Берясь писать политические памфлеты, практически невозможно избежать обвинений в политическом заказе и прочих преступлениях против свободной мысли. И должно было произойти нечто поистине замечательное, чтобы побудить меня к этому занятию. Это замечательное я прочел на странице http://www.korrespondent.net/main/153333/ - перепечатка из «Новой газеты» статьи под названием «Большое украинское спасибо Путину» некоего Геннадия Рыбченкова, живущего, как он сам о себе пишет, «в небольшом областном центре, в самом центре страны Украина» и работающего «заместителем главного редактора ведущей областной газеты». Ни города, ни названия газеты автор не упоминает (с чего бы?), ну да это и не важно — какая разница. Статейка выдержана в стиле «наш ответ клятым москалям» и не заслуживала бы, конечно же, никакого внимания, если бы не одно обстоятельство: г-н Рыбченков берет на себя, скажем так, ответственность высказываться от имени всего русскоязычного населения Украины. Смысл, примерно, такой: «спасибо Путину за то, что сделал нас настоящими украинцами». Ну, знаете, думаю я, от моего имени такое пишут — неужто возможно промолчать? И взялся, скрепя сердце, за перо, то бишь клавиатуру.

Если эта статья когда-нибудь будет прочитана украинцами, то они, я надеюсь, простят мне некоторое разжевывание материала, который может показаться им банальным, но россияне, как мы увидим ниже, «одурманенные» собственными СМИ, вероятно, найдут здесь нечто новое и неожиданное. Поэтому перед украинцами я прошу прощения за то, что статья, как и произведение Геннадия Рыбченкова, обращено, в первую очередь, к россиянам.

Хоть и неприятное занятие, но придется, для начала, разобрать по пунктам тезисы заместителя главного редактора, чтобы уж по существу.

«В моем паспорте гражданина Украины записано, что я русский».

Начало немного настораживает. Уважаемый заместитель главного редактора как-то уж очень легкомысленно запамятовал, что в паспортах граждан Украины графа «национальность» начисто отсутствует, хотя имеется текст на русском и украинском языках (очевидно, пережиток имперского прошлого). Иной бы узрел в этом ляпе (а также в вышеупомянутом полуинкогнито замглавреда Рыбченкова) признаки провокации, мифическую природу автора и даже щупальца какого-нибудь Березовского. Но мы не станем на этом заостряться. Бить, как известно, будут не по паспорту, так что…

«Каковым я и являюсь», — поправляется тут же заместитель, сглаживая таким образом напрашивающуюся ассоциацию: «В паспорте-то написано, но на самом деле…» Впрочем, у иных русско-украинцев, действительно, принято себя величать эвфемизмами типа «этнический русский», так что маэстро Рыбченкова можно даже похвалить за известную политкорректную раскованность.

Возвращаясь к туманному месту жительства и работы автора (не на западе, не на юге — «в самом центре» Украины), необходимо прояснить, что центр Украины включает в себя области, традиционно считающиеся колыбелью литературного украинского языка и казаческой государственности XVII в.; иными словами «в центре» или «на западе» — довольно сходные понятия. Центр отличается несколько большей толерантностью к «москалям», чем запад. Находящийся тут же Киев обладает традиционно высокой «самосвидомистю» в силу своего столичного статуса, в то же время являясь островком русского языка посреди преимущественно «украиноязычной» территории. Иными словами — если уж и позволять уважаемому автору расписываться за всех «этнических русских», то, только локализовав их именно в этой исторической области «страны Украина». Не побоюсь предположить, что добрая треть русскоговорящих центральной Украины находится в Киеве…

Геннадий Рыбченков начинает с признаний в любви к российскому телевидению. Телевиденье это так нравится заместителю за то, что подает полностью искаженную картину происходящего на Украине («в Украине», как пишет заместитель главного редактора ведущей русскоязычной газеты). Казалось бы — чему же радоваться? Ан — есть чему. Поистине гомерический хохот автора сопровождает российские передачи о кражах газа Украиной, о марширующих по Крещатику бендеровцах, о стремлении политического руководства за уши втянуть страну в НАТО (о ЕС в последнее время как-то непринято стало говорить — чувствуется усталость от долгого стучания в закрытую дверь — умалчивает о нем и Рыбченков). И уж совсем не знает удержу веселье заместителя, когда он видит как «обличают» российские политтехнологи вымышленное притеснение русского языка «в Украине». Подавая в карикатурной манере творения российских телевизионных ремесленников («…украинцы, на первый-второй рассчитайсь, — первый без НАТО жить не может и дня; второй с характерной хохляцкой ухмылкой тырит в ночи российский газ и складирует оный у себя в погребе рядом с салом…»), автор парадоксально благодарит за все это безобразие лично В. В. Путина, «или его окружение с политтехнологами», которые, очевидно для Рыбченкова, и являются авторами всех этих вымышленных сюжетов. Великая польза от этого для Украины, по мнению заместителя, состоит в невиданном взлете «национального самосознания» или, если кто не понял, «самосвидомости». Признаться, апелляция к нац. самосознанию для меня лично выглядит как-то старомодно. Я прекрасно помню, как эта «самосвидомисть» была поднята на знамя еще в конце кажущихся теперь такими далекими восьмидесятых годов, прекрасно дополняя трогательные газетные материалы, в которых разоблачалось преступное разграбление свободолюбивых украинцев зловещими москалями. Однако от безответственного употребления, а также от наблюдения воочию страны победившей самосвидомости за прошедшие годы сам термин поутратил былую привлекательность и — не знаю как в центре или на западе Украины, — а на востоке стал употребляться с отчетливым сарказмом. Если о ком-то говорят «свидомый», то всем понятно о чем идет речь. При этом известный жест пальцем у виска неуместным обычно не выглядит.

Между тем, от комментариев по газовым вопросам и НАТО замглавреда воздерживается, а, помимо лирических моментов, заостряется на языковом вопросе, что и естественно для человека, близкого к культурному истеблишменту. Итак — языковой вопрос. Мнение Геннадия Рыбченкова по этому вопросу очень простое: такового не существует. Российские телеканалы могут до полного помутнения в мозгах живописать трагическую дискриминацию русского языка, но «пэрэсичный» (слово, перекочевавшее в украинский язык незнамо откуда в последние 9-10 лет), то есть — среднестатистический русскоязычный гражданин «страны Украина» никакой дискриминации не ощущает, чему доказательством служит завидная судьба некоторых заместителей главных редакторов…

«…и я искренне рад, что мой сын в свои пять лет уже владеет двумя языками, и возвращаясь из детского садика, дома без всяких затруднений и резолюций Верховной Рады или Госдумы РФ автоматически переходит на русский, на котором говорят дома.»

Итак, думается мне, мы должны разделить с заместителем Рыбченковым его умиление своим чадом, а заодно порадоваться, что его пятилетнему сыну приходится осваивать такой легкий в понимании язык, как украинский, а не, к примеру, немецкий какой-нибудь или, скажем, шведский. Такое везение выпадает действительно не каждому, и бессмертный солдат Швейк Ярослава Гашека, к примеру, очень даже запросто владел немецким языком, что почему-то не помешало ему олицетворять национальное сопротивление насильственному онемечиванию, чем он выгодно контрастировал с коллаборационистским поручиком Лукашем… В конце концов, упрощенно, языковой вопрос можно свести к следующему утверждению: если ваш ребенок вынужден изучать некий язык, не совпадающий с тем, на котором он говорит дома, значит вашу страну завоевала чья-то армия… Успехи вашего дитяти на этом поприще заслуживают всяческой похвалы, но это мало что меняет в ситуации…

Здесь снова необходимо лирическое отступление. Феномен украинского языка по-своему примечателен. Действительно, в основу его легли диалекты центральной части нынешней Украины, творчески переработанные целой плеядой «просветителей» XIX века: Костомаровым, Кулишом, Шевченко и другими. Любой школьник на Украине еще с советских времен знает замечательное свойство украинского языка: «Як чуеться, так и пышеться» (Как слышится, так и пишется), однако мало кто задумывается, что подобное же качество присуще, к примеру, таким языкам как эсперанто, то есть — совершенно искусственным образованиям, оторванным от исторической традиции, и уж совершенно несвойственно живым исторически сложившимся языкам вроде английского или того же русского. Фактически деятельность незабвенного «Кырыло-мэфодиевського товарыства» свелась к тому, чтобы отобрать из лексикона малороссийских диалектов слова, существенно отличающиеся от русских, а в особо спорных случаях взять польские или даже выдумать собственные термины, в чем, не стесняясь, признавалось современное украинское языкознание, по крайней мере, пять лет назад — когда я еще слушал государственное радио. В результате возник вполне систематический язык, единственная проблема которого была в том, что на нем говорила лишь узкая прослойка «национальной» интеллигенции, а «украинский народ» выступал реальным носителем языка лишь в мифологическом смысле. В настоящее время украинское государство озабочено тем, чтобы внедрить украинский язык в массы с помощью системы образования, средств массовой информации и прочих рычагов воздействия. Опираясь на законодательство, украинский язык вытеснил русский с вывесок и рекламы, объявлений на транспорте, делопроизводства, радио и большей части телевидения. С упорством, достойным лучшего применения, нас пытаются превратить в правильных украинцев. Резонно даже предположить, что такие граждане, как заместитель Рыбченков не считают это дискриминацией и даже напротив — испытывают известное удовлетворение от такого положения вещей (по-видимому, заместитель ничего не имеет против того, чтобы и самому вместе с семьей и своей газетой перейти на дэржавну мову, и даже не совсем понятно — что же ему мешает сделать этот, такой логичный, шаг). Между тем, проблема, стоящая перед украинизаторами — в другом. За прошедшее время в массовое украинское сознание успешно внедрены такие тезисы:

1. Нынешний литературный украинский язык является исконным языком всего населения «страны Украина».
2. Те, кто не владеет дэржавною мовою, сами в этом виноваты, так как предательски отказались от нее в силу имперского насилия над украинской нацией.
3. Изучение украинского языка является возвратом к естественному положению вещей и рано или поздно должно произойти повсеместно.

Не будем апеллировать к истории происхождения современной украинской территории, иначе нам не миновать таких опасных выводов, что существенная часть населения Украины должна была бы сейчас учить татарский. Оставим также в стороне тот факт, что столь обширной территорией наша нэзалэжна дэржава обязана ненавистной империи, ее штыкам, крови и человеческим жизням, а также то, что эта бессовестная империя позволила себе заселить вновь завоеванные «украинские» земли собственным этническим элементом вместо того, чтобы любезно пригласить туда исключительно «щирых» украинцев. Кстати, украинцев ничуть не ущемили в раздаче завоеванных земель — иначе как объяснить тот малоизвестный в России факт, что, к примеру, Кубань многие украинские… как бы назвать… активисты причисляют к исконным украинским землям. Туда же относятся часть Воронежской области, некоторые польские территории и, наверное, еще какие-нибудь сопредельные земли — в подробности я не вникал.

Заметим только одно обстоятельство, которое постоянно выпадает из внимания интеллектуальной элиты, в которой обретается Рыбченков и компания: обучать украинскому языку приходится не только т. н. «русскоязычное» население Украины (читай — отщепенцев и коллаборационистов), а и родное на первый взгляд «украиноязычное», чей язык так и остался набором малороссийских диалектов, в очень разной степени походящим на то «классическое» эсперанто, которое оставило после себя Кирилло-Мефодиевское братство и остальные просветители. Слово «диалектов» здесь следует понимать без каких-либо негативных коннотаций, просто люди так говорят — на своем родном языке — вот и все. Между тем, я лично очень отчетливо почувствовал это обстоятельство на собственном опыте, оказавшись однажды в сельской местности в Сумской области (очень близко к мифическому географическому ядру чистого украинского языка, который народая молва неизвестно почему помещает обычно в Полтавскую область). Так вот — обнаружилось, что тот украинский язык, которому меня обучали в школе и на котором написана вся украинская литература, на который переводится вся литература иностранная, на котором пишется реклама, читаются новости по телевизору, выходят газеты, субтитры на котором сопровождают все еще выходящие на телеэкран русские фильмы, — этот самый язык для общения с коренным населением решительно непригоден. Все местные обитатели, с которыми мне довелось разговаривать, употребляли русские и украинские слова вперемешку, и мой «чистый» украинский выдавал во мне чужака ничуть не меньше, чем русский, на который я и перешел ввиду того, что его и так все прекрасно понимают. Я готов, конечно, поверить, что в Полтавской области, а точнее в ее сельской части, все существенно иначе, и там-то я смог бы наконец-то слиться с народом, но почему тогда этот язык называется украинским, а не, к примеру, полтавским — вот этого я понять не могу. Как обстоит дело с языком аборигенов на западных — столь же «исконных» украинских землях — на Волыни и в Галиции — украинцам объяснять не надо, а специально для русских скажу: с точки зрения украинского языка — плохо обстоит.

Не то, чтобы усилия нынешнего нашего государства не приносили плодов. По моим умозрительным прикидкам в ближайшее время литературный украинский язык сделает своим повседневным разговорным уже не менее 10 процентов украинского населения, из которых исчезающе малую часть представляет убежденная еще с советских времен «свидомая» интеллигенция и ее дети, а остальные — неофиты, подобные Рыбченкову, делающие это назло москалям из тех соображений, что «жизнь — борьба». К слову сказать, современные украинские политики в это число входят лишь своей незначительной частью, несмотря на то, что успешно обучились украинскому языку и не упускают случая блеснуть его знанием с трибуны. Незабвенные «пленки Мельниченко» очень наглядно демонстрируют, что же на самом деле является родным языком для политического Олимпа (отнюдь не русский, но и украинским не назвать).

Следует упомянуть, конечно, главный механизм внедрения украинского языка (под «украинским языком» будем понимать то, на чем говорит телевизор) — образование… По всей видимости, Рыбченков и подобные ему заместители главных редакторов под словом «дискриминация» понимают некую систему насильственных действий: скажем неспровоцированное закрытие его газеты — это была бы дискриминация, полицейское преследование за употребление русских слов — тоже дискриминация. В этом смысле на Украине дискриминации, разумеется, почти нету («почти» — это не для красного словца — «Русское радио» на Украине, по меньшей мере частично, вещает на украинском языке — и, насколько мне известно, не по своей воле). И хотя я не так ориентируюсь в телеэфире, как уважаемый заместитель, но рискну предположить, что российские каналы, говоря о дискриминации русского языка, тоже имеют в виду нечто иное. К примеру — постоянное сокращение числа школ с преподаванием на русском языке. Тут выработан довольно интересный механизм: ввиду общего уменьшения численности детей школьного возраста некоторые школы подлежат закрытию, учителя — увольнению и так далее. Стоят рядом русская и украинская школа. Какую закроют первой? Думаете — будут спрашивать мнение населения на этот счет? Увы — никогда о таких опросах не слышал. А теперь поставьте себя на место директора русской школы, у которого есть альтернатива: добиться перевода школы на украинский язык или распрощаться с ней навсегда… Кроме того, практикуется и «ползучий» вариант украинизации образования. Во многих школах часть параллельных классов обучается на русском, часть — на украинском. Стоит задача сформировать классы. Как вы думаете, какого рода дети попадут в русский класс? Понятное дело, Иванов, Петров и Рыбченков будут записаны в «украинцы», поскольку соображают быстрее своих товарищей и сумеют в конце концов понять украинскую математику с физикой почти так же, как русскую. Но что делать с разгильдяем Пупкиным, который и по-русски-то учиться не желает? Результат очевиден — русские классы становятся убежищем для самых отстающих. Между тем, помимо таких вундеркиндов, как сынишка Геннадия Рыбченкова, мне все больше почему-то попадаются примеры прямо противоположные: нынешние дети не владеют удовлетворительно ни одним языком — украинским по прежнему кое-как, а русским — только устно, потому что письменный, обучиться которому негде, поистине ужасен. Остается надеяться, что когда быть «падонком» войдет в норму, эта проблема отпадет. Так украинизация оборачивается «падонкизацией» общества. Повторю, что эта проблема стоит не только на Востоке и Юге, а и на всей остальной территории Украины, хотя, возможно, и не так остро.

Возвращаясь к бессмертному манифесту Рыбченкова, замечу, что остальное в его произведении — набор достаточно заезженных тезисов, известную свежесть и остроту которым придает то, что произносятся они от имени именно русскоязычной Украины. Обращает на себя внимание ряд интересных моментов. По словам заместителя все русские (утомился я писать «русскоязычные») вместе с самим Рыбченковым воспылали чувством украинской самосознательности именно под воздействием бездарной российской пропаганды — в отместку за необъективность. Следует понимать так, что — не будь пропаганды — и с самосознательностью на Украине было бы не очень. Кроме того, замечено, что Рыбченков, объехавший всю страну, в том числе — западную ее часть — имеет своими друзьями «большинство — русскоязычных» граждан. Даже странно слышать такой неполиткорректный ляп. Я понимаю, что иметь друзей-негров или китайцев в нашей стране непросто — их относительно немного, но куда же подевались «украиноязычные» украинцы? Неужто такой патриот как Геннадий Рыбченков заводит себе друзей по языковому принципу? Вдумчивый читатель, вдумчиво дочитавший до этого места, конечно, отвергнет эту мысль. Просто с подлинно украиноязычными товарищами у нас такой же примерно напряг, как с неграми — их просто маловато будет. Трудно сдержать слезы умиления, читая как Геннадий подсадил все мобильные телефоны в своем окружении на украинский национальный гимн. Жаль, что до нас в Харькове эта волна еще не докатилась. Мне было бы интересно наблюдать глаза своих друзей (увы — тоже сплошь «русскоязычных»), если бы у нас в компании чей-то мобильник заиграл «Ще нэ вмэрла».

«Мои корни под Новосибирском и Тамбовом, родился в Германии, жил в Армении, живу в Украине и люблю эту страну, несмотря на то, что говорю и думаю по-русски. И горжусь тем, что я - украинец.»

Так, со скромным пафосом, хотел было закончить свое произведение заместитель главного редактора. И чувствуется, как повезло Украине, что в силу фатальных обстоятельств из Геннадия Рыбченкова получился не преданный россиянин, немец или армянин, а именно украинец. Несмотря на глупые и несуществующие записи в паспорте и, вроде бы, противоположную исходную посылку. Противоречие было бы легко разрешимо, если бы в украинском языке существовало такое различие в терминах, как «русский — россиянин». Трудно удержаться от того, чтобы последовать примеру украинских просветителей позапрошлого века и добавить новое слово в украинский лексикон. Пусть это называется «украинянин». Отнесем сюда тех граждан Украины, которые, оставаясь русскими (по языку, культуре и менталитету), всеми фибрами души стремятся дистанцироваться от России.

Хотел украинянин Рыбченков закончить свое произведение, да не смог удержаться от постскриптума. В былые времена, когда письма писали на бумаге и, закончив письмо, вспоминали нечто важное, добавляли постскриптум, чтобы не переписывать письмо заново. Теперь же — в компьютерный век — постскриптум, конечно, играет другую роль: если что-то важное или особо едкое крутится на языке, но никак не хочет интегрироваться в основной текст, его можно вынести в постскриптум и избавиться от ненужных мук творчества. Очевидно, в постскриптуме мы видим давно накипевшие у главного заместителя слова, которые ему, как «щирому» украинянину, не сказать было никак нельзя:

«Поверьте, выражение "кляті москалі" перестает быть шуточным, и не только когда народ говорит о газоснабжении…»

Уже и дураку понятно, что как в газоснабжении, так и в его отсутствии виноваты «кляти москали». Теперь же они провинились и во всем остальном, о чем безо всяких шуток заявляет глашатай народа Геннадий Рыбченков. Из статьи понятно, что главная вина (она же — заслуга) клятых москалей — это взрыв украинской (в данном случае — украинянской) самосвидомости, что, конечно же, будет вести нас в светлое будущее еще быстрее, чем до сих пор. Из постскриптума же видно, что высшим проявлением этой самосвидомости является наша крепнущая решимость швыряться в клятых банановой кожурой.

PS: Продолжая традицию нового украинского редакторского дела, вынесем в постскриптум некоторые соображения, выходящие за рамки простой критики движения украинян. При всей провокационности рассмотренной статьи (одна моя знакомая — добрейший человек — сказала, что когда ей попадаются такие как автор, у нее возникает желание «дать им под дых» — точнее не скажешь), так вот — при всей провокационности и ощутимом опьянении от революционной эйфории — нельзя не признать, что такие субьекты действительно попадаются. Я смог навскидку припомнить не менее одного своего приятеля, обладающего взглядами, сходными с незабвенным визави. При том, что 90% остальных моих друзей придерживаются достаточно инертной и нейтральной политической позиции. Берусь утверждать, что именно такие люди, собственно, и являются украинским народом, а вовсе не украиняне, как хотел бы преподнести Рыбченков. Я часто мог слышать, что со мной люди в общих чертах согласны, но не видят необходимости афишировать свои взгляды. И не из-за опасений за свою безопасность — до этого, кажется, еще не дошло. А просто «нэзалэжнисть» Украины, превратившуюся уже давно в самодовлеющую идею, как-то не принято оспаривать. Она рассматривается как данность и — не буду кривить душой — по прежнему поддерживается, хоть и не подавляющим, но большинством населения. При этом, общественное сознание, как ему и положено, оперирует, преимущественно, симулякрами (сущностями, лишенными объективного содержания). Обыкновенными при разговоре о независимости симулякрами являются: Советский Союз, социализм, коммунизм, Запад, демократия, тоталитаризм ну и собственно «нэзалэжнисть». Безусловно больными вопросами для всех являются: «Что принесла нам «нэзалэжнисть»? Что было бы, если бы она не наступила?». И вот тут многие украинцы, включая украинян, прибегают к иррациональному, на первый взгляд, приему: начинают сравнивать нынешнее положение Украины с положением Советского Союза двадцатилетней давности. Не могу сказать обо всем народе, но в интеллигентских кругах, где, собственно, подобные споры и имеют место, обычно приходят к выводу, что «теперь стало лучше», и что возврата в Советский Союз они не желают, а значит украинская независимость принесла свои положительные плоды.

Очевидную ущербность такой постановки вопроса не нужно доказывать. Когда у меня начинают спрашивать: хочу ли я возврата пионерской и комсомольской организации, прослушиваний телефонных разговоров и безальтернативных выборов, — я теряюсь. Не от того, что мне сложно ответить, а от того, что отрицательный ответ расценивается как безусловная поддержка независимости Украины. Можно спорить до хрипоты, убедить человека, что он говорит о разных вещах, а он тебе, в конце концов, заявит что-нибудь в духе «я в очереди за колбасой настоялся в свое время — теперь хоть этого нету». Сплетая и расплетая пальцы, ты будешь доказывать, что Украина, которая была в СССР одним из самых привлекательных для жизни мест и превосходила ту же Россию по благосостоянию, теперь в полтора раза отстает от нее по уровню ВВП на душу населения, а это нельзя рассматривать иначе как полное фиаско, которому мы обязаны исключительно своей независимости. Но в ответ ты услышишь, что человек был у родственников в России, и, судя по тому, как они жалуются на жизнь, пришел к выводу, что у них все ничуть не лучше, чем у нас. Другим доводом является то, что русские выкручиваются за счет высоких цен на нефть. При этом, по-видимому, предполагается, что нефть эту они у нас несправедливо отобрали, либо что мы ничего не знали об отсутствии у нас нефти, когда боролись за «нэзалэжнисть».

Примечательно в этом всем одно простое обстоятельство: все дебаты по вопросу независимости лежат исключительно в колбасной плоскости. Почти никто из тех, с кем мне доводилось обсуждать вопрос, никогда не апеллировал к национальному самосознанию или каким-либо другим отвлеченным материям. Исключением являются, конечно, клинические «рухманы» (прозвище дал мой преподаватель общественных дисциплин в институте). Заместитель Рыбченков, как и прочие украиняне, к ним не относится, и вряд ли ему бывает лестно слышать лозунг «Украина — для украинцев». Благо, как и всякие трансцендентные идиоты, рухманы составляют незначительное меньшинство населения, думается, даже в западных областях, где, как и повсеместно, Рух не набирает на выборах и трех процентов голосов. Для остального населения понятие независимости имеет кулинарную природу. Наша любимая национальная элита, конечно, имеет тут свои соображения, но народные чаяния ей очень хорошо известны, а поэтому чувствительные аргументы для народа всегда рассматриваются через призму желудочного сока. Мне не кажется, что украинский народ здесь чем-то отличается от какого-либо другого. Разве найдется человек, который прочел бы рухманскую листовку о том, что — если бы не кабала СССР, то по углю и стали мы давно уже обскакали бы Германию, — и остался бы равнодушным? Перед такой аргументацией бледнеют даже ужасы о Чечне и необходимости там воевать — будь мы в составе России. Прошу заметить — как вариант, нахождение в составе России рассматривается без какого-либо внутреннего неприятия, но Чечня — увольте. Впрочем, по мере затухания конфликта на Кавказе, и Чечня потихоньку перестает упоминаться в числе аргументов (хотя Рыбченков, конечно, не мог удержаться). Действительно: ведь если это главный дистанцирующий фактор, то его исчезновение сводит наши доводы к нулю… То, что Чечня является частью того же процесса в СССР, который привел и к отторжению Украины, обычно не осознается. И то, что независимость Украины является таким же горьким плодом поражения империи в холодной войне, как и сепаратистский мятеж на Кавказе — не рассматривается. Напротив — победа украинского народа в своей извечной борьбе… и т. д. Никто не любит осознавать себя предателем, и это понятно. Точно так же никто не любит признавать собственной глупости…

Тем кто бывал в России в середине девяностых и видел на рынках украинцев, продающих за гроши вареную колбасу и хлеб (!), мрачных, озлобленных, унизительно прячущихся от милиции, должен поневоле задаться вопросом: где же обещанные плюшки? Вот — мы теперь не кормим москалей, как раньше, отчего же мы везем к ним контрабандные продукты, чтобы как-то выжить, а не наоборот? Почему у них хватает денег на все, а мы получаем зарплату продукцией заводов, на которых работаем? Кто кого кормил, в конце концов? Но мы проголосовали за свою независимость на референдуме (это отдельный вопрос, но факт остается фактом), и что же — признать, что мы сами себе враги? Вряд ли есть народ, который на это способен. Можно, конечно, рассказать, что именно союз с Россией отбросил нашу вполне себе европейскую нацию в развитии на многие годы, а теперь нам приходится наверстывать. Но почему же Россия наверстывает это успешнее нас? Из-за нефти? Отчего же наша хваленая независимость, ради которой мы отказались от этой самой нефти, не стала нам подспорьем? Разве не для того мы освободились, чтобы, сбросив балласт, умчаться в европейское прекрасное далеко? А если нет, то в чем смысл независимости? Много вопросов — мало кто их себе задает.

Необходимость пряника для народа элитой осознается прекрасно. Пусть и недоступного пока — где-то за горизонтом, но он должен быть. И он есть. Конечно же, как только нас примут «обратно» в Европу, тут-то мы и разойдемся. Что при этом произойдет на самом деле — опять таки — никто отчетливо не представляет. Но то, что в Европе хорошо, а в России — бодя — это известно каждому. А НАТО — это не более чем побочный продукт в нашем стремлении к кисельно-молочному раю. Глядишь — после принятия в НАТО — мы легче сойдем за своих. На самом деле это главный и практически единственный мотив в нашей натовской ориентации.

Переломить эту ситуацию я лично не вижу не только возможности, но и необходимости. И вот почему: Если не прибегать к теориям иррациональных мотиваций, а вместе с народом разглядывать мир сквозь желудочный катетер доктора Павлова, то альтернатива становится вполне обоняемой (не осязаемой, конечно, потому что находящийся за горизонтом пряник можно только обонять). Так вот — народ, который, как известно, мудр и все такое, видит две точки притяжения (для простоты будем рассматривать украинский народ как единое целое): с одной стороны Россия, подобно нам едва выкарабкавшаяся из чудовищного коллапса, тщательно демонизированная официальной пропагандой и вообще — ничего необычного в силу длительного совместного существования собой не представляющая, и уж точно не сулящая ни молочных рек, ни кисельных берегов; с другой — т. н. Запад, который, как давно известно, «нам поможет», причем — с радостью — уже хотя бы из своего органического желания показать России нос (последнее обстоятельство мудрым народом осознается вполне отчетливо — можно не сомневаться). Как поступит обыватель? Обыватель просто сравнит уровень жизни западного жителя с уровнем жизни российского и, за неимением других критериев, выберет то, что ему покажется боле привлекательным. Желаете западного благосостояния — пожалте на Запад, желаете, извиняюсь, прозябать — на Восток. Зафиксируем этот акт простого бытового силлогизма потоком демагогии с телевизионного экрана — в результате получим полную невозможность восстановления с Россией приемлемых взаимоотношений и абсолютное презрение к ничтожной синице в руках по сравнению с величественным журавлем в небе.

Сейчас я скажу нечто такое, что полностью примирит меня со всеми украинскими гражданами, вместе взятыми (включая тех, кто уже записал меня в агенты Москвы): главным, а по-видимому — и единственным барьером, разделяющим нас с Россией, является не разница в менталитете, не национальное самосознание, ни одна из черт загадочной русской или украинской души. Главный барьер — это тривиальный шкурный интерес — желание больше есть и слаще спать — и убеждение, что независимость открывает дополнительные возможности в этом направлении. И в тот самый момент, когда (если) фундаментальная посылка об отставании России от Запада изменится на противоположную, Украина с поразительной быстротой вновь обернется другом и братом навек. Если, сравнивая Запад с Россией, мы найдем Россию привлекательнее, то никакая пропаганда не заставит нас ломиться в закрытые двери ЕС, стремление в НАТО, и без того не находящее в народе отклика, будет восприниматься не иначе как нездоровый юмор, а ветераны УПА, если доживут, снова попрячут свои австрийские кепки до лучших времен. Кто-то на Украине воспримет эти слова с надеждой, кто-то — с сарказмом. Но почти никто не станет отрицать, что в случае, если Россия обгонит Запад по благополучию и богатству, этот сценарий неизбежен. Русские могут сделать для себя только один вывод: судьбы России вершатся не вне, а внутри самой России. Внешняя политика может быть сколь угодно жесткой или мягкой — пусть об этом болит голова у кремлевских стратегов, но борьба за души граждан отколовшихся имперских окраин ведется не где-нибудь, а в самой империи. Если сами русские будут жить лучше, чем их соседи, от друзей не будет отбоя, если это им не удастся — на этом имперская история России закончится. К моему лично удовольствию, понимание этого наступает все отчетливее.

Для Украины из всего этого следует один неутешительный вывод: все, что будет предпринимать теперь Россия — вытекает из ее собственной — и более ничьей — выгоды. Восклицания типа «вы же братья наши», отныне не работают. Загляните на любой политический форум, где бывают русские — 90% всех посетителей проникнуты этим убеждением: хватит кормить хохлов и прочих «братьев». Именно с такой Россией, протрезвевшей после цветных революций с их лозунгами «Чемодан — Вокзал — Россия», придется теперь иметь дело Украине. Хорошо это или плохо? Как видим — украинянам это неприятно. Но когда я узнал реакцию на газовые войны, к примеру, обычных рабочих на заводике по производству окон у нас в Харькове — был немало удивлен. Вместо обвинения «клятых москалей», общим мнением была единодушная радость за Россию, которая больше не позволяет ездить на своей шее…

По примеру Рыбченкова, расскажу и о том, что думаю и чувствую я лично. Меня не мотало по армениям и германиям — я родился и вырос на Украине. Есть у меня в жилах и русская, и украинская кровь, если имеет смысл делать между ними какое-то различие. И страну эту я люблю не меньше заместителя-украинянина, да только, в отличие от него, я делаю различие между страной и паразитирующим на нем государством, которому нет никакого дела ни до своего народа, ни до его благополучия. Государством, которому от роду меньше, чем мне, и чье право определять — что я должен любить, а что — ненавидеть, на каком языке мне разговаривать, на каком — учить своих детей — я никогда не признаю. Как, в общем-то, не признаю и саму легитимность этого государства. Много ли таких, как я, на Украине? К моему сожалению — не очень, хотя, думается мне, и не меньше, чем украинян. Даже от людей, чье мнение мне не безразлично, я нередко слышал, что при таких взглядах, мне имеет смысл отправиться жить в Россию. Но кто это говорит? И что говорили эти же самые люди семнадцать лет назад? И что они скажут еще через семнадцать лет? Да зачем так далеко ходить: совсем недавно — во время «оранжевой революции» — как я сам, так и многие мои знакомые были поражены тем, как многие наши друзья, уехавшие в последние годы в Киев, демонстрировали столь парадоксальную смену взглядов, что сказки о наркотических апельсинах имели в Харькове хождение на полном серьезе. Нет уже оранжевого единства, Янукович возглавляет правительство при Ющенко, эйфория улеглась — и, думается мне, те же наши друзья вспоминают свой революционный энтузиазм с некоторым недоумением.

Так что же — «завоюет нас Путин» или нет? — зададим себе вопрос вслед за персонажами статьи Рыбченкова. Что тут ответить? Путины приходят и уходят — никто не знает, что произойдет. Хотелось бы только, чтобы как жители Украины, так и все остальные народы хотя бы понимали отчетливо чего они хотят добиться, в чем состоят их настоящие интересы. А там - река истории увлечет нас в новый водоворот, и, в любом случае, каждое следующее поколение будет все также смеяться над глупостью предыдущего.