В то время как русские открыто стремятся к элитному статусу, власть придержащие олигархи и безвольные интеллектуалы Америки живут в странном состоянии гротескного отрицания своего элитизма. Либеральные интеллектуалы пытаются заискивать перед народом, пользуясь в своей речи спортивными метафорами. Ловкость рук и никакого мошенничества отлично работает на миллиардеров, но не на практически исчезнуший как вид левое движение. Так почему же левые все еще тщательно маскируют свой элитизм?
В мой последний приезд в Америку в январе этого года (2003 года – прим.перев.) я впервые в моей жизни сходил в магазин «Олд нэйви» («Old Navy», дословно означает «Старый флот» - прим.перев.). И именно там меня вдруг осенило, до меня дошла суть всех этих переплетений в паутине, связывающей американскую элиту, элиту для отвода глаз, войну с террором, глобализацию, неоимпериализм и движение против потребительства и глобализации. Копаясь в огромной корзине, заполненной двенадцатидолларовыми свитерами (с чувством полного удовлетворения от того, что мне наконец-то удалось получить хоть какую-то пользу от Шопенгауэровских сил, которые управляют нашей планетой), я начал понимать, как они все были связаны между собой и как они все сплелись прямо там - в корзине свитеров от «Олд нэйви» по сдельной цене.
Сеть магазинов «Олд нэйви» - это один из тех культурных событий, которые я умудрился пропустить, проведя практически все 90-е за рубежом. До переезда в Луисвилл в 2001 году я думал, что «Олд нэйви» - это всего лишь сеть магазинов нашего флота, который был перекуплен одной из транснациональных компаний, а товарам просто сменили упаковку, чтобы они стали более привлекательными для среднего класса. «Магазин старого флота».
Но потом я устроился на работу оператором ввода данных в «Национальную компанию по обработке данных». Я занял место 19-летней девчонки, низкооплачиваемой белокожей матери-одиночки с большеротым лицом и огромным задом. Она бросила школу в 16 лет, чтобы начать заработывать на жизнь. Когда я пришел на работу в свой первый рабочий день, она как раз снимала фотографии своего маленького сына, прикрепленные кнопками к огораживающим ее офисный закуток «стенам». Благодаря мне, она смогла пусть и на чуточку, но поднятся по административной лестнице. Она не раз повторяла мне, что была рада уйти с моей работы и боялась, что я не останусь надолго на должности оператора ввода данных в отделе по работе с малым бизнесом.
«Я больше не хочу заниматься этой работой», - сказала она, перенося свои вещи на другой конец нашего бежевого, высотой по грудь, коридора офисных стен, чтобы разделить чуть большего размера закуток с двумя письменными столами с разведенкой в два раза старше ее по возрасту и в два раза тяжелее ее по весу.
Однажды, будучи одетой в один из своих балахонистых свитеров от «Олд нэйви» темно синего и белого цвета поверх мешковатых брюк цвета хаки, она рассказала мне о своей преданности «Олд нэйви», который был ее любимым магазином и в который она всегда ходит и за покупками для себя и за подарками для других.
«Это единственное место, где я могу покупать одежду, - сказала она. - Это мой самый любимый магазин во всем мире».
Полтора года спустя, во время однодневного и почти что стервятнического налета на торговый центр, одолеваемый желанием воспользоваться низкими ценами бушевской экономики, я попал в магазин «Олд нэйви» в Санта Монике. Теперь, если я хорошо знаю моего читателя, я прямо-таки вижу ухмылку, перекашивающую ваше лицо: «О боже! Покупки! Магазины! Новая одежда! Прогулки по Третьей улице! Эймс, что с тобой случилось? Как посредственно, чувак!»
Если вы так подумали, то я могу сказать, что вы либо [нецезурное выражение] идиот, либо у вас очень щедрые родители. До переезда в Луисвилл я был как раз этим [нецезурное выражение] идиотом. Черт, именно места типа «Гэпа» («Gap» - сеть магазинов для молодежи с хорошими доходами – прим.перев.) заставили меня уехать из страны. Но это было до того, как бедность коснулась меня самого. Быть бедным в Америке совсем невесело. Бедность не только материально тяжело переносится, но она также является и нашим национальным грехом, доказательством внутренней ленности и безнравственности. Ты в общем-то становишься предателем нации, если ты беден, поэтому лучшее, что ты можешь сделать в такой ситуации, это заткнуться и вывесить американский флаг на своем трейлере (передвижной жилой вагончик, где как правило живут очень бедные – прим.перев.).
Но есть вещи, которые облегчают участь бедных. Например, Уол-Март. Я переехал в Луисвилл без ничего – ни ложки, ни вилки не взял с собой. Уол-Март продает все: плетенки, тарелки, ложки-вилки, сушилки для посуды, постельное белье, телефоны – только назови предмет, и все это по неправдоподобно низким ценам, за которые я искренне был им благодарен. Я задумался о разогнанных профсоюзах, об эксплуатируемом персонале старичков и экономически отчаявшихся рабов, о запасах продукции из стран третьего мира, которые в свою очередь уничтожили американское производство, об эстетической советизации Америки..., а потом о моей собственной [грубое выражение] финансовой ситуации. Мое заключение было: «Пошли [нецензурное выражение]».
Уол-Март – это одна из тех косточек с остатками мяса, которую Америка бросает своим десяткам миллионов граждан из средних и нижних слоев среднего класса (в США средний класс делят на верхние слои=очень хорошо оплачиваемые профессионалы и специалисты с высшим образованием, средние слои=прилично оплачиваемые работники и нижнии слои=рабочий люд – прим.перев.). Товары, которые некогда нельзя было себе позволить, теперь можно – они практически бесплатны благодаря сведению на нет профсоюзов, эксплуатации работников, рабскому труду в странах третьего мира, разрушению семейных бизнесов с их завышенными ценами, благодаря лишению индивидуальности представителей американского среднего класса, ну, и благодаря любому другому ужасному греху, какой только можно придумать. Когда я сказал: «Пошли [нецензурное выражение]», я не имел ввиду, что я вдруг стал крайне правым популистом, как какой-нибудь Дэвид Хоровиц. Я просто имел ввиду, что мне были нужны дешевые тарелки. И я тогда понял, как с точки зрения миллионов американцев, испытывающих экономические трудности, можно не доверять и ненавидеть всех этих чистоплюев из левых интеллектуалов, всех этих антикосьюмеристов с их растафарианскими прическами и проколотами подбородками, которые хотят отнять у тебя ту единственную кость, которую тебе дали – доступ к товарам.
Товарам, которые удерживают тебя от еще одного маленького, но ужасного скатывания в яму по стенам жестокой социально-экономичесткой крепости под названием Америка. У тебя может не быть медицинской страховки, гарантии занятости или пенсии, но у тебя есть барахло. И пусть оно всего лишь жалкое подобие того, что продают в «Крэйт &Бэррел» («Crate & Barrel» - магазин, где продают элитные товары и мебель для дома – прим.перев.), но по крайней мере ты еще не совсем выпал из общей картины благополучия.
Возвращаясь к моему покупательскому спринту в «Олд нэйви» в начале прошедшего января, я признаюсь, несмотря на всю ненависть к походам по магазинам, что это был славный денек для запокупок по низким ценам. Мои трусы, которые я купил уже много лет назад, все протерлись. Я купил несколько пар новых по три доллара за штуку. Новые штаны – за 19 долларов. Носки –паре долларов за пару. И свитера по 12 долларов. Магазин в тот день был битком забит, но я там был единственным белокожим, остальные были в основном молодые пары латиноамериканцев и несколько чернокожих (эти обе категории американцев обычно живут бедно – прим.перев.).
Этикетки двенадцатидолларовых свитеров сообщали: «Сделано в Индонезии».
Труд на потогонном производстве. Транснациональная корпорация «Гэп» (компания-учредитель «Олд нэйви»). Торговые центры. Все это и есть причины, по которым одежда по своему качеству по-настоящему достойная представителей среднего класса, продавалась по ценам для нижних слоев среднего класса. В этом, я понял, и заключалась стратегия «Гэпа»: используй глобализацию, чтобы иметь возможность предоставить одежду типичную для среднего класса нижним слоям населения в «Олд нэйви»; одежду типичную для хорошо устроенных средних и верхних слоев среднего класса продавать по ценам, которые могут себе позволить средние слои, ежедневно борющиеся за сохранение своего статуса в самом «Гэпе»; а одежду для «яппи» («яппи» - молодые городские жители с высшим образованием и высокими доходами – прим.перев.) и самых верхних слоев среднего класса продавать по твердым ценам среднего класса в его «элитном» магазине «Банановая республика» («Banana Republic»). Каждый из них предлагает товары по ценам, доступность которых реально повышает твой статус на социальной лестнице. Точно так же, как это делает Уол-Март.
В этом и проявляет себя жестокий, но почти что вызывающий смех цикл. Вы только подумайте об этом. Двенадцатидолларовый свитер из корзинки в «Олд нэйви» сделан невыносимо низко оплачиваемыми рабочими на индонезийских фабриках с рабскими условиями труда. Эксплуатация этих рабочих позволяет мне и латиноамериканцам закупиться симпатичными свитерами, которые стоят теперь намного меньше, чем они стоили бы всего десять лет назад. Но эта же самая экплуатация питает неприязнь к Америке и заставляет Индонезию идти по стопам исламского экстремизма. Этот экстремизм питает собой терроризм, который в свою очередь ведет к силовой реакции Америки, т.е. войне. Война ведется в основном усилиями низших слоев американского населения – теми самыми людьми, что ходят за покупками в «Олд нэйви», теми самыми людьми, что получают выгоды от труда на потогонных производствах, который ведет к терроризму, который и заставляет их идти на поле боя.
Есть еще один мерзкий цикл: транснациональные компании из-за высокой стоимости труда вывозят производство из Америки, таким образом усиливая все увеличивающуюся бедность самых нижних слоев населения и вгоняя в стагнацию их заработки, и все это для того, чтобы увеличить прибыли акционеров - тонкого слоя верхов в Америке. Производство товаров отдается субподрядчикам в Индонезии, которые платят своим работникам центы и не предлагают никаких пособий или гарантий. Индонезийские лагеря рабского труда отправляют свои свитера в магазины «Олд нэйви» по всей Америке по настолько дешевым ценам, что всё более беднеющий американский рабочий класс все же может позволить себе их купить. Именно этим мерзкий эффект глобализации и прикрывается: Ральф может потерять свою работу на заводе, но его заработка на временной работе достаточно, чтобы держаться наплаву, а дешевые товары, произведенные в странах третьего мира, продаются по таким хорошим ценам, что он так навсегда и останется за бортом.
Цикл “низкие заработки-дешевые цены» продолжит свое существование до тех пор пока в Южном полушарии будет существовать массовая нищета и страдание, т.е. пока товары, произведенные там и проданные попавшим под сокращение американцам, будут продолжать снижать цены с одновременным снижением заработков. Это конечно, если все и дальше будет идти хорошо. Снижение заработков – самая большая выгода для класса держателей акций и опционов: они могут закрыть фабрику или завод в любой момент и всегда могут найти более дешевое и легче поддающееся эксплуатации место; они также могут подвесить угрозу ухода над головой любого главы любой пока еще работающей фабрики, чтобы добиться уступок и снизить зарплаты, разогнать профсоюзы, отобрать у рабочих социальное обеспечение и медицинские страховки, и таким образом добиться, чтобы они производили товары по ценам, доступным для других рабочих.
Больше всех в этой ситуации не везет, конечно же, индонезийским рабам, работающим на фабриках. Но чем бы они занимались, если бы их не эксплуатировал «Гэп»? Для ответа достаточно взглянуть на Индонезию. Со времён кризиса 1997 года переферия сдружилась с кровожадным сепаратистским движением, в то время как яванийский центр все более втягивается в анти-американский ислам. Там мелкие олигархи просто сидят друг на друге, деля сферы влияния, в то время, как транснациональные компании пытаются высосать из этого места как можно больше прибыли, пока все еще не взорвалось. Т.е. тех рабов, что работают на «Олд нэйви», не ждет ничего хорошего в том случе, если по желанию добрых активистов-антиглобалистов или по воле мусульманских ксенофобов их завод будет закрыт. Это, конечно же, станет еще большей катастрофой, которая пополнит ряды исламистского движения и потребует увеличения числа американских солдат, набираемых из числа малообеспеченных клиентов «Олд Нэйви», на которых, если подумать, «Олд нэйви» и делает хорошие деньги, т.к. правительство США вряд ли распустит армию и наймет дешевую мусульманскую, полурабскую рабочую силу для обороны нашей страны. Солдаты из нижних слоев среднего класса хороши для бизнеса и с теми заработками, которые у них есть (если они конечно не успевают помереть до оплаты счетов). Правительство платит армии, чтобы воевать с индонезийскими террористами; эти деньги потом переводятся домой женам, которые тратят их на товары из «Олд нэйви», чтобы купить что-нибудь, что выглядит достойным представителя среднего класса, но что можно позволить себе на заработки низкооплачиваемого солдата. Как сказал Сэм Элиот: « Я думаю, именно так и работает эта проклятая человеческая комедия».
[Подпись под фотографией: Антиглобализм и движение против потребительства – они конечно же элитарные, но они все равно правы!]
А что на это могу ответить левые? Пока что они нападают на единственное осязаемое преимущество глобализации с точки зрения борющихся за свое благосостояние классов: на дешевые и потому позволяющие перепрыгнуть классовые барьеры подношения от «Гэпа» и «Олд нэйви». Это просто идиотизм и на пользу он идет только тем, кто хочет отделить левые силы от их естественной аудитории, т.е. от экономически ущемленных слоев (или просто экономически [нецензурное выражение]). Отсюда и обвинения в элитарности. Какой бы ни была стратегия левых в их борьбе, она ни в коем случает НЕ должна пытаться вызвать у работяг жалость к индонезийским рабочим-рабам. Ради всего святого, они мусульмане, а значит враги, т.е. это просто не сработает.
Правые олигархи и их исполнители уже давно всем разъяснили, что варварский эффект глобализации на положение нижних классов – это всё часть замечательного плана, доставшегося чуловечеству от пророка Адама Смита. Другими словами, американские правые силы используют дешевизну товаров, произведенных за рубежом, чтобы атаковать левых критиков и выставлять их эдакими элитарными снобами, которые не хотят признавать ценность дешевых и одновременно качественных и стильных товаров для низов (справедливые претензии к левым, хотя левые и правы в своем элитизме) и которые хотят вмешаться в священный «свободный рынок», который в свою очередь, как заявляют некоторые, является экономическим эквивалентов «чистой демократии». Это же просто сумашедшая ложь, злобное шарлатанство и отделение поведения человека от священного «рынка».
Для правых вранье не несет никаких последствий. О защитниках глобализации много чего говорят, но никому не приходит в голову обвинить их, американских олигархов, в элитарности. Только чистоплюи из левых критиков могут быть элитарными. И это важно, потому что если этот порочный круг феодальныго цикла заработки-цена-война, который я описал выше, когда-нибудь закончится, вынудив рабочих платить фабрикам за право вязать свитера от «Олд нэйви», которые потом раздадут их покупателям и добавят бонусы в наличных, то кто-то должен будет за это заплатить. История показывает, что когда дела принимают дурной оборот, именно элита дрожжит больше всех.
Что делает зачистку последних из остатков слабого левого движения вероятной, так это, как я сказал выше, факт того, что они пытаются убедить вышвырнутых с рабочих мест американцев, что покупки в «Олд нэйви», «Гэпе» и т.п. просто аморальны и неприличны. Черт его знает вообще, во что эти левые хотят нарядить американский средний класс – в растафарианские белые хлопчатобумажные рубашки и красно-желтые вязанные шапочки как у Боба Марли что ли? Или в одежду из секонд хэнда? Все это слишком сложно. «Олд нэйви» хотя бы облегчает жизнь. Дешевые и легкие походы за покупками – это единственное законное удовольствие, которое пока еще оставили американцам.
Левые должны понять, насколько действительно вкусна эта косточка дешевых имитаций одежды для среднего класса для бедных американцев, если они хотят иметь хотя бы надежду на реальный контакт с ними. Их ненависть ко всему, что собой представляет «Гэп», включая «Олд нэйви», элитарна. Она берет свои корни одновременно и в презрении элиты к тому, чтобы «выглядеть как все», и в моральном отвращении, которое вызывает само потогонное производство. Это не означает, что левые не правы, но это далеко не самый популярный аргумент в разговоре с еле-еле сводящими концы с концами хоть и получающими зарплату, но рабами, которые смотрят «Друзей» (Телесериал про яппи молодежь – прим.перев.) и мечтают о временах, когда они смогут купить что-нибудь в «Банановой республике».
В своем выборе стиля одежды, в своей напускной бедности, в своем презрении к материальным вещам за пределами досягаемости рабочего люда (красивым костюмам и галстукам, аккуратным стрижкам и джиппам) представители американских левых сил как будто издеваются над тобой, одновременно пытаясь отобрать у тебя косточку, брошенную тебе «Олд нэйви». Издевательство усубляется разговорами о том, что держаться от магазинов подальше – это для твоей же пользы, и обсуждением какой-то абсурдной статистики стагнирующих заработков, денежных потоков и т.п. Как будто ты и сам не знаешь об этом. Над что к чему не надо долго думать. Что к чему – это то, что тебе по карману. В Луисвилле среди настоящих деревенских простофиль я понял, что те, кто нападают на Уол-Март (будь они ищущими улучшения всеобщего благосостояния активистами или левыми манхэттенцами из высших слоев типа Барбары Еренрайх из «Никл энд Даймд»), должны быть абсолютно уверены в том, что им самим никогда не придется пользоваться Уол-Мартом. Я тоже когда-то нападал на Уол-Март, пока не переехал в глубинку. И там он мне оказался нужен, независимо от того, насколько их руки были запачканы в крови. Уол-Мартовский миллиардер Сэм Уолтон (в оригинале представлены две фотографии – прим.перев.) справа выглядит как невинный олигарх для своих коллег по бизнес-элите, а слева выглядит как безвредный, посредственный продавец из хозяйственного магазина для американского среднего класса. И никакой элиты! Разглядывайте его на здоровье!
Элитарность левых проявляется и на более личном уровне. Ни один академик из левого движения, ни один активист движения против потребительства не захочет тусоваться с 19-летней матерью-одиночкой, работающей оператором ввода данных, которую я заменил, и наоборот. Они говорят на разных языках. Миллиардер Сэм Уолтон хотя бы носит бейсбольную кепку, говорит на простом американском языке, ходит в церковь и хорошо подстрижен. Никому не кажется, что он издевается над средним классом. Он хочет всего того, что есть у них, и это все.
Одна вещь пронизывала всю книжку Еренрайх: было ясно, что она просто не выносит компании бедных недалеких неудачников, которые работали на фиксированную зарплату в Уол-Марте и в агентствах по уборке помещений. И не выносит она их в основном за то, что они недостаточно хорошо понимают, насколько ужасна их жизни. Как люди они не ей интересны. Они ей дороги только в качестве литературных героев с разного рода отклонениями - героев, созданных для ее буржуазного, но с разрывающимся сердцем слушателя НОР (НОР – «Национальное общественное радио», поддерживающее левые идеи – прим.перев.). Она даже дошла до того, что раскритиковала рабочих за то, что они были толстяками – конечно, ведь это же величайших грех по стандартам американских элит. Для Эренрайх быть толстым или нет – это дело личного выбора, а не Шопенгауэровский симптом - болезнь, вызванная бедностью и безысходностью. Еда из пакетов на перекус между завтраками, обедами и ужинами дёшева и легкодоступна, а высокий уровень жиров в этой еде – это как раз то, что делает ее маленьким законным удовольствием для бедных.
Таким образом, моя собственная неприязнь к потребительству тоже была в своем роде проявлением элитарности и высокомерия, но не потому что я был богатым, а потому что я вышел из игры по правилам, когда я переехал в Россию. Это не означает, что моя «элитарность» неверна. Ни в коем случае. Это просто означает, что то, что правильно для одних условий, совершенно не годится для других.
Левые – это элита. Давайте признаемэтот факт. От буржуазных либералов типа Эренрайх до левых радикалов типа активистов-антиглобалистов, и даже до нас - работающих в «Экзайле» (хотя я все-таки не уверен, насколько глубоко на самом деле в нас засела левизна). Возьмите для примера Дебби, оператора ввода данных, которую я заменил в «Национальной компании по обработке данных». Я никогда бы не захотел жить так, как живет она, и при возможности предпочел бы быть где-нибудь подальше от нее и ото всех тех десятков миллионов похожих на нее. Как многие жители штата Кентуки, с которыми я познакомился, она ненавидела Клинтона за его два президентских срока и уважала Буша за «неподдельность», что само по себе хороший повод держаться подальше от тех, кто остался за бортом.
«Токинг хэдс» когда-то храбро распевали: «Я бы никогда не стал жить, как эти люди. Ни за что бы не стал, даже если бы мне заплатили»
[Подпись по фотографией: Худая злобная миллионерша, знаток, работающий на правое крыло, Энн Колтер обвиняет толстого и неряшливого вида критика Буша Майкла Мура в принадлежности к либеральной элите. Большинство средних американцев, страдающих от ожирения и финансовых потерь, начавшихся при правлении Буша, соглашаются с Колтер.]
Почему бы левым не признать свой элитарный статус? Чего и какого черта мы пытаемся спрятать? Кого мы пытаемся обмануть, отрицая свою элитарность – всех этих Дебби, которым левое движение все равно до лампочки, или себя? Можете ли вы выдержать противостояние своим собственным согражданам, тому самому классу, чью жизнь в хотите изменить, обосновывая это всего лишь тем, что вы умнее и знаете больше?
Я могу.
Что так сильно мешает нам принять идею того, что одетые в твид левые это элита, так это то, что по сравнению с настоящей американской элитой – всемогущей, вампирской олигархией правого крыла, по сравнению с ними твидовая элита ничего не значит. Каким-то образом клептократы умудрились поставить с ног на голову объективную реальность американцев, сделав себя «простыми ребятами» в глазах таких, как Дебби, а либералов и левых, чьи политические плаформы созданы для того, чтобы помочь бедным и среднему классу за счет богатых, удачно окрестили «элитой». Как так получилось, что Буш, изнеженный отпрыск и выпускник эсклюзивных частных школ, который вышел из семьи, богатой уже не одно поколение, и никогда не был вынужден бороться за кусок хлеба, считается «рубахой-парнем», а Клинтон, выбравшийся из действительно ужасного прошлого (из Арканзаса - болота белокожих голодранцев), т.е. из ситуации очень похожей на ту, от которой Дебби была всего ли на расстояниии пары шагов и возможно с которой ей еще придется столкнуться, считается представителем элиты?
Клинтон хотел сделать медицинскую страховку доступной для десятков миллионов американцев, у которых ее до этого не было, но республиканцы зарубили его проект. Теперь хорошее медицинское обслуживание по карману только немногим богачам. Как так получается, что бедный простофиля, который хотел помочь простым людям жить дольше (возможно так же долго, как живут миллионеры), считается в Кентуках «представителем элиты», в то время как миллионеры и миллиардеры, которые как раз и используют власть республиканской партии, чтобы протолкнуть очередную мощную перекачку богатств в свои собственные карманы, совсем не считаются элитой?
Левые винят во всем конспирацию правых СМИ, но я в общем-то уверен, что даже если бы американцы получили абсолютно одинаковые дозы информации от левых, правых и центристов, они все равно предпочли бы радио программу Лимбау (Раш Лимбау – ведущий радио программы с резким правым уклоном – прим.перев.). Во-первых, потому что правые любят Америку и, насколько я могу об этом судить, делают это искренно. Правые идентифицируют себя с Америкой, считают себя ее частью. Правым всегда легко дается роль патриота: им нравится символика, флаги, воскресенье в церкви, костюмы с галстуками по каждому удобному случаю. Нижние слои среднего класса не могут ненавидеть все эти вещи так, как их инстинктивно ненавидят левые.
Левые, с другой стороны, либо любят Америку, которая не существует, либо ненавидят то, чем Америка стала, а это отталкивает большинство белокожего рабочего класса. В определенные периоды своей истории общества часто стремятся к крайностям. Во времена Сталина невозможно было быть слишком антибуржуазным или слишком несентиментальным. В Англии в 17-м веке ты просто не мог быть излишне религиозным протестантом или излишне враждебным к католикам. Сегодня в Америке просто невозможно быть слишком большим патриотом или чересчур фальшивым.
Во-вторых, белокожие низшие слои общества (а мы должны назвать десятки миллионов этих людей, борющихся за вход в ряды или право не быть выброшенными из рядов номинально числящихся средним классом, в каком-то смысле «низшими слоями» - эта их трагедия просто пока еще не была никем признана) на самом деле идентифицирует себя с Бушем, чувствуют себя ближе к нему. Возьмем к примеру его дикцию: это то самое, что мешает левым и либералам найти точку соприкосновения со средним американцем. Невозможно подделать эту затуманненную бушевскую простоту. Я помню, как меня потрясло первое выступление Буша после 11 сентября. Оно было до абсурда бесстрастным, неискренним, невдохновляющим и трудно воспринимаемым на слух из-за присущей ему неспособности держать в голове мысль длиннее одного-двух предложений. В тот день хозяин моей квартиры прислал электрика для починки моего кондиционера. Электрик спросил меня: «Ты слышал речь Буша? Он и впрямь разозлился и взялся за дело серьезно. Если б я был Осамой и я бы послушал его речь, я бы над-д-де-лал в шт-т-таны». Я помню, как я посмотрел на него и подумал: «Кто дал этой обезъяне право голосовать?»
Манеры Буша случайным образом совпали с манерами среднего американца. Того самого среднего американца, который по идее должен бы его линчевать за погубленную жизнь. Но в нем есть что-то такое, что понятно среднему американцу на уровне первобытного животного инстинкта. Надо было провести свою молодсть, избегая домашних заданий, списывая на экзаменах и проводя выходные за посасыванием пива, чтобы говорить так, как говорит Буш, в особенности учитывая, что он получил образование уровня Эксетера, Йельского университета и Гарварда. Поразительно, но косноязычная простота Буша, его долгие годы, проведенные за нюханьем кокаина, и езда за рулем в пьяном состоянии не только ему прощаются средним американским протестантом, но и даже считаются достоинствами. В Библии Иисус говорит, что Бог относится более благосклонно к тем, кто проводит свою жизнь в грехе, но заканчивает ее раскаиванием, чем к тем, кто ведет праведную жизнь, но в конце жизни позволяет себе совершить грех. Т.е. Буш просто отлично пользуется тем, что у него есть. По всей видимости, даже Иисус видит в нем героя.
Ну и последнее, вопрос отношения свысока. Все добрые сторонники левого движения, которые приходят на помощь таким, как Дебби, во всем мире самими этими Дебби воспринимаются как снобы, которым свойственно ко всему относится свысока. Республиканцы же, напротив, говорят о том, что надо расчитывать только на самих себя, а это идет на ура в стране победившего протестантизма. Правые не суетятся, когда выворачивают карманы этой самой Дебби. Левые же, пытаясь набить ей карманы, постоянно кудахтают о ней как о бедной жертве, что для большинства американцев просто невыносимо.
[Подпись под фотографией: Внимание: либеральная элита! Их выдает борода и самодовольная ухмылка. ]
Еще одна вещь, которую я понял в Кентуки - беднота не любит, когда один из них вырывается их грязи в князи. Я вам приведу пример. Из Луисвилля, насколько мне известно, вышел один единственный бог альтернативной музыки, Уилл Олдэм, также известный под именем Бонни «Принц» Вилли. В Европе, на побережьях Америки и в Австралии он заполняет залы и у него постоянно берут интервью. В Луисвилле, даже восемь лет спустя после выхода его первого альбома и 5 лет спустя после его первого местного концерта, он до сих пор не может собрать на концерт у озера больше 50-ти человек. Я как-то спросил одну гитаристку (судьба которой явно была навсегда остаться в местном ансамбле, репетирующем в гараже), почему никто не ценит моего героя Олдэма. В ответ она разразилась бранью, которая закончилась тем, что она обозвала его «элитарным». А ведь она сама училась в аспирантуре, была лесбиянкой и сторонником левого движения! Она и другие ненавидели Олдэма за то, что он выбрался из этой дыры, Луисвилля. Есть что-то такое судьбоносное в Уилле Олдэме, что внушает страх и, как мне кажется, вызывает раздражение и неприязнь у простого люда. Я думаю именно этим можно объяснить, почему средний класс Америки так терпеть не может Клинтона: это не потому, что он подлец (в Кентуки от хороших людей всегда ждут какой-нибудь подлости), а потому что он один из них. И за это его никогда не простят.
В качестве обратного примера возьмите американскую мега-олигархию. Они ведь настолько поразительно богаты и так жутко трудолюбивы, все эти Буши, Чейни, Кеннеты Лэи, Джэки Уэлчесы, что их можно сразу записывать в супермены. Они из того подвида человечества, который американский средний класс никогда не встречал и никогда в своей жизни не встретит. Они даже почти ненастоящие, но в то же время, они не издеваются над Америкой среднего класса, а даже наоборот, пытаются претворить ее в жизнь.
У американцев есть выбор между двумя элитами: левыми интеллектуалами и олигархами правого крыла. Догадайтесь, кто из них победит. Дам вам подсказку: у одной из них есть деньги, производство, лоббисты, полиция, ружья, стреляющие резиновыми пулями, водометы, тэйзеры, перцовая аэрозоль, резиновые пули, почти что монопольное владение основными СМИ, а также огромное количество психологически впечатляющих дорогих костюмов темного цвета и строгих галстуков. У другой – велосипеды для езды по горам и навыки в изготовлении трехметровых папье-маше. О нет, умоляем вас, только, пожалуйста, не используйте это [нецензурное выражение] папье-маше против нас!
[Подпись под фотографией: Осторожно! Три представителя левого движения выдумывают очередной план о том, как научить ТЕБЯ жить! ]
Когда-то левые были серьезной угрозой для крайне-правых олигархов: в 30-х, а затем еще раз в 60-х и 70-х демократы воспользовались властью, чтобы предоставить бедным социальное обеспечение, а старикам - медицинскую страховку. Тогда люди, которые получили гарантии, считали это хорошим делом, а республиканцев и богатых корпоративных спонсоров, которые пытались этому противостоять, считали «элитарными» и кое-чем похуже. Если политика занимается распределением богатства, то были такие времена, когда правым олигархам приходилось бояться того, что либеральная элита отнимет и раздаст их богатства. С точки зрения элиты олигархов, сейчас они просто взяли реванш над Линдоном Джонсоном и Рузвельтом.
Правая элита уничтожала своих оппонентов из левого движения, начиная с конца 70-х. Притеснение и поглощение работают, ребята. Вовлечение полиции уничтожило наиболее радикальных революционеров 60-х: от марксистов до «Черных пантер». Одни были убиты, других подставили или довели до отчаяния. Остальных либо ассимилировали, либо вытолкнули в маргиналы типа вегитарианцев. И это неудивительно, т.к. среда американского капиталистического бизнеса вынуждает левых либо выпасть из массовой культуры (что может быть ужасно), либо засесть в офисном мире (что может быть сокрушительно). Другими словами, просто невозможно быть средним американцем и левым, но очень легко быть средним американцем и правым.
Т.е. все сводится к стадной ментальности. Народ легковерен и глуп, когда дело касается политики, и следует тому, что он считает своим врожденным инстинктом. Я даже не могу вам сказать, как много людей я знаю, которые голосовали за Буша против Гора просто потому что «я терпеть не могу Гора как человека» или «я не доверяю Гору», но «чувствовал себя комфортно с Бушем», каким-то образом зная, что он «не подлец».
Это то самое, что делает левых интеллектуалов по определению элитой, т.е. далекими от масс. Массы инстинктивно чувствуют, что левые – это элита. Отрицания со стороны левого движения ничего не меняют, потому что дело не в рациональном подходе, а в нюхе. Т.е. тем из нас, кто индентифицирует себя с левым движением, гарвардским левым движением, стоит посмотреть неприятной правде в глаза – мы не просто элитарны, но нам еще и не нравится простой народ, а мы не нравимся ему.
Здесь я хотел бы обратить внимание на русскую элиту и русскую элитарность. Слава Богу, русская элитарность гораздо проще, прямолинейнее и свободнее от лицемерия и обмана, присущего ее американскому эквиваленту. Это очень познавательный обратный пример. Познавательный в том смысле, что он демонстрирует, насколько объективно бредовой стала американская политическая среда.
Во-первых, само понятие «элитный» в русском несет исключительно положительную смысловую нагрузку. В России нет места ложной скромности. Если олигарх завтра решит прикинуться простаком, как это делает Сэм Уолтон (скажем, он наденет свой спартаковский шарфик и поедет на работу на метро, чтобы показать, что он просто обыкновенный работяга), никто из русских этому не поверит. Как минимум они могут подумать, что он неимоверный паяц и фигляр. Его помощник возможно сразу же одарит его ледяным взглядом не только за «демонстрацию слабости» (одолжим это выражение у американца Уильяма Форсайта), но и за «демонстрацию идиотизма».
Один из лучших анализов элитарности в России был дан Мэтью Мали в его гениальной книге «Понять Россию». Книга была опубликована семь лет назад, но она актуальна и сегодня. Мали утверждает, что Российское общество имеет два слоя: «боги» и что-то вроде «все остальные». Боги (или привилегированные) - это элита, верхние десять процентов, которые живут в параллельном мире высоко над тем, что в Росии считается законом. Закон, как его описывает Мали, это своего рода ядовитый пласт, столкновения с которым массы, застрявшие под ним, пытаются избегать. Один пример: они учатся проходить мимо милиции, оставаясь незамеченными. Это нелегко, но срабатывает и очень похоже на то, как обманывали пришельцев в фильме «Вторжение похитителей тел» (Художественный фильм из 50-х о пришельцах, не знаю под каким названием он был у нас в прокате, если вообще был – прим.перев.): просто избегай встречаться с кем-либо взглядом и выгляди так, как будто ты занят или куда-то идешь.
Боги, с другой стороны, русская элита – искренне не замечают властей, куда бы они не шли, потому что власти в общем и целом у них на побегушках. Они получают все, что хотят, почти никогда не платят за походы в рестораны, выпивку и все остальное, несмотря на свое богатство, и выставляют напоказ свой статус с такой бестактностью и снисходительностью к окружающим, на какую они только способны.
Все здесь хотят выбиться из грязи в князи. И конечно же по вполне понятным причинам - жизнь гораздо легче, когда ты Бог, чем когда ты скотина. Поразительно, но в стране типа Америки, которая гордится своим неприкрытым индвидуализмом и стремлением к успеху, сами американцы не выносят на дух и полностью отвергают идею существования целого класса людей, которые живут лучше других, хотя такой класс людей на самом деле существует. Америка не хочет его видеть, поэтому он не существует, и не задавайте никаких вопросов.
Основная линия, разделяющая массы и элиту, по крайней мере в Москве, проходит по средствам передвижения. Если вы ездите на метро или на автобусах, то вы [грубое выражение], и милиция будет с вами обращаться соответственно. Первый шаг на выход из народа – заведите себе машину. К тому же это просто практично: в метро всегда столпотворение и тяжелый воздух (что летом превращает его в невыносимо жаркий и пахучий, а зимой прямо-таки в инкубатор САРСа). К женщинам там пристают. А милиция - они стоят там на каждом переходе, кишмя киша, как крокодилы в реках Серенгети, поджидающие у брода животных: что бы ни случилось, некоторые пассажиры метро все равно станут их обедом.
В автомобильном мире самое простое деление идет по линии отечественных и иностранных машин. Однажды я заметил летом, как много за рулем теперь женщин. Девчонки за рулем почему-то симпатичнее, чем обычные девчонки на улице, и почти всегда они водят иномарки, в то время как мужчины водят в основном отечественные машины. Я также заметил, что когда бы вы на них не взглянули, женщины-водители почти всегда пока ведут машину либо набирают номер, либо говорят по сотовому телефону (еще один признак элитарности), в то время как мужчины, по крайней мере в отечественных машинах, чаще сгорбленно и напряженно смотрят вперед, пытаясь не привлечь к себе хищнический взгляд ГАИ.
Самый высший слой элиты не водит вообще. У них есть водители, которые возят их в немецких седанах, не обращая внимания на дорожные знаки и ограничения скорости. Мне как-то самому довелось быть в одной из таких машин. Проезжали мы через центр Москвы со скоростью 120 км в час и нас несколько раз останавливало ГАИ. Мой друг из элиты и его водитель в буквальном смысле рассмеялись над гаишником, когда он попросил у них документы, и ответили ему на плохом английском, что заставило гаишника нервничать. Только Бог может чувствовать себя так уверенно. Под конец разговора, гаишник рассыпался в извинениях, обращаясь к моему другу по имени-отчеству. Мой друг попытался заплатить ему штраф в 100 рублей (невыносимое издевательство), но гаишник отказался от него и в конце концов отошел, кланяясь и расшаркиваясь.
Элита получает хорошее медицинское обслуживание, ежедневное хорошее питание, им не надо платить налоги и они проводят все свое время в развлечениях и на вечеринках. Они также любят эксклюзивность – они называют все это «эксклюзивный». Им не нравится ходить по клубам, барам и ресторанам, в которые пускают простых людей. Их еда, одежда и вечеринки лучше, чем у кого бы то ни было. Одна девчонка, которую я встретил в ужасном подмосковном городе Пушкино как-то рассказывала мне о местном «бароне», водочном магнате, который каждые выходные закатывал огромные вечеринки с фейерверками на своей даче-дворце. Ее это поразило. Для нее в жизни было либо это, либо никуда не ведущая нищета.
Интересно, что понятие «демократичный» противоположно по значению понятию «элитный». Оно не несет в себе обязательного уничижительного смысла (за исключением, возможно, для элиты), но оно и не является комплиментом для того места, которое назвали демократичным. Демократичность подразумевает серость, т.к. от вас не требуется ничего или не требуется чего-то особенного, чтобы быть принятым в обществе. Цены могут быть демократичными, но они не несут такого сильного оскорбления достоинству. Настоящая проблема заключается в исключительности статуса: если ты не исключителен, то ты по определению неисключительный. А быть неисключительным, обычным, означает испытать самый большой позор, который русский вообще может испытать. Россия всегда подтверждала теорию Ницше о том, что нужно принести в жертву миллион людей, чтобы получить одного великого человека.
Абсолютно ясно, почему здесь все стремятся попасть в элиту. Объективно говоря, только простофили не хотят жить как элита. Ну и по правде, настолько ли наша элита живет по-другому? Американская элита в реальности тоже живет над законом. Они не платят налоги, не следуют законам ни в бизнесе, ни в частной жизни. Для них в принципе не существует законов о наркотиках. Они получают медицинское обслуживание более высокого качества, чем остальные американцы, живут дольше, и владеют так называемыми «мега-особняками», которые в отличие от русских особняков хорошо спрятаны. Главная разница в том, что в общем-то американская элита с среднем живет не так весело, как русская элита, не считая конечно голливудских звезд.
Российское понятие элитности далеко не всегда было таким земным. В советские времена, в России шла такая же борьба между всемогущей номенклатурой, реальной элитой (как и американские правые олигархи), и интеллигенцией, т.е. эквивалентом американской «либеральной элиты». Как и их американские собратья, русская либеральная интеллигенция всегда жестко критиковала государство, но русские были гораздо храбрее и рисковали собой гораздо больше, чем американские левые интеллектуалы.
Номенклатура относилась к интеллигенции серьезно, даже более серьезно, чем казалось бы было необходимым в те времена. Сталин почти уничтожил их как класс. Хрущев пытался их ассимилировать и включить, в то время как Брежнев лавировал между средней руки тиранством и ограниченно терпимым отношением к ним. Как и американские правые олигархи, советская номенклатура видела в русской интеллигенции, и прежде всего в либеральной элите, не только угрозу своей власти, но и антисоветское исчадие ада без чувства патриотизма в своем сердце.
Самая потрясающая вещь, которую необходимо помнить, это то, как много влияния и власти было в руках русской интеллигенции в свое время. Интеллигенция царистских времен (как минимум какая-то ее часть) была ответственна за подстрекательство бунтовских настроений в течение всего 19-го века. Русская интеллигенция была, опять-таки, смелой, радикальной и по сути своей элитой с левым уклоном, непатриотичной и антифеодальной. Большевики Ленина в качестве «авангарда пролетариата» превратили левый интеллектуальный элитизм в вероучение. Октябрьская революция стала моментом коронации левой интеллигенции – и одновременно фатальным для нее моментом. Двадцать лет спустя их всех оправили по ГУЛАГам.
В поздний совесткий период интеллигенция представляла из себя буржуазно-либеральную угрозу номенклатуре, за что и преследовалась, но в конце концов восторжествовала, уничтожив ненавидимое (либеральной интеллигенцией) советское государство. И опять, как и в 1917 году, за этим последовало уничтожение интеллигенции как класса. Т.е. другими словами, в своем либеральном диссидентстве русская интеллигенция дважды умудрилась совершить самоубийство. По крайней мере советская номенклатура и американские олигархи никогда бы даже не подняли трубку для звонка, если бы это не было в их собственных интересах, а уж тем более не стали бы уничтожать государство и свой собственный класс вместе с ним.
Многие из павшей интеллигенции советской эры, с которыми мне пришлось повстречаться, такие же снобы, как и новая элита, только у них намного меньше денег и они не вставляют «бля» через слово. Тем не менее они постоянно высмеивают неинтеллигентный тип за их «некультурность» или за то, что они «из провинции». Совсем недавно я как-то обратил внимание моей знакомой из интеллигентной элиты, у которой сохранились манеры и элитная квартира советского аристократа, но не было ни денег, ни машины, на симпатичную барменшу, и она тут же презрительно ответила: «Эта барменша выглядит как типичная Клава», т.е. простая русская крестьянка.
Простота – это именно то, чего избегает русская элита.
Простой парень – это именно тот имидж, который позволил Бушу, представителю элиты (если она вообще существует) избраться в президенты. Он был таким простым парнем, насколько вообще возможно быть простым парнем.
Русская либеральная интеллигентная элита дважды уничтожила Россию во имя абстракций вроде революции или демократии. Американская либеральная элита никогда не имела возможности так серьезно угрожать правой олигархической элите, но и их позиции периодически менялись между двумя крайностями - они то ограничивали власть олигархии, то, как это происходит сейчас, практически сдавали свои позиции, оставляя за собой лишь небольшое число никому не угрожающих заповедников левизны в университетах и колонках старых газет. Такое впечатление, что единственная причина по которой левая интеллектуальная «элита» Америки до сих пор не была еще полностью выкорчевана, это то, что их существование в качестве безвредного страшилища отлично служит интересам правых. Как сталинские саботажники, «либеральная элита» американскими правыми обвиняется во всем, что идет и может пойти не так. Слабое левое движение хорошо справляется со своей ролью и до сих пор пытается ко всему подойти логически и последовательно.
В отличие от русской элиты, американская либеральная элита находится в полном заблуждении относительно того, кто они сами и кем стал американский народ. Поэтому я повторю: перестаньте притворяться, что вы не элита. Вместо этого попытайтесь быть более элитарными, чем вы есть на самом деле. Это единственный способ, который у вас есть, чтобы заслужить уважение.
Во-первых, забудьте о попытках завоевать внимание среднего американца. Когда вы пытаетесь завоевать внимание среднего американца, вы его просто раздражаете. Чем больше вы ведете разговоров о баскетболе и боксе, тем больше он мечтает увидеть вас в оранжевом комбинезоне и наручниках где-нибудь в Гуантанамо. Начните с простого – прекратите разговарить с Народом. Забудьте про них. По крайней мере вам от этого станет легче.
Следующий шаг – получайте удовольствие от жизни. Поучитесь этому у русских: вы лучше, чем простое быдло – ну, так и ведите себя соответственно. Жизнь левака может стать привлекательной для масс, если они наконец-то увидят ее в интересном для них свете. Да даже если они и не последуют за вами, к вам все равно будут относится лучше, как только вы начнете хуже относиться к людям и будете вести себя как снобы-интеллектуалы, коими вы на самом деле и являетесь.
|
