Министр экономики и внутренних дел Дании Маргрете Вестагер представила журналистам "Экономический доклад" с прогнозом развития страны в 2012-2015 годы. Содержащиеся в нем показатели существенно отличаются от предыдущих оценок правительства /август 2012 года/ в худшую сторону. Так, теперь правительство предвидит в 2012 году рост экономики минус 0,4 проц. вместо прежних плюс 0,9 проц. Безработица в 2012 году увеличится по сравнению с прежним прогнозом на 1 тыс. человек – со 164 тыс. до 165 тыс. в 2013 году. К концу 2014 года однако ожидается сокращение безработицы до 152 тыс. человек. Всего в 2013 году в стране будет на 7 тыс. безработных больше, чем правительство прогнозировало в августе, – со 158 тыс. до 165 тыс.
Бюджетный дефицит в 2012 году составит около 72 млрд крон или почти 4 проц. ВВП, что не отвечает требованиям Еврокомиссии /менее 3 проц/, а в будущем году ожидается дефицит в 46 млрд крон или 2,5 проц. ВВП. Дефицит объясняется, в частности, тем, сказала Вестагер, что правительство выплатило 28,5 млрд крон в рамках пенсионной реформы, чтобы стимулировать инвестиции и потребление, однако датчане предпочли отложить деньги на черный день, другими словами, – не проявили доверия к датской экономике.
"Небольшое утешение состоит в том, что могло быть хуже, – заметила Вестагер. – В экономике существует серьезная неуверенность, главным образом, из-за ситуации в мире. Дания – это небольшая, открытая экономика, которая зависит от других".
Комментируя "Экономический доклад", "Политикен" писала, что "правительство признает, что прежние прогнозы были слишком оптимистичными, и Вестагер видит будущее датской экономики в достаточно мрачном свете". Газета считает, что правительственная стратегия "оказалась катастрофой", а "в реальности политика кабинета сводится к ожиданию лучших времен". В свою очередь, "Берсен" констатировала, что экономическая политика правительства "не решила проблемы роста", а "Юлландс-постен" отмечала, что обещанный правительством "быстрый старт превратился в задний ход".
Между тем, проблемы в датской экономике появились не вчера. Международный финансово-экономический кризис наложил свой отпечаток на страну, и сегодня Дания стоит перед серьезными вызовами. После многих лет, когда бюджет сводился с положительным сальдо, а платежи были сбалансированы, в Дании, власти которой пытаются предотвратить коллапс банковского сектора и ограничить рост безработицы при помощи финансовых инъекций, впервые появился дефицитный бюджет.
Другая проблема – слабая конкурентоспособность традиционно ориентированной на экспорт датской экономики. Рост зарплат в Дании при их снижении в других странах сделали датские товары и услуги слишком дорогими. Это стало главным внутренним препятствием на пути к восстановлению экономического роста, которое требует наращивания экспорта.
Датчане оказались неспособны оправдать непрерывное индексирование доходов более производительным трудом. Они не работают достаточно эффективно, чтобы покрывать расходы. Власти настаивают на необходимости переломить инерцию, однако это требует времени, а, кроме того, не является приоритетом ни для профсоюзов, ни для самих датчан, подавляющее большинство которых считает, согласно опросам, что дела идут хорошо. В результате некоторые аналитики высказывали опасения, что датчане не восприняли кризис с достаточной серьезностью.
Ведущие датские политики и комментаторы до недавнего времени, как будто, страдали иллюзией, что в области климата и энергетики Дания может задать тон всему миру. В ходе "климатического саммита" /15-й конференции сторон Рамочной конвенции ООН по изменению климата/ в Копенгагене в 2009 году Дания попыталась создать нечто вроде платформы для продажи датских технологий, особенно в области ветроэнергетики и ферментов /энзим/, используемых для производства биоэтанола. Провал саммита однако, по мнению ряда аналитиков, означал, что экспорт "зеленой энергии" не получил ожидавшейся Копенгагеном международной поддержки.
"Датчане считаются самым счастливым народом на свете, но правильнее было бы считать их самым наивным, – пишет датский экономист Йорн Тулструп. – Все шло столь хорошо многие годы, что датчанам стало казаться, будто они способны преодолеть любые трудности. Как говорил бывший министр финансов Тор Петерсен, "если позитивное экономическое развитие продолжится, то мы сможем купить весь мир". Это было сказано в шутку, однако эта шутка цитировалась столько раз, что стала признаком склонности датчан переоценивать свои возможности".
"Политики снова и снова говорят датчанам, что они – одна из самых богатых наций мира и должны быть способны улучшить условия жизни для себя и других, – продолжает он. –
Проблема однако в том, что датчане больше не богатые и даже не очень промышленно развитые. Если 10 лет назад Дания занимала 5-6-е место в мировом рейтинге, то сегодня – 11-12-е. Неоднократно звучали предостережения о нехватке квалифицированной рабочей силы. По сравнению с другими странами доля занятого населения в Дании достаточно высока, потому что работают многие женщины, однако датчане не работают достаточно часов в неделю, в год и в течение своей трудовой жизни. У многих из них – укороченные рабочие дни, длинные отпуска и частые отпуска по болезни. Датчане учатся слишком долго и выходят на пенсию слишком рано – за счет государства. Более 800 тыс. датчан в возрасте 18-66 лет учатся или получают одну из форм государственной помощи / данные за 2010 год/. Если еще несколько лет назад ту или иную форму государственного вспомоществования получал каждый четвертый датчанин, то сейчас – каждый третий, и правительственная комиссия по благосостоянию предупреждала, что в предстоящие годы ситуация ухудшится. Если к этому добавить 180 тыс. безработных, то получится, что около 1 млн человек или треть потенциальной рабочей силы не трудится /население Дании – 5,5 млн человек/".
Хотя правительство отдает себе отчет в этих проблемах, ему не хватает смелости или способности создать политическое большинство для осуществления программ жесткой экономии, которые увеличили бы бюджетные доходы без повышения налогов. В результате необходимые реформы не были проведены, так как избиратели не желают их, а правительство не решается пойти на риск. Единственное, что немного изменилось в последние годы, – датчане стали все же больше экономить. Это позволило сохранить экономическую стабильность, положительный платежный баланс и низкие процентные ставки, однако не сократило безработицу и не стимулировало потребление и, соответственно, экономический рост.
Тем не менее, пока экономическая ситуация в Дании лучше, и для средней семьи жить здесь материально выгоднее, чем во многих других европейских странах. Во многом это объясняется тем, что два крупнейших датских экспортных рынка – Германия и Швеция – сумели добиться серьезного экономического роста в 2010-2011 годы, что позволило Дании получить позитивный текущий счет в 2011 году.
На этом общем фоне в последнее время можно услышать мнение, согласно которому датская социально-экономическая модель государства благоденствия, по крайней мере, в ее нынешней форме, исчерпала себя точно так же, как изжило себя западное гедонистическое общество потребления, на которое сегодня ориентируется весь мир. Собственно говоря, кризис скандинавского общества благоденствия – частный случай общего кризиса западного общества потребления.
Первая реформа, ведущая к созданию государства благоденствия /welfare/, была проведена в Дании в 1956 году. В ее основе лежала идея, что каждый гражданин должен быть защищен своего рода коллективным страховым полисом, который оплачивают все налогоплательщики и который обеспечивает всем датчанам социальную помощь. В частности, всем гражданам, достигшим определенного возраста, была предоставлена "народная пенсия". "Все понимали опасность новой системы: уменьшение ответственности граждан, ослабление личной инициативы, патерналистское правительство, которое берет одной рукой и раздает другой, и сосредоточение на материальном прогрессе больше, чем на ценностях культуры и веры, – писал историк Бо Лидегор. – Несмотря на эту критику, все политические партии без исключения постоянно содействовали расширению welfare".
В последующие десятилетия система получила огромную популярность среди датчан. Соответственно, немалую выгоду извлекла из этого правящая Социал-демократическая партия, которая отныне больше не представляла интересы рабочих, а управляла обществом в целом. По сути, welfare значительно укрепил единство и стабильность датского общества – датские политические элиты, гарантировав датчанам повышенное благосостояние, фактически, купили социальный мир. Понятно, что объективными предпосылками сделки были высокие производительность труда, эффективное налогообложение и доверие граждан.
Таким образом, если "на континенте" правительства стремились, чтобы гражданин платил за свою социальную безопасность, и заставляли компании вносить вклад в эти усилия, то в Дании государство попросту брало на себя всю ответственность и обеспечивало граждан бесплатными услугами, которые финансировались за счет высокого налогообложения, главным образом, – высокого подоходного налога.
Требования к масштабам и качеству социальных услуг в Дании непрерывно возрастали, и каждая партия проводила реформы, расширяя и совершенствуя систему welfare, которая достигла невероятной сложности. Хотя экономисты предупреждали о негативных финансовых последствиях, в частности, о чрезмерном росте убыточного общественного сектора экономики, ни один политик не рисковал голосовать "против", потому что тогда его политическая карьера стала бы недолгой. Даже в периоды, когда в датской экономике появлялся структурный дисбаланс, датчане не переставали наращивать потребление. "Экономисты кричали: "Волк!", однако датчане не боялись его клыков", – пишет Бо Лидегор.
На рубеже ХХ-ХХI веков набор социальных услуг в стране стал необычайно широк. Доходило даже до того, что в 1990 годы правительство субсидировало семьям уборку их частных квартир специализированными компаниями. Многие датчане успешно пользовались схемой раннего выхода на пенсию, полностью посвящая себя в расцвете сил различным хобби, например, парусному спорту. Своего рода национальной знаменитостью стал житель Копенгагена Роберт Нильсен, который признался в интервью Датскому телевидению, что живет на социальное пособие от государства с 2001 года, регулярно отказываясь при этом от "унизительной работы". Вообще, многие датчане предпочитали не работать а получать государственное вспомоществование, добиваться которого как можно раньше стало в Дании своеобразным национальным спортом.
Международный экономический кризис заставляет правительство в последнее время закручивать гайки в различных секторах системы welfare: сокращен срок выплаты пособий по безработице и сделаны шаги по отказу от схемы раннего выхода на пенсию, растут цены в детских воспитательных учреждениях и введен режим экономии в учреждениям медицинского обслуживания. Пока однако эти меры носят лишь характер латания прорех, возникающих то там, то здесь на расползающейся от старости ткани "социального покрывала". Что ждет датское государство благоденствия впереди?
Более чем за полвека система welfare стала краеугольным камнем повседневной жизни и психологии датчан. Дискуссия о ее целесообразности в целом сегодня в Дании является табу, – можно обсуждать лишь возможность подгонки ее деталей с целью повышения качества услуг. Это и понятно: в начале 2000-х годов датская семья со средним доходом, став безработной, получала 95 проц. своих прежних доходов в течение 4 лет, тогда как в США соответствующий показатель составлял 30-35 проц. в течение 6 месяцев /Бо Лидегор/.
Таким образом, любое датское правительство сделает все возможное, чтобы сохранить welfare, потому что от этого зависит его собственное выживание. Вместе с тем, многие в Дании отдают себе отчет в необходимости перемен и понимают, что новые мировые реалии нуждаются в новом осмыслении.
Для преодоления кризисных явлений практически во всех сферах социально-экономической жизни, необходимо понять и описать новую реальность, а также сформулировать новую, системную стратегию развития. Как сказал один западный дипломат, "нам нужен новый Маркс".
Недостатка в новых концепциях, как будто, нет, но ни одна из них не получила более или менее всеобщего признания, поэтому ответы на кризис являются реактивными, хаотичными и локальными. Хотя и экономика, и общество выглядят уже совершенно иначе, чем во времена основоположников нынешнего уклада жизни, все предлагаемые стратегии – ужесточение экономии или наращивание инвестиций, внедрение новых технологий или поиски дешевой рабочей силы – не выходят за рамки традиционного и устаревшего понимания мира, являясь, по сути, лишь попытками сохранить статус-кво и отложить настоящее решение.
Кризис общества потребления – в чрезмерном потреблении. И хотя общий путь к выходу из кризиса – в ограничении потребления, этот вопрос также является табу. Ведь отказ от чрезмерного потребления, от сложившейся системы приобретения благ за реальные и виртуальные деньги не отвечает интересам ни власть имущих, ни рядовых избирателей, потому что слишком многие потребляют больше, чем реально зарабатывают, и это всех устраивает.
Сегодняшние политики не готовы, как Черчилль, сказать: "Мне нечего предложить /британцам/, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота". В наши дни голоса избирателей покупаются преувеличенными обещаниями, которые обычно не выполняются / или выполняются, что, может быть, еще хуже для экономики/. Между тем, "денег из воздуха" не бывает, и все эти "пирамиды", "пузыри" и более замысловатые финансовые технологии, вроде теневой банковской деятельности /shadow banking/, представляют собой более или менее изощренное жульничество против основных законов экономики, за которое рано или поздно придется расплачиваться.
Наконец, в нынешнем, до крайности раздробленном мире, скорее всего, просто невозможно найти общий знаменатель, – слишком широко разнесены интересы различных стран и различных категорий населения. Примером этому служат ежегодные конференции ООН по изменению климата, которые сводятся к взаимным финансовым претензиям и завершаются незначительным, "ритуальным" результатом.
Поэтому многие опасаются, что путь к новому устройству мира лежит через болезненные потрясения. В различных странах, считают комментаторы, им будет предшествовать период опоры на собственные силы, самоизоляции и протекционизма, хотя многие европейские политики и утверждают, что ключ к выходу из кризиса – в интенсификации взаимодействия... Для Дании, которая институционально и эмоционально не слишком крепко связана с Евросоюзом, такой маневр не станет большой драмой, тем более, что в ее истории уже был весьма плодотворный период "обращения внутрь себя".
...Три княжества – Шлезвиг, Гольштейн и Лауэнбург – в ХIХ веке были предметом территориального спора между Данией и Германской конфедерацией. Историки сравнивают "шлезвигский вопрос" по запутанности с балканским вопросом нашего времени. Лорд Пальмерстон, который был посредником между двумя сторонами, говорил: "Только три человека в Европе смогли разобраться в шлезвигском вопросе. Это принц Альберт, который умер. Второй – германский профессор, который сошел с ума. А третий – это я, но я уже все об этом забыл".
В результате войны с Пруссией и Австрией в 1864 году Дания потеряла все три княжества, составлявшие треть ее территории и почти половину населения. Статус страны изменился коренным образом – она стала самым маленьким государством в Западной и Центральной Европе. Это поражение стало национальной травмой для Дании и оставило глубокий след в национальном самосознании датчан.
"Потеряв наиболее развитую часть страны и значительную часть населения, со смертельно раненой национальной гордостью и униженной армией, в последние десятилетия ХIХ века Дания повернулась к самой себе, что, парадоксальным образом, оказалось весьма конструктивным маневром, – пишет Бо Лидегор. – За короткое время нация была сплочена, ресурсы – мобилизованы, и Дания набрала силу, которую, казалось, было невозможно обрести в поверженной стране. В течение этих немногих десятилетий была заложена современная Дания".
Смысл этого периода в датской истории сконцентрирован в фразе-символе превращения военного поражения в гражданскую победу, приписываемой инженеру Энрике Дальгасу /1828-1894 годы/, который в этот период превратил ютландские степи в пахотные земли: "То, что было потеряно за пределами страны, будет завоевано внутри нее". Эта формулировка отражает особенность датского характера, который крепнет тем больше, чем больше обрушивается на него ударов судьбы, становится тверже от испытаний. Нельзя также не упомянуть об огромном влиянии харизматичного проповедника Николая Фредерика Северина Грундтвига /1783-1872 годы/, оригинальное учение которого способствовало высвобождению духовной энергии датского народа и его мобилизации на преодоление трудностей.
Может быть, одним из признаков предстоящего возвращения Дании к истокам стало назначение 6 декабря новым министром культуры 69-летней Марианны Ельвед. "Думаю, что это именно то, в чем министерство культуры нуждается в этот момент, когда дух времени столь неустойчив и зыбок", – прокомментировал назначение бывший премьер-министр Пол Нюруп Расмуссен. По его мнению, Ельвед "сможет укрепить датские ценности". "Люди находятся в сомнениях относительно направления, в котором мы должны двигаться, – сказал Пол Нюруп Расмуссен. – Существует потребность в ориентирах и в ценностях, которые могут нас объединить".
Газета "Политикен" привела ряд высказываний Ельвед за последний период. "Мы хотим, чтобы Дания взяла инициативу и указала путь в будущее, по которому вместе пошли бы все датчане, – сказала она, выступая в парламенте 4 октября этого года. – Подобное уже было в нашей истории, когда датчане перешли от абсолютной монархии к демократии. Тогда народные школы /пастора Грундтвига/ сформировали народное самосознание, объединили и воодушевили датчан. Культура и история связывают наш народ, позволяя ему встретить трудное будущее, которое несет глубокие перемены. И мы сделаем это вновь".
Источник: По материалам ИТАР-ТАСС |
