Предисловие к статье

New York Times недавно описала разрастающуюся, но не привлекающую особого внимания  американскую войну в Сомали против террористического движения аль-Шабаб так: "Сотни американских солдат сейчас проходят ротацию через временные базы в Сомали, это крупнейшее военное присутствие во времён ухода США из страны после "Падения чёрного ястреба" в 1993-м... оно несёт огромные риски — включая больше американских потерь, неточных авиаударов, под которыми гибнут мирные жители, и потенциальную опасность втягивания США ещё глубже в проблемную страну, где до сих пор блокируются все усилия договориться".

Что до Ливии — ах, да, Вашингтон и там действует, пусть даже вы никогда об этом не слышали: американская авиация (беспилотники, самолёты и вертолёты) в последний месяц удвоила количество ударов по боевикам ИГИЛ* до 163-х. И, конечно же, есть Йемен, где США, по-видимому, бредут прямиком к новой войне без какого-либо уведомления Конгресса или американского народа. Американские эсминцы отвечают на "ракетные удары", которые — помните инцидент в Тонкинском заливе времён Вьетнамской войны — могли или не могли привести к ударам крылатыми ракетами "Томагавк" по целям на территории, занятой мятежниками-хуситами. И это в стране, уже находящейся под угрозой поддерживаемой США бесчеловечной кампании саудовских авиа-ударов, в значительной мере нацеленных против доведённого до нищеты гражданского населения, стране, разрушенной расширением операций аль-Каиды. Даже то, что делают эти эсминцы в такой близости к побережью Йемена, никогда не обсуждается.

Суммируйте это все, и сразу в голову приходит классический вопрос  TomDispatch: Что может пойти не так? В частности, как нам сегодня указывает постоянный автор TomDispatch Уильям Хартунг, всё выходит на свет божий, когда дело доходит до одного ядерного факта: бюджет Пентагона уже увеличивается, и не важно, кто придёт в Овальный кабинет, бюджет будет лишь расти. Так что пристегните ремни, это война в американском стиле, а доллары налогоплательщиков уже где-то за горизонтом.

Доктрина вооружённой исключительности

В хорошие времена, в плохие времена, — вне зависимости от происходящего в мире на деле одно неизменно: в конечном счёте бюджет Пентагона не уменьшается.

Не сказать, что бюджет никогда не сокращали. В поворотные моменты, вроде окончания Второй Мировой, равно как окончании войн в Корее и Вьетнаме, бывали временные сокращения, как и после окончания холодной войны. Не так давно Закон о бюджетном контроле 2011 послужил препятствием планfv Пентагона по финансированию, которое длилось бы вечно и вечно нарастало, запечатав кубышку, — Конгресс мог бы попросить ещё. Замечательно, однако, не то, что такие моменты бывают, а насколько они умеренными и краткосрочными оказываются.

Возьмём нынешний бюджет. Он чуть ниже пика 2011 года, когда достиг высочайшего уровня со времён Второй Мировой, но бюджет этого года Пентагона и связанных с ним агентств не стоит недооценивать. Он достигает приблизительно $600 миллиардов — больше, чем на пике гонки вооружений при президенте Рональде Рейгане в 1980-х. Рассмотрим эту цифру в перспективе: несмотря на резкое снижение численности войскового контингента в Ираке и Афганистане за прошедшие восемь лет администрация Обамы ухитрилась потратить на Пентагон больше, чем администрация Буша за два его срока пребывания на посту.

Что же является причиной способности министерства обороны держать ваши доллары налогоплательщиков мертвой хваткой год за годом, до бесконечности?

Опора номер один, поддерживающая эту доктрину — идеология. Пока большинство американцев придерживаются мысли, что Богом данная миссия США и их право — отправляться в любую точку планеты и делать — так или иначе — всё, что задумают своими войсками, вам не видать того, что расходы Пентагона будут поставлены под реальный контроль. Подумайте об этом, как военном следствии американской исключительности — или просто назовите доктриной вооружённой исключительности, если угодно.

Вторая опора, поддерживающая щедрый военный бюджет (и это вряд ли вас удивит): укоренившееся влияние оружейного лобби и его союзников в Пентагоне и на Капитолийском Холме. Стратегическое размещение производства вооружений и военных баз в ключевых штатах и избирательных округах порождает экономическую зависимость, которая спасла массу бракованных систем вооружений от выбрасывания на свалку истории.

Например, "Локхид Мартин" представил удобную карту того, как его проблемные самолёты Ф-35 создают 125 000 рабочих мест в 46 штатах. На самом деле реальные цифры существенно ниже, но принцип сохраняется: наличие субподрядчиков в десятках штатов осложняет членам Конгресса рассмотрение сокращение или замедление провалившихся или проваливающихся программ. Возьмем, к примеру, танк М-1, закупки которого армия в действительности хотела прекратить. Эти планы были расстроены делегацией Огайо в Конгрессе, что привело к борьбе за добавление большего количества М-1 в бюджет, чтобы сохранить производство  General Dynamics в Лиме, что в Огайо, на высоком уровне. Подобным же образом под давлением делегации Миссури Когресс добавил в бюджет стоимость двух различных версий производимых "Боинг" Ф-18, чтобы поддерживать финансирование завода компании в Сент-Луисе.

Двойной удар сложившейся обстановки, когда военные ничего сделать неправильно не могут, будучи нацеленными на выполнение любой вообразимой глобальной задачи, что аналитик Пентагона Франклин "Чак" Спинни назвал "политическим инжинирингом" — такую мощную комбинацию сложно победить.

"Напугать до смерти американский народ"

Подавляющее единодушие одобрения военной стратегии "прикрыть весь глобус" время от времени нарушается сопротивлением народа самой идее использовать войну как основной инструмент внешней политики. В такие периоды заставить американцев выступать за программу кормежки военной машины огромными суммами денег в общем и целом требует значительной дозы страха.

Например, последнее, чего хотели американцы после опустошений и трудностей, спровоцированных Второй Мировой, — сразу же вернуть страну на военные рельсы. Демобилизация миллионов солдат и резкое сокращение расходов на вооружения в первые послевоенные годы потрясло то, что президент Дуайт Эйзенхауэр позже окрестил "военно-промышленным комплексом".

Как отмечал Уэйн Биддл в книге "Короли неба", американская авиационно-космическая промышленность произвела во время Второй Мировой свыше 300 000 боевых самолётов. Неудивительно, что основные производители вооружений в мирное время сражались на смерть, когда спрос правительства на их продукцию угрожал превратить в крохи то, что они имели в военное время.

Президент Локхид Мартин Роберт Гросс был в ужасе от потенциального влияния окончания войны на бизнес его компании, как и многие представители когорты таких же производителей. "Пока я жив, —  говорил он, — Я никогда не забуду те короткие, страшные недели" начала послевоенного периода. Ясно, что Гросс был напуган не самим окончанием войны, а падением спроса в её конце. В 1947 году в письме к другу он признавался: "Во время войны у нас был единственный ключевой элемент комфорта и уверенности. Мы знали, что получим деньги за всё, что производим. Теперь же мы почти полностью предоставлены сами себе".

Послевоенный штиль в военных расходах, столь его тревоживший, прекратился лишь после того, как американское общество посадили на постоянную, переполненную страхом антикоммунистическую диету. Подготовленный для президента Гарри Трумэна в апреле 1950 года секретный меморандум Национального Совета Безопасности NSC-68 создал модель политики, основанной на глобальном "сдерживании" коммунизма, и лёг в основу плана окружения Советского Союза американскими военными контингентами, военными базами и альянсами. Конечно, затея оказалась потрясающе дорогостоящей. Заключительные параграфы меморандума подчёркивали именно этот момент, призывая к "устойчивому выстраиванию политической, экономической и военной мощи США... призванной нарушить планы доминирования Кремля в мире по своему желанию".

Сенатор Артур Ванденберг выразил эту новую политику холодной войны намного более простыми словами, когда недвусмысленно предложил президенту Трумэну "напугать американский народ до смерти", чтобы получить поддержку плана помощи Греции и Турции стоимостью $400 миллионов. Его предложение состояло в том, чтобы это касалось не только этих двух стран, но должно было создать поддержку "постоянному созданию вооружений в больших пропорциях", как это назвал позже президент Эйзенхауэр.

"Капитаны промышленности" вроде Гросса из "Локхид" были готовы воспользоваться преимуществами подобного плана. В черновике речи 1950 года последний весьма легкомысленно отмечал, что "впервые в истории одна страна берёт на себя глобальную ответственность". Естественно, поддержание этой ответственности означало использование воздушного транспорта для доставки "большого количества людей, продовольствия, амуниции, танков, топлива, нефти и тысячи наименований другого военного имущества в отдалённые уголки планеты". "Локхид", конечно же, был готов откликнуться на призыв.

Следующим главным вызовом вооружённой исключительности и дальнейшей милитаризации внешней политики стала роковая Вьетнамская война, которая подвела многих американцев к вопросу о мудрости политики непрерывных глобальных интервенций. Это явление сторонниками интервенций было названо "вьетнамским синдромом", словно оппозиция подобной военной политике была не позицией, а заболеванием. И всё же этот "синдром" оказал существенное, пусть и постоянно снижающееся, влияние на полтора десятка лет, несмотря и на освящённое Рейганом пентагоновское наращивание вооружений в 1980-х.

С началом в 1991-м войны в Персидском заливе Вашингтон решительно возобновил практику ответа на выдуманные иностранные угрозы крупномасштабными военными интервенциями. Быстрая победа над войсками иракского автократа Саддама Хусейна в Кувейте отмечалась многими ястребами как окончание вызванной Вьетнамом болезни. В шумихе парадов победы и празднований президент Джордж Буш с энтузиазмом воскликнул:

"И, слава Богу, мы покончили с вьетнамским синдромом раз и навсегда".

Однако возможно крупнейшей угрозой со времён Второй Мировой "созданию вооружений в огромных пропорциях" стал распад Советского Союза и окончание холодной войны в 1991 году. Как внушить страх американскому обществу и оправдать уровень расходов времён холодной войны, когда другая сверхдержава, Советский Союз, основная угроза предшествующих почти полстолетия, попросту исчезла и больше ничего угрожающего на горизонте не наблюдается? Генерал Колин Пауэлл, председатель Объединённого комитета начальников штабов, подвёл итог царившим тогда опасениям военных и представителей оружейного комплекса, когда сказал:

"У меня кончаются демоны. У меня заканчиваются злодеи. Я уже докатился до Кастро и Ким Ир Сена".

В действительности он недооценил способность Пентагона создавать новые угрозы. Военные расходы в конце холодной войны и в самом деле сократились, но Пентагон помог остановить "кровотечение" относительно быстро, до того, как "средства, высвободившиеся в результате сокращения гонки вооружений" смогли дойти до американского народа. Он обеспечил твёрдые основания, объявив о так называемой доктрине "государств-изгоев". Ресурсы, ранее выделявшиеся на Советский Союз, теперь стали концентрироваться на "региональных гегемонах", вроде Ирака и Северной Кореи.

Страх, жадность и спесь правят бал

После атак 9/11 доктрина государств-изгоев плавно трансформировалась в "глобальную войну с террором", которой учёные мужи-неоконсерваторы вскоре навесили ярлык "Мировая Война IV". Сопутствовавшая ей интенсивная кампания устрашения, в свою очередь, помогла посеять семена для вторжения 2003 в Ирак, что сопровождалось изображениями грибовидных облаков над американскими городами и барабанным боем заявлений администрации Буша (ложных целиком и полностью), что у Саддама Хусейна есть ОМП и связи с аль-Каидой.* Некоторые представители администрации, в том числе и Госсекретарь Дональд Рамсфельд, даже внушали, что Саддам подобен Гитлеру, словно  ближневосточное государство умеренных размеров могло каким-то образом набрать ресурсов для завоевания всей планеты.

Пропагандистская кампания администрации дополняется работой финансируемых корпорациями экспертных советов правого толка, вроде фонда "Наследие" (Heritage Foundation) и Американского института проблем предпринимательства (American Enterprise Institute). И не стоит удивляться, узнав, что в центре всего — военно-промышленный комплекс и его деньги, его лоббисты и интересы. Возьмем вице-президента "Локхид Мартин" Брюса Джексона, например. В 1977-м он стал главой проекта "Новый американский век" (Project for the New American Century), и, соответственно, вошёл в стаю ястребов, среди которых были будущий заместитель министра обороны Пол Вулфовиц, будущий министр обороны Дональд Рамсфельд и будущий вице-президент Дик Чейни. В те годы проекта "Новый американский век" выступал за свержение Саддама Хусейна, что было частью плана превращения планеты в американский военный протекторат. Многие его члены, конечно же, попали в администрацию Буша на ключевые посты и стали архитекторами "глобальной войны с террором" и вторжения в Ирак.

Афганская и иракская военные кампании оказались просто золотым дном для подрядчиков, ведь бюджет Пентагона резко вырос. Традиционные поставщики оружия вроде "Локхид Мартин" и "Боинг" процветали, равно как и частные подрядчики — как бывший работодатель Дика Чейни "Халлибёртон", заработавший миллиарды на предоставлении логистической поддержки войскам США на местах. Другими крупными выгодополучателями оказались фирмы вроде  Blackwater и DynCorp, чьи сотрудники охраняли американские объекты и нефтепроводы, одновременно подготавливая афганские и иракские силы безопасности. До $60 миллиардов финансирования, ушедших этим подрядчикам в Ираке и Афганистане, просто "выкинуты на ветер", но только не с точки зрения компаний, которым эти поступления принесли такую же прибыль, как и хорошо выполненная работа. Так что "Халлибёртон" и их компаньоны не жалуются.

Придя в Овальный кабинет, президент Обама выкинул термин "глобальная война с террором", заменив его на "противодействие жестокому экстремизму" — а затем по сути взялся за безымянную глобальную войну. Он переключился со стратегии, сконцентрированной на огромном количестве сухопутных войск, на удары БПЛА, использование сил специального назначения и масштабные поставки вооружений союзникам США вроде Саудовской Аравии. В свете всё большей милитаризации внешней политики подход Обамы можно назвать "политически устойчивыми боевыми действиями", поскольку было меньше (американских) потерь и ниже цена по сравнению с боевыми действиями в стиле Буша, достигшем пика в Ираке с более чем 160 000 войсковым контингентом и сравнимым количеством частных подрядчиков.

Недавние направленные против Запада террористические атаки от Брюсселя, Парижа и Ниццы до Сан Бернардино и Орландо обеспечили государству национальной безопасности и администрации Обамы необходимый коэффициент страха, столь благоприятный для повышения расходов Пентагоном. Это верно, несмотря на тот факт, что увеличение количества танков, бомбардировщиков, авианосцев и ядерных боеприпасов будет совершенно бесполезно для предотвращения подобных атак.

Большая часть потраченного Пентагоном, конечно же, не имеет никакого отношения к борьбе с терроризмом. Но как бы её не называли, война с террором оказалась "дойной коровой" Пентагона и подрядчиков вроде "Локхид Мартин", "Боинг", "Нортроп Грумман" и "Рейтион".

"Военный бюджет" — деньги, предназначенные Пентагону, но не включенные в его регулярный бюджет — используются для того, чтобы сделать ещё десятки миллиардов долларов. Они оказались эффективным  "поощрительным фондом" для оснащения вооружениями и действий, ничего общего не имеющих с ведением боевых действий; излюбленным методом Пентагона избегать ограничений бюджета, введенных Законом о контроле за государственным бюджетом. Пресс-секретарь Пентагона признал это совсем недавно, подтвердив, что более половины из $58.8 миллиардов военного бюджета используется для оплаты не боевых расходов.

Злоупотребления в рамках военного бюджета оставляют достаточно возможностей для растрачивания основного бюджета Пентагона на такие вещи, как запредельно дорогостоящий, но недоработанный самолёт Ф-35, который при цене  $1.4 триллиона скоро станет самой дорогостоящей программой вооружений, когда-либо вообще существовавшей. Фонд поощрений даёт Пентагону возможность тратить миллиарды в качестве первого взноса на предложенный министерством план стоимостью $1 триллион покупки нового поколения оснащенных ядерным оружием бомбардировщиков, ракет и подводных лодок. Его перекрытие могло бы вынудить Пентагон сделать то, что ему очень не нравится — жить с реальным бюджетом, а не продолжать постоянно поднимать его верхний предел.

Кроме того, редко обсуждалось — из-за того, что все внимание было обращено на "омерзительное поведение" и "расистскую риторику" Дональда Трампа — что оба кандидата высказываются за увеличение расходов Пентагона. План Трампа (если его можно так назвать) близко напоминает черновик, разработанный фондом "Наследие", который, в случае его исполнения, сможет в целом увеличить расходы Пентагона на  $900 миллиардов в следующие десять лет. Масштаб Клинтон не столь очевиден, но она тоже обещала работать над увеличением регулярного бюджета Пентагона. Если это будет сделано, и военное финансирование будет продолжать тратиться на не связанные с военными делами вещи, то определённо одно — Пентагон и его подрядчики очень хорошо устроились.

Пока страх, жадность и спесь — доминирующие факторы, подталкивающие расходы Пентагона, не имеет никакого значения, кто сидит в Белом Доме, ведь существенные и длительные сокращения, по сути, немыслимы. Можно искоренить практику ненужных трат или покупку излишних систем вооружений, но фундаментальные изменения потребуют взяться за фактор страха, доктрину вооружённой исключительности и то, как военно-промышленный комплекс встроен в Вашингтон.

Только подобный культурный сдвиг позволил бы дать ясную оценку, что представляет собой "оборона" и сколько денег необходимо ей обеспечить. К несчастью, военно-промышленный комплекс, о котором Эйзенхауэр предупреждал американцев более 50 лет назад, жив и здоров, и заглатывает доллары налогоплательщиков с тревожащей скоростью.

Примечание:

* —  организации, запрещённые в РФ.