И стало слышно, как по всем коридорам и переходам корабля раздаются мелкие быстрые шаги — бегут ашиклеки. Два человечка внезапно выскочили из-за угла и промчались мимо, прижимая к пузатым животам пустые миски».

К. Булычев, «Пленники астероида»

«- Я хочу ЖИТЬ! Я хочу сейчас съесть что-то — и съем. Я понимаю, вредно. Ну что делать? Я хочу.»

Александр АБДУЛОВ: Я хочу жить так, как нравится!

…Под Рождество мне пришлось стоять в очереди за хлебом. Да еще к тому же на улице. Потому что в булочную очередь не вмещалась.

Нет, дело было вовсе не в «годы застоя» в СССР, на дворе стоял 2007 год, а происходило это в самой что ни на есть разблагополучной Западной Европе. Почему очередь? Да потому что магазины закрывались на два дня (а точнее, на один, так как 26-го декабря многие магазины уже работают)….

Очереди бывают здесь не только под праздники. Практически каждый уикэнд (а особенно в конце месяца после зарплаты!) в ближайшем супермаркете народ хватает все «напомах». Полки заполнять там полагается во вторник утром, и поэтому с середины дня в воскресенье и весь понедельник магазин представляет собой печальное зрелище. Ну, а уж если идет распродажа и снижают цены — тут начинают хватать что нужно и что не нужно, только что полки из прилавков не вырывают! «Только вперед, а там разберемся!»

Нас, конечно, этим не удивишь. Когда у нас были такие цены, что большинство населения могло себе позволить хорошо питаться, и у нас такое было. Просто, оказывается, прилавки-то полны не там, где существует какое-то неисчерпаемое изобилие, а там, где на достаточно высоком для предотвращения полного опустошения магазина уровне поддерживаются цены!

Но все-таки капиталистический потребитель отличается от потребителя советского коренным образом. Своим отношением к потребляемому. Кратко это можно выразить формулой «при социализме потребляют, чтобы жить. В „свободном мире“ рынка — живут, чтобы потреблять». И остальные жизненные позиции здесь тоже берут начало именно в этой отправной точке.

Советский потребитель часто брал товары про запас, на всякий случай (благо цены позволяли!) и потом берег купленное «на черный день». Западный — нагружает полные тележки для того, чтобы половину через пару дней выбросить на помойку. «Меня просто тошнит, когда я вижу по скольку они здесь всего хапают!» — с презрением сказала мне как-то о дублинцах знакомая югославка. — «Как только самим не противно!»

Действительно, противно. Похоже на дорвавшуюся до «сладкой жизни» соседскую тетю Тоню («из навоза, но с маникюром»), о которой ее собственный супруг-бизнесмен с отвращением рассказывает: «Семги обожралась, лежит на полу, пердит и стонет, скотина!»

Здесь не только постоянно обжираются, а потом изо всех сил стараются похудеть. Здесь еще и не чинят сломавшиеся телевизоры, не умеют зашивать дырки на одежде и выбрасывают на улицу хорошую еще мебель. А если благотоворительный магазин слишком далеко от дома, то в бачок с мусором летит и новая совсем еще детская одежда, из которой дети выросли. И такое же отношение — не только к вещам, но и к людям: вчера еще девочки с ходили с ума по поп-группе «Х», а мальчики развешивали по стенкам постеры с актрисой «Y», а сегодня уже постеры эти на помойке, а девочки стонут по поп-звезде «Z»… А позднее «в утиль» домов престарелых будут списаны и их родители: когда окажутся слишком старыми, чтобы от них была какая-то польза. Тем более, что они к тому времени уже поживут в свое удовольствие на пенсии — брезгуя тем, чтобы заниматься с внуками. «Я не я, и лошадь не моя».

Ну что ж, «у каждого свой вкус, никто никому не указчик, кто любит арбуз, а кто — свиной хрящик»… Но это, видно, только нам не полагается быть указчиками. А «цивилизаторы» и Конституцию подсказывают как нам переписать, и к соблюдению международного законодательства призывают нас, оккупируя сами при этом вот уже 5 лет суверенную страну, в которую они вторглись под ложным предлогом…

Без шоппинга для западного потребителя нет жизни — как для обитателя планеты Плюк в жизни нет цели без цветовой дифференциации штанов. Шоппинг — не просто его единственное развлечение. Лиши его шоппинга — и вот тогда он действительно пойдет на баррикады! Ибо шоппинг — это его ежедневный «fix», его наркотик.

Сам он, как и любой наркоман, этого не видит и не признает, считая свой образ жизни здоровым и единственно правильным. Вот, например, как видит людей с другой, непотребительской системой ценностей англичанин Эндрю Холловэй: «В Северной Корее немного того, что мы, все остальные называем жизнью, в которой можно участвовать. Для большинства людей в реальном мире (курсив мой — И. М.) основой жизни является частная жизнь с семьей и друзьями. Вне зависимости от того, испытываем ли мы к своей работе отвращение или воспринимаем ее как глубоко нас удовлетворяющую, мы тем не менее склонны рассматривать ее в первую очередь как средство заработка для жизни. Спросите северного корейца, из чего состоит его жизнь, и он скорее всего ответит вам, что он участвует в строительстве новой жизни, в революции. … Это еще и потому, что жизнь в Северной Корее мало больше из чего состоит. Там нет практически ничего другого, кроме дома и рабочего места. В коммунистической идеологии частная жизнь личности может считаться важной и необходимой, но она второстепенна по отношению к его общественной жизни как работника и члена коллектива. … Люди в Северной Корее вообще-то слишком заняты революционным строительством, чтобы у них было время на что-то большее, чем час-другой перед телевизором перед сном».

Знаменитый британский сарказм так, извините за выражение, и прет. Наряду с не менее печально известными британским снобизмом и высокомерием.

Но смеяться хочется только над инфантильной категоричностью автора. Для него реален только его мир. Все, что от этого мира отличается, он подсознательно считает либо фальшивым («пропаганда»), либо просто отбрасывает как не имеющее право на существование. «Чего хотел? Бассейн с Пе-Же?»- это уровень мышления таких, как он.

То есть, если человек видит в работе большее, чем только средство для того, чтобы выжить, значит, у него что-то с головой. Если в обществе нет пабов (баров), публичных домов, казино, «МакДональдсов», ночных клубов, шоппинг-центров, «мыльных опер» по 300 серий, ежедневных игр с примитивными вопросами (впрочем, для таких, как он, и эти вопросы оказываются достаточно сложными!) и реалити- и ток-шоу по телевидению, не говоря уже о рекламе, то значит, в этом обществе нет НИЧЕГО. Театры, музеи, выставки, кино, библиотеки, ботанические сады, кружки для занятий по интересам (от музыки и танцев до спорта и вышивания гладью), музыкальные школы, парки, цирк (причем все это либо совсем бесплатное, либо стоит очень немного!) — это все, оказывается, «нельзя назвать жизнью»! А перед телевизором обязательно надо сидеть чуть не до рассвета. Желательно с тарелкой картошки с рыбой в руках и с баночкой пива. Толерантен капиталистический обыватель к чему угодно — к проституции, к наркотикам, к молодежному хулиганству, — но только не к тому, кто действительно глубоко отличается от него самого системой жизненных ценностей. Столкнувшись с подобным, он мгновенно становится нетерпимым и агрессивным. «Или с нами, или против нас».

Обертка и бренд для него важнее качества — так же, как и в целом в его обществе форма важнее содержания. (А я все время подсознательно помню: у нас в СССР рекламировалось только то, что было никому особенно и не нужно!)

В нашей стране такой вид потребителей (мегачелов, как они себя теперь любовно именуют) — явление в масштабе истории довольно новое, хотя присущая им агрессивность нам уже хорошо знакома. Сами они, все эти 35—45 летние «дети перестройки», по-прежнему именуют свое поведение «молодым напором» — забыв, видимо, что «молодая была давно уже не молода»… Конечно, они не на пустом месте возникли — но помню, как сильно удивило меня, когда мне в первый раз кто-то из соотечественников с завистью сказал о голландцах: «Эх, они там умеют отдыхать!» — именно в таком контексте, которого так позарез не хватало в КНДР Эндрю Холловэю.

Все мегачелы уверены, что «вкалывают как папа Карло» — и именно поэтому «достойно зарабатывают», в отличие от «лохов» — рабочих, крестьян, учителей… Ни один из них не задумывается над тем, а какая же, собственно говоря, практическая польза от его «ударного труда» народу или стране. Для него показателем пользы является его собственное денежное вознаграждение, а не конечный продукт его труда. Если бы им больше платили за зачистку нашей территории от «аборигенов», они уже давно бы начали снимать с нас скальпы….

А собственный продукт его труда — посмотрите, его же просто нет! Мегачел не создает ничего. Кому на Руси польза от повышения продаж прокладок с крылышками, выкачиваемой нефти или вульгарного трепа по радио? Белка в колесе, наверно, тоже уверена, что трудится не покладая лап. Особенно как набьет себе за щеки орехов.

Так вот и живут «цивилизованные люди», именующие себя «весь мир». Сначала жрут все, что душа захочет — а потом жрут таблетки, чтобы похудеть и платят сотни фунтов/ долларов/евро за то, чтобы записаться в спортзал («фитнесс-клаб») на тренажер. Сначала залезают в долги по кредиткам («не могу пройти мимо этого платья… и того… и вон того тоже…!») — а потом работают только для того, чтобы рассчитаться с долгами. (Иногда человека можно и нужно охранять от самого себя. Мы в советское время просто не смогли бы влезть в ТАКИЕ долги при всем желании — нам бы никто не дал в них влезть, хотя покупки в кредит у нас всегда были!). Сначала зарабатывают себе стресс всем своим «цивилизованным» образом жизни (например, с хулиганами здесь бороться нельзя — это нарушение их прав человека! Или неизбежные при капитализме сокращения рабочих мест: «неуверенность в завтрашнем дне», как писали в свое время советские газеты — это вовсе не выдумка. «Любой из нас — всего лишь 3—4 зарплаты от того, чтобы стать бездомным!»- приветливо встречает по утрам идущих на работу огромный плакат в центре города) — а после бегут на рынок адвокатов и психотерапевтов, где их уже ждут с распростертыми объятьями, только поспевай чеки выписывать…. Или летят «оттягиваться» куда-то, сметая все на своем пути.

И детей воспитывают так же — «чтобы у них было все, что есть у других», «чтобы их в школе не дразнили». Когда им говоришь: «А почему бы не воспитать ребенка так, чтобы ему было все равно, что там о нем кто-то говорит, и чтобы ему самому не хотелось иметь то, что ему по большому счету не нужно?», они впадают в ступор. А ведь такое воспитание вполне возможно. Мне в школьные годы было совершенно неведомо, что такое «peer pressure» (давление со стороны членов своего круга (в особенности, сверстников, одноклассников, однокурсников, одногруппников) — И. М.) Мне было абсолютно все равно, что там носит Ленка Н., или с кем там целуется Татьяна Е. Чтобы у меня на этой почве был стресс?! А уж если бы мне кто-нибудь сказал, что мне надо попробовать курить или пора завести себе бойфренда, потому что «у всех они уже есть, а у тебя нету», я бы собеседника так засмеяла, что от него бы только пух и перья летели! Я не стремилась в 15 лет выглядеть и вести себя на 20 только потому, что кому-то там другому очень не терпелось вырасти.

«Я знаю, чего я хочу. И я хочу этого прямо сейчас!» (и буду это иметь, пусть хоть весь мир летит в тартарары!) — поучает будущего мегачела с младенчества реклама. Бедняжка, он думает, что это он хочет того или другого… А на самом деле чего он хочет сегодня, а чего захочет завтра, давно решил за него рынок. Рынок делает его рабом, но он этого упорно не видит. И продолжает считать себя хозяином жизни. «Я себе сегодня такой прибамбас отхватил! Обзавидуетесь!» …

Их зашоренное мышление воспринимает любое негативное отношение к ним как «зависть» («Так что ж вы лезете со своей завистью, своими комплексами… к тем, кто чего-то в жизни добился повсюду?».). Так и вспоминается капиталистическая классика: Дж. В. Буш с его «они завидуют нашей свободе»!

А мне их жалко. Когда я встречаю, к примеру, американца (а тем более — такое редкое существо, как американец прогрессивный), мое сердце просто разрывается — не от ненависти, а от жалости. Как к страдающим неизлечимой и прогрессирующей болезнью. Сын за отца не отвечает, — говорю я себе. Эти люди — продукты своего общества. От некоторых людей нельзя требовать слишком многого.

Какая тут может быть зависть? Завидуют тем, на чьем месте сами мечтают оказаться. Бог с вами, ребята, если вам нравится такая жизнь, да живите! Но вы же упорно ее навязываете нам всем! Я знаю, что такое удовлетворение от купленной вещи. И оно не идет ни в какое сравнение со счастьем, испытанным от того, что у тебя есть единомышленники. От того, что твоя работа оказалась кому-то нужна. От хорошей прочитанной книги. От того, что ты просыпаешься, не задумываясь о том, что завтра тебе надо заплатить по счетам.

Но мегачелы, в особенности отечественные — зачастую хамы, а хамов просто необходимо ставить на место. Желательно без хамства — и с улыбкой. Причем хамы они невежественные и своим невежеством кичащиеся. «Ну точно учитель, прямо слово в слово сходиться:) Ну удачи вам в борьбе за грамотность. Дело не плохое».

В советское время невежественных людей было не просто меньше, чем сейчас — они еще и не были так заметны, потому что не старались быть заметными, чувствуя свою интеллектуальную неполноценность, и старались «подтянуться» — подучиться. В наше же время они составляют энциклопедии, снимают фильмы, пишут романы, ведут теле- и радиопередачи… И от всех остальных людей ожидают, что мы встанем на четвереньки и с радостным почавкиванием побежим к чану с выставленной ими для нас интеллектуальной баландой. Видно, поняли, что надо действовать по-английски: англичане сами себя провозгласили какой-то особенной, на редкость цивилизованной нацией — и весь мир им поверил, а наши троечники, вчерашние фарцовщики и прочие «волшебники- недоучки» сами себя провозгласили культурной элитой и «бомондом», закупив на всякий пожарный оптом с десяток дипломов и званий профессоров и академиков…

Надо их было, конечно, ставить на место вовремя. Но и сейчас еще не поздно. Не чтобы унизить — в конце концов, «мамы (и папы) разные нужны, мамы разные важны». А просто чтобы они не навязывали нам и нашим детям свой образ жизни, свои идеалы. И — свой уровень.

Нам надо почаще называть вещи своими именами. Нам любят говорить о том, что свидетельством неоспоримого преимущества капитализма якобы является то, что многие в годы «холодной войны» стремились эмигрировать на Запад и практически никто — к нам в социалистический лагерь.

Почему западные люди не стремились в социалистический мир? А вот потому и не стремились — ну какой настоящий наркоман признается себе сам в своей мании, да еще и добровольно начнет от нее лечиться? Не потому, что мир этот был хуже, а потому что капиталистический потребитель — наркоман потребления, а социалистическая жизнь для него означала бы неминуемое «going cold turkey» (резкое прекращение употребления наркотиков — И. М..)! Ведь здесь едят тогда, когда голоден, а не когда скучно и больше нечем заняться. Здесь пьют на праздник, а не каждый раз когда «выходят в свет» (в бар или в ресторан) А куда же еще, скажет он вам? Библиотеки, театры, выставки — для него это все скучно. Только диктатура может заставить его туда пойти!

Рынок выступает в роли наркодельца. Властям легче управлять обремененными долгами и лишним весом наркоманами. Ведь им есть что терять кроме своих цепей: кредитную карточку и дом под ипотеку. Они до конца жизни будут вкалывать чтобы расплатиться со своими долгами — и одновременно будут влезать в новые. И свято верить при этом, что они -свободные, «успешные» люди…