика рождается из дискуссий, в ходе обмена мнениями. Словечко "баста" может задушить этот процесс на корню не хуже утверждения "Альтернативы нет". "Баста!" – так Герхард Шрёдер любил ошарашить внутриполитических оппонентов. Наречие "безальтернативно", как ни странно, ввела в оборот именно Меркель. При демократии не быть альтернативы не может, и канцлеру это известно как никому. Альтернативу политике Меркель в большинстве случаев предлагает сама Меркель. Она не имеет твердой опоры – и демонстрирует чудеса маневренности.
Краткая история ее канцлерства показывает: в самом начале правления она не решилась настоять на своем видении социальных реформ. Народ был расположен иначе, свидетельствовали опросы и исследования, страна задавалась вопросами справедливости. Оскар Лафонтен "подстегивал" Меркель лозунгами левого толка, и она прилежно раздавала подарки, дабы ублажить страждущих. В первую очередь учли интересы пенсионеров, негодования которых так страшатся политики.
На ежегодном парламентском голосовании Меркель выступала за дальнейшее присутствие немецкого контингента в Афганистане, но в остальное время стремилась, чтобы об этой теме не вспоминали. Ведь большинство граждан против участия бундесвера в военной операции в Афганистане, народной любви на этом не заработаешь. В то же время вывод немецких военнослужащих сделал бы Меркель фигурой, неприемлемой для союзников в Вашингтоне. Ее выбор – политика неупоминания.
И вот на повестке дня Ливия. Восток североафриканской страны взбунтовался против одного из самых ужасных диктаторов современности, вспыхнула гражданская война, но вскоре повстанцы были вынуждены занять оборонительную позицию. Возникла угроза массового кровопролития.
Меркель увидела возможность предложить избирателям в преддверии выборов в федеральных землях Баден-Вюртемберг и Рейнланд-Пфальц альтернативу самой себе и, отказавшись от прозрачных решений, избрала рискованный курс, обрекший ее на бортовую качку. С одной стороны, Меркель выступила против участия немецких ВВС в воздушной операции в Ливии. Однако в Совбезе ООН Германия не проголосовала против резолюции по Ливии, а лишь воздержалась – что все равно привело к изоляции Германии на Западе. С другой стороны, Меркель готова дать добро на участие немецких сухопутных сил в гуманитарной миссии ЕС на ливийском театре военных действий. Понять это не дано, объяснить же можно разве что так: Меркель пытается угодить всем – и немцам, уставшим от войны, и союзникам. Ни позиции, ни твердой опоры в ее действиях не просматривается. Если, конечно, не принять за твердую опору странствующую дюну.
Но ведь должно быть что-то, какая-то платформа, на которой строится политика Меркель. Может, это христианское мировоззрение? Да нет, особой роли оно не играет – в жизненных вопросах канцлер ориентируется, скорее, на биологическую картину мира. Женская солидарность? От случая к случаю – да, но введение квот для женщин представляется ей излишним. Консервативные ценности (как-никак Меркель возглавляет ХДС, ядро которого остается консервативным)? Нет, они-то уж точно не играют никакой роли. Солидарность с восточными немцами? И в этом ее едва ли заподозришь. Остается одно: наука. Долгое время именно это считалось ее изюминкой: женщина-физик, практикующая в политике научный подход.
В первой половине 2007 года Меркель доказала: это так. Стоило ученым опубликовать тревожную статистику об изменении климата – и канцлер отреагировала, ведь речь шла об экспертных оценках, цифрах, диаграммах – неопровержимых фактах. Готовность встать на защиту климата повысила ее популярность: перспективы страшных ураганов и аномальной жары пугали людей. Меркель оказалась в своей стихии. Она смогла заняться политикой, популярной и научно окрашенной одновременно. Ее коньком стала новая энергетика, отказ от угля и нефти в пользу энергии ветра и биотоплива.
Увы, вскоре этот ее порыв прошел. Когда летом 2008 года цены на нефть стали расти, Меркель побоялась напугать своих немцев возможностью еще большего вздорожания энергоносителей, к которому могла привести решительная реформа энергетики. Немного спустя тема забылась. Приверженность науке для нее оказалось куда менее важной, чем популизм. Сегодня не замечать этого невозможно. Как только стали поступать известия из Фукусимы, канцлер спешно распрощалась с мирным атомом, даже толком не заявив об этом публично. Как и в случае с Ливией, немцы стали свидетелями твердой нерешительности. Меркель добилась моратория в отношении семи самых старых АЭС и созвала комиссию по вопросам этики, задача которой – обсудить возможность отказа от ядерной энергетики и выработать для канцлера четкие и надежные формулировки. Случилось это опять-таки вовремя, накануне выборов в землях Баден-Вюртемберг и Рейнланд-Пфальц. Немцы, решила Меркель-популистка, больше не могут мириться с реакторами.
А что же Меркель-физик, представитель науки? Ведь с точки зрения физики фукусимская катастрофа ничего не меняет. Законы ядерного распада незыблемы, остаточный риск никто и никогда не отрицал. И Меркель считала его приемлемым. Она полагала, что человечество может мириться с перспективами катастрофы наподобие фукусимской. Занимать ту или иную позицию незазорно. Вот только теперь нельзя ее попросту перечеркнуть, предать забвению, тем более что всего несколько месяцев назад человек активно настаивал на дальнейшей эксплуатации реакторов, а значит, на "пролонгации" остаточного риска для Германии.
В конце марта Меркель реагировала на соответствующие вопросы до определенной степени вызывающе-непринужденно: дескать, давним противникам мирного атома есть чему радоваться. В стране началась новая эра, и нужно смотреть в будущее, вперед и только вперед. Меркель с радостью говорит о предстоящей реформе энергетики. Ведь теперь она действительно состоится: нет, ну правда, честное скаутское.
С недавних пор канцлер разочаровывает плюс ко всему еще и в интеллектуальном плане. Разумеется, менять свое мнение – это нормально, а подчас даже необходимо. Но тот, кому приходилось пересматривать свои взгляды, в особенности на столь экзистенциальные вопросы, как война или атомная энергетика, знает: это трудно и даже болезненно. И вопросы, на которые придется давать ответ самому себе, будут очень даже нелегкими. Меркель же "оступается", слышится звук падения – и продолжает как ни в чем не бывало. От федерального канцлера, претендующего на гордое звание человека науки, в интеллектуальном отношении ждут большего.
Впрочем, не так давно Меркель сама дала понять, что воспринимает науку не слишком серьезно. Когда выяснилось, что Карл-Теодор цу Гуттенберг большую часть своей докторской диссертации списал у других, Меркель язвительно парировала: она брала на работу министра обороны, а не научного сотрудника. После этого научная элита получила возможность определиться с отношением к своей бывшей коллеге.
Само по себе расставание с атомной энергетикой – дело похвальное. Но в политических процессах важно и то, насколько стороны заслуживают доверия. Своей позицией Меркель делает отказ от собственной позиции, а способом движения вперед – постоянные развороты. Вот-вот зазвучат упреки во лжи, ведь всего несколько месяцев назад канцлер заверяла: ни одна АЭС не останется в строю дольше необходимого. Теперь же старые реакторы, скорее всего, отключат от сети раньше намеченного. Что же выходит: необходимость была не слишком насущной? Продление эксплуатации явилось, в частности, щедрым подарком энергетическим компаниям, которым старые реакторы приносили огромную прибыль.
На позапрошлой неделе Меркель действительно произнесла слово "решительно" – именно так она намерена реформировать энергетический сектор. Но кто ей теперь поверит? Что, если цены на нефть продолжат расти? Если кризис в арабских странах и соответствующие реформы повлекут взрывной рост цен на бензин и электроэнергию? Если народ начнет роптать? Краткая история ее правления не дает никаких поводов для уверенности, что федеральный канцлер проявит постоянство. А увлекать за собой сомневающихся ой как непросто. Почему Меркель такая, какая есть? Почему она так тяготеет к мягкому стилю правления? Почему не имеет ни ярко выраженных амбиций лидера, ни твердой опоры? Для этого есть целых четыре причины.
Первая – проблема системного характера, в которой сама Меркель не повинна. С ней сталкиваются восточные немцы, пытающиеся чего-то достичь в мире, где доминируют немцы западные. В старых федеральных землях многие отказываются признавать годы жизни и работы в Германской Демократической Республике позитивным фундаментом, более того, эти годы становятся поводом для сомнений и подозрений. Таким образом, канцлеру "недостает" 35 лет, которые придали бы ей уверенности в себе, – ведь в политике как раз доминируют западные сограждане. Предшественники, такие как Гельмут Коль или Герхард Шрёдер, нередко ссылались на свой жизненный путь (дети войны, стесненные обстоятельства), привлекая на свою сторону симпатии большинства. У Меркель такой возможности нет.
Причина номер два: Меркель, с другими политиками и с собственными сотрудниками готовая к агрессивным и жестким действиям, в отношениях с общественностью испытывает сильную потребность к сглаживанию острых углов.
Третья причина – в ее взгляде на нас, на немцев. Для нее процесс правления Федеративной Республикой ассоциируется со скачкой верхом не на тигре, а на пугливой лани. Меркель считает немцев народом, мучимым страхами и тревогами, и потому все время пытается нас успокоить. Как ей кажется, немцы боятся войны, радиации, роста налогов, сокращения социальных пособий, вздорожания энергоносителей... Но так ли это? Ведь за время многочисленных кризисов нового тысячелетия немцы проявили завидную невозмутимость. Быть может, для того, чтобы мы верили нашим политикам, надо всего лишь хорошенько объяснять нам суть решений?
Четвертая причина банальна. Меркель очень уж нравится власть, а точнее – пост федерального канцлера. И хочется еще какое-то время на нем оставаться. А значит, лучше не рисковать, настраивая широкие слои населения против себя.
И потому она делится властью, неформально установив прямую демократию. Концепция такова: править, ориентируясь на предполагаемые настроения в народе, картину которых дают опросы. К власти в стране теперь причастны все. Германия образца 2011 года – это страна, в которой правят аж 82 млн федеральных канцлеров. И это самая что ни на есть прямая форма прямой демократии. |
